Двадцатое июля - Станислав Рем

— Ничего не трогать! Руки за спину. На выход. — И стволом автомата указал им, куда следовать.

— Куда вы нас ведете? — в голосе Мейзенгера слышалась тревога.

— К моему начальнику. С ним будете решать, кому вам звонить.

Скорцени в это время созванивался с генералом Больбринкером:

— …господин генерал, штаб резервистов под нашим контролем. В Берлин прибыли бронетанковые части из Вюнсдорфа? В таком случае неплохо бы увидеть их в центре города…

Кальтенбруннер, спрятав пистолет в кобуру, молча наблюдал за тем, как инициатива медленно уходит из его рук. К сожалению, на этом празднике победы он ничего более сделать не мог. Когда же в кабинет ввалились Мейзенгер и его люди, самообладание и вовсе покинуло руководителя РСХА.

— А вы что здесь делаете? — схватил он следователя за лацканы пиджака и притянул к себе.

— Господин обергруппенфюрер, — Мейзингер ошалело смотрел на шефа, — мы выполняли распоряжение группенфюрера Мюллера. Следили за штабом резервистов. Но три часа назад нас обнаружили, и вот…

— Сколько вы здесь провели времени? — прошипел Кальтенбруннер.

— Двое суток.

Шеф службы безопасности мгновенно протрезвел и отпустил пиджак подчиненного. «Дьявол, — выругался он мысленно. — Оказывается, еще вчера, до совершения покушения, наш папаша-Мюллер уже знал, что должно произойти». Кальтенбруннер сжал кулаки: получается, его прилет в «Вольфшанце» практически ничего не решал. Воспоминания стали раскладываться по полочкам… Не успел он выйти из самолета, как ему доложили, что рейхсфюрер уже определил, кто преступник. Криминалисты, экспертиза, поиски вещественных доказательств — все это было лишь спектаклем. Хорошо сыгранным и тщательно продуманным спектаклем. И Гиммлер с Мюллером знали о покушении! А он, осёл, по возвращении в Берлин все удивлялся, почему его никто не ждет. И с кем бы ни пытался связаться, никого не оказывалось на местах. Теперь понятно: просто все уже были задействованы в том же самом спектакле. А ему отвели в нем маленькую, непонятную третьестепенную роль.

— Мейзенгер, ничего не говорите Скорцени! — Кальтенбруннер снова притянул следователя к себе и зашептал так тихо, что гестаповец едва слышал его. — Вас просто арестовали и всё. Понятно?

Следователь утвердительно кивнул. Он и сам прекрасно понимал, что сейчас лучше держать рот на замке. И слава богу, что успел открыться Кальтенбруннеру: в таких случаях не мешает иметь свидетеля, тем более из руководящего состава. Какая-никакая, а гарантия. По крайней мере у Мюллера теперь будет меньше желания ликвидировать их.

Кальтенбруннер махнул своему помощнику, и они вместе со следователями покинули помещение.

Курков снова вышел в коридор. Запах пороха и гари ударил в ноздри. Стены и потолок зияли дырами. Две чудом уцелевшие лампы тускло освещали помещение. Курков прошел к лестничному пролету. Дышать стало легче.

Свесив голову вниз, он заметил двух офицеров, одного в форме СС, а другого явно из вермахта, которые быстро спускались по лестнице, направляясь к запасному выходу. «Кто бы это мог быть?» — мелькнула мысль.

Дверь приоткрылась, и луна осветила обе фигуры. Мужчина в форме сотрудника вермахта нырнул в ночь.

Курков сунул два пальца в рот и свистнул.

— Господин капитан, кажется, вы покрываете преступников?

Шталь вздрогнул, резко обернулся на голос и вскинул пистолет.

Пуля просвистела рядом с головой Сергея. Курков бросился на пол, перехватил автомат, выставил его ствол за перила и нажал на крючок. Автоматная очередь пересекла грудь капитана сверху до низу. Шталь завалился на бок и затих.

— Кто стрелял? — Скорцени со свирепым видом выскочил из кабинета, за ним выбежали и подчиненные.

На лестнице, кроме Куркова, никого не было.

Фолькерсам спрыгнул с лестничного пролета и перевернул труп.

— Черт! Отто, Иван завалил Шталя!

Скорцени навел «шмайсер» на грудь Куркова.

— Сводим счеты, солдат?

Сергей кивнул головой вниз, на дверь.

— Капитан выпустил через запасной выход человека. Когда я его окликнул, начал в меня стрелять. — Разведчик спокойно смотрел в глаза Скорцени.

Ствол автомата уперся ему в солнечное сплетение.

— Фолькерсам, — произнес Скорцени, не отводя взгляда от русского, — узнайте у Ремера, выходил ли кто из здания? А вы, Курков, как говорят в таких случаях, вознесите мольбу Господу Богу, чтобы ваши слова подтвердились.

Ждать пришлось минуты три. Фолькерсам вернулся через злополучную дверь и доложил:

— Русский не соврал. Наши ребята схватили младшего брата Шталя, Освальда. Он сейчас у Ремера.

Рука с автоматом опустилась.

— Вам повезло, Курков. — Скорцени поставил оружие на предохранитель. — Но не думайте, что я окончательно вам поверил. Запомните, Курков: я буду проверять все ваши слова и впредь.

На сей раз Сталин не расхаживал по кабинету, как обычно. Сегодня он сидел за общим столом, чуть левее центра. Так, чтобы видеть всех.

Справа от Старкова, ближе к Хозяину, расположились Берия и Абакумов, начальник контрразведки. Слева сел Фитин.

— Итак, товарищи разведчики и контрразведчики, — тихо и с неприкрытым сарказмом проговорил Сталин, — как вы мне объясните тот факт, что покушение на Гитлера все-таки состоялось? — Старков уткнул взгляд в столешницу. — Товарищ Фитин, доложите нам, что лично вами было сделано, чтобы выполнить приказ Главнокомандующего?

Павел Николаевич поднялся, оправил китель.

— Шести нашим резидентам было поручено сообщить в Ставку Гитлера о готовящемся на него покушении любым возможным способом, но не влекущим за собой нежелательных последствий…

— Меня не интересует, кому и что вы поручили. Меня интересует, почему Гитлер так и не узнал о готовящемся на него покушении?

Фитин молчал. Ориентировочно ответ он знал: ни один здравомыслящий человек не захочет сообщать преступнику № 1, что того хотят судить. Но Хозяин такой ответ и слушать не станет. Фитин помнил, как любимец Сталина, начальник 4-го управления НКВД Судоплатов неоднократно предлагал вождю ликвидировать Гитлера, но всегда получал отрицательный ответ. Почему Иосиф Виссарионович не хотел смерти Гитлера, для Фитина оставалось загадкой. И речь шла не о суде. Где-то глубоко в подсознании он понимал: после победы Советского Союза руководитель рейха не предстанет перед судом. Неоднократно Павел Николаевич ловил себя также на мысли, что невольно, но постоянно сравнивает Гитлера со Сталиным и наоборот. И поражался порой, сколь многое сближает этих двух людей даже в мелочах. И тот, и другой предпочитали носить простую военную форму без знаков отличия, без орденов и медалей. И у того, и у другого были идентичные физические недостатки, которых они стыдились. И тот, и другой слишком категорично оценивали людей и события. Оба не переносили критику. Складывалось ощущение, будто некая невидимая нить связывает их. И стоит этой нити оборваться, обоих ждет неминуемая катастрофа.