Двадцатое июля - Станислав Рем

Знал о том и доктор Керстен. Но тоже молчал. Последний разговор с Гиммлером о судьбе евреев навел его на мысль, что если правительство Германии поменяется и изменит внешнеполитический курс, то вопрос о возвращении подданных европейских держав решится сам собой. И уже не Гиммлер будет решать судьбу евреев. А потому доктор тихо и мирно дремал теперь в кабине самолета. В то время как его босс продолжал метаться по пустынному лётному полю, выплескивая накопившиеся эмоции в сгущавшиеся ночные сумерки.

Гиммлер попытался успокоиться. Однако нервная дрожь по-прежнему сотрясала все тело, не собираясь потакать его благим попыткам. Гиммлер же меж тем каждой клеткой кожи чувствовал, что события потихоньку, тонкой струйкой, точно песок сквозь пальцы, выходят, уплывают из-под его контроля. Хотя, с другой стороны, он ведь сам приказал отключить связь, предварительно оповестив всех, что фюрер жив! И последовавшее чуть позже радиовыступление Геббельса подтвердило его слова. А иная информация и не должна была поступить в Берлин! Ее просто не было, иной информации! Но тогда откуда это неприятное ощущение, словно тебя обвели вокруг пальца?..

«Фельгибель? — Гиммлер стер платком слюну, обметавшую уголки губ. — Фельгибель… Неужели?.. Да, так оно и есть! Он мне соврал. Мятеж в Берлине начался одновременно с покушением на Гитлера! И он должен был начаться независимо от результата взрыва. Идиот! — обругал себя Гиммлер. — Ты же никогда и никому не верил на слово! А тут надо же, доверился… Впрочем, еще не все потеряно. Если фюрер выживет, то тот факт, что я находился рядом с ним, мне зачтется ему. А если нет?! К тому же одному Богу известно, что творится сейчас в Берлине…»

— Эй, кто-нибудь, — крикнул рейхсфюрер в темноту, — приведите ко мне Фельгибеля! И сбегайте к врачам, узнайте, как обстоят дела у фюрера!

Один из офицеров (кто именно — Гиммлер в темноте не разглядел) тотчас скрылся за деревьями. А спустя двадцать минут из той же темноты чей-то голос доложил, что состояние фюрера стабилизировалось, но сознание к нему еще не вернулось.

— Хорошо. Я понял…

— А полковник Фельгибель повесился, — вырос из темноты и вытянулся перед Гиммлером исполнивший его приказание офицер.

— Что значит… повесился?! Кто позволил? Почему допустили?.. — Гиммлер сорвался на истерический крик: — Как повесился?!

— На собственном ремне, господин рейхсфюрер. Виновные будут наказаны. — От страха офицер клацал зубами.

Гиммлер смачно выругался второй раз за сутки. Потом закурил сигарету. «Кажется, уже пятая за сегодняшний день, — припомнил он. — Это плохо. Значит, нервы сдают».

Докурив, прошел к самолету.

— Доктор, просыпайтесь! — крикнул рейхсфюрер внутрь салона. Однако в ответ никто не отозвался. — Вот дьявол, и поговорить уже не с кем…

«…в час, когда германская армия ведет тяжелейшую борьбу с большевизмом, в Германии нашлась ничтожно маленькая группа людей, решивших, что они смогут нанести нации удар в спину, как в 1918 году. Но на этот раз они жестоко просчитались…»

Штольц убавил громкость.

— Карл, — Гюнтер Фрейслер, обозреватель последней, спортивной страницы издания, возмущенно вскочил со стула, — сделайте громче!

— Зачем? Главное мы уже знаем: фюрер жив. А все остальное нам известно.

Фрейслер, не поленившись, подошел к приемнику и настроил его на нужную громкость.

«…во всех учреждениях рейха все остается без изменений. После ликвидации этой ничтожной клики предателей и заговорщиков мы создадим в тылу ту атмосферу, в которой нуждаются наши бойцы на фронте. Ибо совершенно недопустимо, чтобы в то время, когда на передовых позициях миллионы солдат жертвуют своими жизнями, ничтожная шайка честолюбивых и жалких тварей в тылу пыталась препятствовать их жертвенности и…»

— Как вы думаете, Карл, чем все закончится? — Фрейслер упал на стул напротив Штольца.

— Нашей победой.

— В этом я не сомневаюсь. Я спрашивал о другом. Каким образом будут наказаны заговорщики?

— Спросите об этом у палаши-Мюллера. Думаю, он сейчас именно этим и занимается.

Штольц достал сигареты и вышел в курительную комнату.

«Итак, покушение провалилось. Значит, теперь волна агрессии захлестнет всех. Хорошо, что Эльза согласилась уехать в Дрезден. Там она будет под присмотром. И в безопасности. А мне нужно срочно связаться с Вальтером, прикрыть свои тылы…» Как это сделать, Штольц продумал давно: сразу после «откровенного» разговора с Шелленбергом. В укромном месте у него лежали компрометирующие документы на шефа внешней разведки. Бумаги остались от совместной работы с абвером. А переданы были ему на сохранение Вилли Блейхером, доверенным лицом Канариса и… агентом английской разведки. Теперь следовало вернуться домой, взять их и связаться с Шелленбергом.

— Карл!.. — Фрейслер влетел в комнату и замахал руками, поперхнувшись дымом. — Всем приказано спуститься на второй этаж. К Геббельсу. Срочно.

Две недели назад весь редакторский отдел «Фелькишер беобахтер» перевели на третий этаж министерства пропаганды, чтобы быть ближе к главному глашатаю рейха.

Штольц затушил окурок, вышел в коридор, выглянул в окно и… замер. По улице сновали солдаты из батальона охраны Берлина. От сердца отлегло: все-таки они решили начать восстание.

— Товарищ капитан!

Ким оторвал голову от стола и с удивлением посмотрел на лейтенанта Гуленкова:

— Я что, заснул?

— Бывает, товарищ капитан. Вы уж простите, что разбудил, но вас вызывает к себе товарищ подполковник.

— Спасибо. Уже иду.

Ким шмыгнул в угол, к умывальнику, зачерпнул кружкой воду из ведра, плеснул на лицо. Ну вот, совсем другое дело. Сколько же он, интересно, проспал? Ким посмотрел на часы: подумаешь, всего-то двадцать минут. А сколько не спал? Подумаешь, всего-то двое суток. Говорят, пытка сном, вернее, лишением сна, — самая тяжелая для любого подследственного. «В таком случае, — подумал Ким, — моя жизнь ничем не отличается от тюрьмы».

Старков, судя по его виду, не спал и того боле: глаза превратились в щелочки, лицо посерело, плечи поникли.

— Спал?

— Немного. — Ким сконфуженно опустил глаза.

— Это плохо, что немного. Потому как сегодня больше спать не придется. Два часа назад по радио выступил Геббельс. С сообщением о покушении на Гитлера. Так что теперь потребуется твоя голова. И не только твоя. Через три часа САМ собирает совещание. Фитин поручил мне сделать анализ происходящих событий…

— Гитлер жив?

— Ранен. Насколько серьезно, еще не известно. — Старков кивнул на дверь: — Сходи к шифровальщикам, узнай, нет ли чего для нас. И мухой обратно. Не задерживайся.