Бомаск - Роже Вайян

— Маргарита тебе не подруга, — вдруг заявил Красавчик.

Я ждал, что Пьеретта рассердится, но она со смехом сказала:

— Вы послушайте только — говорит, как настоящий муж.

Ужин получился почти роскошный — без вечных консервов и яичницы: был суп и картошка по-савойски. Пьеретта еще до моего прихода поставила ее в духовку «томиться», обваляв предварительно в сухарях.

После ужина Пьеретта стала мыть посуду, а мы с Красавчиком распили еще бутылку вина. Он поделился со мной своими планами. Как только развод Пьеретты будет оформлен, они поженятся и возьмут к себе маленького Роже. На этом, как мне показалось, настаивал Красавчик.

Они проводили меня до ворот поселка. Красавчик был без пиджака, в одной рубашке с короткими рукавами — по итальянской моде.

— Добрый вечер, Пьеретта, добрый вечер, Бомаск, — говорили встречавшиеся нам по пути люди.

Выйдя на шоссе, я оглянулся. Пьеретта стояла, прижавшись к Красавчику и обвив его рукой.

Они помахали мне на прощанье.

3

В конце июля Пьеретта убедилась в своей беременности. Ребенка решили оставить. Красавчик даже мысли не допускал, что может быть иначе. Да и у самой Пьеретты сохранились мерзкие и мучительные воспоминания о визите к некоей особе, к услугам которой ей пришлось прибегнуть еще при жизни с Люсьеном, через год после появления на свет Роже.

В начале августа фабрика закрылась на две недели. Первую свободную неделю Пьеретта провела в Гранж-о-Ване. Ее все время тошнило. Она подходила к зеркальному шкафу стариков Амаблей и подолгу рассматривала свои набрякшие веки и темные круги под глазами. Даже самый пустяковый подъем стал ей теперь не под силу. Она не гоняла на пастбище коров, хотя обещала помочь тетке. Теперь ей хватало сил только на прогулки с сыном. Роже явно предпочитал играть со сверстниками. Он дичился мамы, которая всегда занята какими-то своими делами и совсем чужая. Да и сама Пьеретта не знала, о чем с ним говорить. С сыном она чувствовала себя словно гостья, которую пригласили на бал, а она не умеет танцевать и ей стыдно за свою неумелость.

Два раза были сильные грозы, наутро все луга покрылись пухлыми белыми грибами, будто отсыревшая и теплая земля пошла пузырями. Впервые в жизни Пьеретта с отвращением глядела на родной Гранж-о-Ван.

Сейчас, ожидая второго ребенка, она чувствовала себя беззащитной, словно часовой, которого захватили врасплох и вырвали у него из рук оружие. Она удивлялась — ведь она должна бы быть счастлива. Потом она вспоминала, что почти для всех ее знакомых женщин беременность и материнство были несчастьем, первым шагом к покорности, концом борьбы. «Когда-нибудь все это станет иначе, ведь это уже и стало иначе на одной трети земного шара», — думала она; но она слишком устала, и ей не удавалось, как обычно, связать события своей личной жизни с социалистическим будущим. И Пьеретта порой спрашивала себя, уж не урод ли она.

Сдав на сыроварню молоко, Красавчик возвращался на своем грузовичке в Гранж-о-Ван, но уезжал оттуда с вечера, так как работа его начиналась еще до зари. Пьеретта радовалась, что снова проводит ночи в одиночестве. Было жарко. Она сбрасывала с себя все, даже простыню. Но сон не приходил, читать не хотелось, она впадала в полудремоту, и сразу же ей представлялось, как огромные грибы, заполонившие все вокруг, внезапно начинают бесшумно лопаться; она просыпалась в холодном поту, натягивала на себя одеяло и еще долго дрожала в белом отсвете зарниц. Ее часто мучил один и тот же кошмар; она превратилась в гору, а гора превратилась в нее, Пьеретту. Их обоих подтачивала вода, размывала какая-то жидкость; ей хотелось крикнуть, но ее давила тяжесть лежащей на ней земли и утесов.

Когда старики Амабли узнали, что у Пьеретты будет еще ребенок, они смирились и стали принимать Красавчика как будущего зятя. Они не теряли надежды посадить его на землю: итальянцы хорошие работники, значит, беда невелика. В субботу вечером Красавчик остался ночевать в Гранж-о-Ване, так как в воскресенье объезд совершал другой шофер. За обедом ему удалось развеселить стариков. Он рассказывал, как в Кампанье виноградные лозы сажают под деревьями и побеги взбираются высоко по стволу, как на амальфитенском побережье рыбаки ловят осьминогов: спускают на песчаное дно клубок булавок и потом дергают за веревку, чтобы он вращался волчком.

Пьеретта медлила идти спать. Голова и сердце властвовали над ее страстями. Она испытывала наслаждение только тогда, когда страсть неожиданно переполняла ее, как в то утро, на вершине горы, когда Красавчик стал ее любовником. Тем не менее она и сейчас чувствовала себя счастливой оттого, что он с ней. Такой сильный, спокойный и уравновешенный человек, к тому же он мастер на все руки, любая профессия ему по плечу, из любого положения найдет выход; так хорошо прижаться к нему, идти с ним под руку, особенно на глазах всего Клюзо: ведь благодаря ему она вновь сдружилась с Маргаритой, сошлась ближе с соседями, и Пьеретта испытывала признательность к Красавчику за то, что стала наконец такой же женщиной, как и все прочие.

Пока Бомаск не знал Пьеретты, он любил стольких женщин, всех, всех женщин, так легко добивался их любви, что придавал мало значения самому обладанию. Сплошь и рядом оно было для него лишь своего рода подтверждением, как бы подписью, которой скрепляют нотариальный акт, доказательством того, что отныне он может ни в чем себе не отказывать. Он вел себя как и всякий другой мужчина, но особенно ценил непринужденные отношения, доверительный шепот, шуршанье юбок, которые он имел теперь право измять, радость от прикосновения к нежной женской коже, кудрям, к которым было так приятно прильнуть лицом. Однако, когда он поселился с Пьереттой как с женой, итальянские привычки взяли верх, и он считал вопросом чести исполнять свой долг, который, по его мнению, состоял в ежедневном отправлении супружеских обязанностей.

Опять надвигалась гроза. «Я себя неважно чувствую», — сказала Пьеретта. Когда Красавчик проснулся, он увидел, что она лежала на коврике у постели, плотно закутавшись в одеяло. Такое необычное поведение жены он объяснил беременностью.

В понедельник пришел толстяк Жан помочь старикам на уборке. Он взял на железной дороге недельный отпуск. Дверь в комнату Пьеретты не запиралась; она заснула, но вдруг ее разбудило грубое прикосновение чьих-то рук. Она вскочила, вырвалась из чужих объятий и только тут заметила, что стоит полуодетая на коленях в смятой постели, и различила в сиянии луны нескладную фигуру Жана.

— А ну убирайся, — прошипела она.

— Чем я хуже твоего макаронщика? — возразил он.

Жан изрядно выпил со жнецами и еле ворочал языком.

— Вот я скажу своему макаронщику, он тебе живо мозги вправит, — сердито бросила Пьеретта.

За дверью раздался хохот. Оказывается, Жан побился об заклад со жнецами, что он поладит с Пьереттой.

— Ну что ты, что ты? — примирительно твердил он. — Я же ничего дурного тебе не сделал. Почему ты не хочешь? Ведь как-никак ты мне родня.

Спотыкаясь на каждом шагу, он вышел прочь. Пьеретта заставила дверь комодом. Она думала: а вдруг дядя, спальня которого помещалась в другом конце дома, тоже был посвящен в тайну этого пари? На следующее утро Пьеретта уехала в Клюзо.

Конец лета выдался неустойчивый, жаркие дни сменялись грозовыми, ночью густые туманы скатывались в долину Клюзо. Вечерами Красавчик и Пьеретта, обнявшись, подымались по узенькой тропке, вившейся вокруг виноградников, по пути им попадались другие парочки, и это были самые прекрасные минуты.

В сентябре все болезненные явления, связанные с началом беременности, исчезли. Красавчик и Пьеретта по-прежнему ходили каждый вечер в виноградники; внизу, у их ног, стены фабричных корпусов, залитых лунным сиянием, отражались в зеркале Желины, а река, полноводная, как канал, текла меж двух набережных, построенных попечениями АПТО. По возвращении домой приходилось удовлетворять мужское самолюбие Красавчика. Но к Пьеретте вернулся сон, и она засыпала счастливая, прижавшись к его мускулистому плечу, обыкновенная женщина, такая же, как и все прочие женщины. Она даже полюбила возиться на кухне.

Фредерик Миньо, почтовый инспектор и секретарь секции коммунистической партии в Клюзо, взял отпуск во второй половине августа. Он решил поехать вместе с Раймондой к своему товарищу по партизанскому отряду, ныне виноградарю и муниципальному советнику маленького городка в департаменте Эро.

Битвы, шедшие там, показались Миньо куда более напряженными, чем в Клюзо. Коммунисты возглавляли борьбу, которую повели сельскохозяйственные рабочие и мелкие землевладельцы против политики правительства, ущемлявшей интересы виноградарей. За две недели Фредерик участвовал чуть ли не в шести демонстрациях. Местные жители организовали пикеты на дорогах. Союз республиканской молодежи Франции покрыл огромными надписями все стены. Миньо присутствовал на собрании, посвященном речи Маленкова на XIX съезде КПСС; прения длились до часу ночи — словом, «идейный уровень» был здесь несравненно выше, чем в районе, лежащем между Роной и Эн.