Красная тетрадь - Екатерина Мурашова

«Послушайте, Андрей Андреевич… (ее лицо вдруг сделалось настолько развоплощенным, что мне, видимо, следовало бы немедленно что-то предпринять. Опасаясь грядущих из того неудобств, я не предпринял ни-че-го)… Моя тетка, Марфа Парфеновна, ходит к Вериным детям, как на службу. Я этого ни понять, ни простить ей не могу. Так вот, она со слов Веры передала отзыв Софи Домогатской о нас: «Беда обеих женщин Гордеевых в их жажде и одновременно невостребованности Богом». Есть ли, на ваш взгляд, в этом хоть что-то? Или – пустое?»

«Пустое. Я уверен, что пустое. Не Домогатской решать за Бога. Забудьте».

Но что, если это невостребованность любовью? И дерзкая атеистка Софи всего лишь метнула своей конфидентке Вере прозрачную для обеих метафору? Тогда – как?

«Простите. Я не должна была спрашивать и задерживать вас. Вы желали откланяться…»

Всегда к вашим услугам…

«Милая Софи!

Позвольте, несмотря на все прошедшие годы, обращаться к Вам как встарь. Иначе от казенной официальности потеряется весь смысл и подлинное содержание моего послания. «Софья Павловна Безбородко» – я и не знаю этой женщины, также, как Вам неизвестна Марья Ивановна Опалинская. Какова Вы теперь? Я могу только догадываться.

Окольным путем знаю об изменениях в Вашей жизни и спешу поздравить: с замужеством и с рождением сына. Как мать, прекрасно понимаю, что с этим счастьем даже и близко ничего поставить нельзя. Мой Шурочка меня радует ежедневно и ежечасно, конечно – и у вас также.

Надеюсь всемерно, что с мужем Вашим Вас связывают самые искренние и прочные чувства, впрочем, иного я для Вас, с Вашим темпераментом и внутренней решимостью, даже и вообразить не могу.

Мне же Господь отпустил достаточно удачи с Митей. Мой муж меня всегда и во всем поддерживает, и очень любит нашего сына Шурочку. Так всегда было, но тем более это важно нынче, когда дела наши идут далеко не блестяще. Пески на приисках почти истощились и надо что-то решать. Подряды и прочее оставшееся от папеньки хозяйство имеют место, и даже приносят вполне достаточный для жизни доход, но все же я никак не могу отрешиться от ответственности за то, что станет с людьми, коли мы прииски закроем. Все, в том числе и Митя, корят меня за это: «что, мол, тебе за дело?», – а мне вот теперь (напрасно может, что я о Вас знаю!) кажется, что Вы бы, Софи, меня поняли и в моей решимости и тревоге поддержали. Я уж думала об организации иного какого производства в Егорьевске. Каинск в центре Барабинской степи – городок наподобие Егорьевска, даже и по численности народонаселения, а в нем – три ярмарки, два десятка лавок, две банковские конторы, винный завод Ерофеевых (впрочем, это у нас тоже, попечением Алеши и вашей Веры, теперь есть – да только к благу ли?). Далее – кирпичное, кожевенное, салотопенное, мыловаренное производства. Три мельницы, шесть маслозаводов, при них контора Сибирских маслоделов, и единственная на всю Сибирь лаборатория по молочному хозяйству. Отчего у нас не так?

Я уж словно наяву слышу Ваш резкий, торопливый, низковатый для хрупкой фигурки (сохранилась ли Ваша удивительная талия после родов? У меня – увы, расползлась, особенно снизу, что твоя квашня!) голос:

– Ну, Машенька, за чем же дело стало? Что вы жалитесь – делайте скорее! Хоть мыловаренное, хоть салотопенное… или что там у вас еще!

Увы мне, Софи! Коли был бы жив Иван Парфенович, так он и не замедлил бы пустить все в ход, развернуть дело хоть в одну сторону, хоть в другую. Но я-то – не он! Я ж и на лодке-то толком с веслами управляться не умею. А рулить в шторм папенькиным кораблем мне и вовсе не под силу кажется. Да еще вести его незнаемым путем, на котором и фарватер не размечен и маяки – абы как… У Вас уж следующий вопрос на подходе:

– А что ж мужчины ваши? Петр Иванович? Дмитрий Михайлович?

Петя все тот же. Охотник и следопыт. Не дурак выпить. Счастливый отец трех диковатых, но впрочем, вполне здоровых и бодрых малюток. Как-то договаривается и по-своему обожает Элайджу (замужество и материнство не изменило ее, и уж ничего, по-видимому, не изменит). Но – и только. Делами занимается, скрепя сердце и едва ли не скрежеща зубами. Ждать от него предприимчивости и каких-то инициатив, что летом в степи – снега.

Митя же… Не знаю, имею ли право писать, но ведь Вам-то – все равно, что в никуда. За все семь лет только одно письмо от Вас и получили, и уж вряд ли еще придет.

Боюсь, как бы обрушившиеся на него волею судьбы испытания не сломили в нем чего-то главного, того, на чем в человеке все и держится. При том и не испытания сами по себе (любой, даже самый сильный, но короткий удар, он, по-моему, выдержал бы с честью), а вот это состояние неопределенности, бесконечно длящейся и незнаемой опасности, если Вы еще помните и понимаете, о чем я говорю.

Уже который год в лесах наших промышляет и бесчинствует банда Сергея Алексеевича Дубравина, иначе именуемого Черным Атаманом. Каково? Знаю, что Вы Митю нынче не любите и любить не в силах, но все же – попробуйте вообразить себе его жизнь…

Я поддерживала и поддерживаю его как могла. Иногда мне мнится страшное: как будто бы мои к нему чувства, о которых я думала – на всю жизнь хватит и еще с запасом останется – сносились, словно дорогое, шелковое, в кружевах белье (вполне в Вашем духе сравнение, согласитесь). И что ж? Спасаюсь пока искренней молитвой и покаянием.

Владыка Елпидифор, Божьим произмышлением и на мое счастье, жив, и каждая с ним беседа – как обожженное место в прохладную воду опустить. Жжет сначала, а потом – такое облегчение несказанное… Каждый день молюсь Господу, чтоб дал ему здоровья и долгих лет жизни! Остальные же наши священники суетны и в мирском погрязли, взять хотя бы и то, что ждут не дождутся, когда владыка представится.

Вы помните, быть может, что поповна Аграфена, дочь отца Михаила, при Вас уже была помолвлена с семинаристом Андреем, сыном священника Успенской церкви в Ялуторовске. Так вот, теперь Андрей закончил семинарию, женился на Фане и был рукоположен. Отец Андрей – странный молодой человек, и странных для священника взглядов. Но при том – честен и в делах веры христовой радетелен вполне. Не последняя роль в его странностях принадлежит усилиям господина Коронина со товарищи, ну да Бог судья им всем. Если говорить кратко, то отец Андрей покудова помогает в соборе владыке Елпидифору, который его всячески привечает, и необычности взглядов, кажется, не замечает вовсе. Теперь, стало быть, вопрос места. Оба отца-священника, Андрея и Фани, метят после смерти владыки понятно куда. А он как бы не захотел молодого Андрея. К мнению старейшего владыки, сами понимаете, здешние церковные власти поневоле прислушаются. Стало быть, конфликт отцов и детей, как у господина Тургенева. И так это суетно и для души неприятно… Ведь в церковь-то и ходишь за утишением страстей мирских! А тут как позабудешь, если то Фаня прибежит пожалиться, то тетенька Марфа с Ариной Антоновной, женой отца Михаила, поговорит, а после все обстоятельно перескажет…