Сарматские хроники-2. Спецназ поневоле - Евгения Говоркова-Никифорова

– Что ж, князь, я уговор выполнил. Назовёшь ли ты меня победителем? Всё честь по чести – ТАК ведь в твоей дружине говорят?…

Тяжёлый взгляд правителя не сулил ничего хорошего, однако именно сейчас идти на попятную ему было не с руки. Имидж справедливого владыки ещё никому не был во вред, а деться с площади проклятому сармату всё равно некуда!

– Верно молвишь, волк, честь по чести… И СЕЙЧАС я называю победителем тебя! – с расстановкой произнёс князь, поднимаясь на ноги. – Владей!!!

Кто-то из подручных, топтавшихся сзади, протянул ему меч в ножнах, богато украшенных серебром с вкраплениями мелких самоцветов. Правитель поднял оружие на вытянутых руках над головой, а затем, спустившись с крыльца, вручил сармату, склонившемуся в коротком учтивом поклоне.

Тот вновь повернулся к толпе, одним движением выдернул клинок из ножен и поднял его над головой, наслаждаясь идеальной балансировкой оружия и его блеском в лучах солнца, перевалившего далеко за полдень. Зрители, примолкнувшие было в торжественный момент, восторженно завопили с новой силой. Князь, тяжело поднимаясь обратно на крыльцо, буквально спиной ощущал эти крики, морщась, будто от физической боли. Усаживаясь в кресло, он незаметно подал знак сотнику, маячившему с угла терема и ожидавшему указаний. Дружинники, расположившиеся вкруг площади, медленно начали движение, постепенно сжимая кольцо.

Слева, со стороны стоявшего чуть поодаль другого строения, низкого и длинного, уже было выкачено несколько больших бочек с брагой и пивом, накрывались нехитрой снедью столы, и основная масса зрителей направилась туда продолжать праздник, с живостью обсуждая подробности сегодняшних событий. Зрелище они посмотрели, теперь хотелось хлеба, а лучше – чего-нибудь покрепче и повеселее. Никто из сторонников, даже самых ярых, не осмелился приблизиться к сармату, ненадолго оставшемуся в одиночестве.

Заткнув за пояс подаренный меч, Майпранг нагнулся за брошенным на землю перед поединком оружием, исподлобья настороженно наблюдая за манёврами княжеских воинов, а потом вдруг быстро взбежал на крыльцо, снова оказавшись рядом с князем. Мало того, четверо веселящихся неподалёку смердов вдруг скинули драные холщовые рубахи, под которыми скрывались тёмно-красные воинские одежды и оружие, и через мгновение стояли рядом с вожаком. Пятый, верзила неимоверного роста, скрывавшийся до сих пор в тени разросшегося куста чубушника, сорвал лохмотья с капюшоном, красовавшиеся на плечах, и присоединился к ним. Стоявшая в карауле пара ратников была обезврежена, и в грудь князя упёрлись острия четырёх акинаков.

Такой поворот оказался неожиданным не только для правителя, внезапно оказавшегося в заложниках, но и для дружины. Ратники продолжали медленно приближаться с оружием наизготовку, но теперь смотрели на волков-воинов, окруживших правителя, с опаской…

– Пранг! Потир у меня!!! – Аглая решилась наконец высунуться наружу, толкнув тяжёлую дверь.

Встретившись взглядом с округлившимися жёлтыми глазами напротив, она смущённо улыбнулась и торжествующе похлопала по кожаной сумке, висящей через плечо.

– С-сука!!! – с ненавистью прошипел князь, немедленно получивший по физиономии.

– Говорил я тебе, вожак: где какая заварушка – там и ищи её! – усмехнулся Богдан, кивая в сторону Аглаи. – А теперь тикать пора!!!

– Куда??? – Майпранг многозначительно мотнул головой в сторону приближающихся к крыльцу со всех сторон ратников.

– Да хоть куда!!!

– Князя дорогого с собой берём! – сармат в упор посмотрел в полные бессильной злобы глаза заложника, а потом ткнул рукояткой меча в сторону дубовой двери.

Кормчий согласно кивнул, потом захватил шею князя некрепким удушающим захватом, приводя того в беспамятство, приподнял бесчувственного правителя, бесцеремонно закинул на плечо и шагнул внутрь терема.

– Быстро!!! – не теряя драгоценные мгновения, шестеро сарматов, втолкнув вперёд себя Аглаю, ретировались вслед, закрывая за собой тяжёлую дубовую дверь, в которую снаружи со свистом воткнулось несколько стрел…

…В княжеском тереме в противоположность с солнечной улицей было тихо и сумрачно. В узкие окна доносился весёлый шум недалёкой пирушки – по-видимому, горожане даже не поняли толком, что произошло. Зато воины-волки понимали очень хорошо – они в западне! Заложив двери тяжёлым засовом, они настороженно оглядывались по сторонам. Аглая тронула Майпранга за рукав:

– Здесь Марк!

– ЗДЕСЬ??? – вожак недоверчиво взглянул на неё.

– Ну… не совсем здесь… В подвале… Князь пытал его, хотел, чтобы он нас выдал…

– А он, стало быть, не выдал? – полуутвердительно произнёс Майпранг, нахмурившийся при слове «пытал».

– Сказал, что не выдал и не выдаст… , – тихо ответила Аглая, внезапно понимая, что даже если они очень захотят спасти Марка – всё равно не получится. Самим бы выбраться!…

– Так у князя что – казематы да пыточная прямо под горницей??? – недоверчиво фыркнул кто-то из волков.

– А наш князьюшка удобства любит – чтобы не ходить далеко! – подал голос Богдан и двинулся вперёд, показывая дорогу – кормчему приходилось раньше бывать в княжеском тереме, и он тут худо-бедно ориентировался.

Лестница вниз обнаружилась неподалёку от противоположного входа в здание. Двери на улицу, к счастью, тоже были заперты на засов, однако с противоположной стороны слышалась какая-то подозрительная возня и приглушённые голоса – видимо, дружинники планировали в ближайшее время покончить с этим препятствием. В окна поодиночке никто пока соваться не рискнул – и на том спасибо!…

Лестница в подвал Аглае уже была знакома. Внизу у её подножия в неровном свете факелов по-прежнему лежали два мёртвых тела – Чеславы и мужика-охранника. Богдан торопливо перекрестился свободной рукой, а Майпранг хмуро взглянул на Аглаю, ожидая объяснений.

– Боярыня помочь хотела… И помогла! – печально произнесла та. – А эта сволочь её убила!…

– А саму сволочь, значит, убила ты! – чересчур ровным голосом подвёл итог вожак.

Аглая пожала плечами и, перешагнув через труп, молча указала на дверь, за которой находился Марк.

Византиец был в беспамятстве. Руки, неестественно вывернутые на дыбе, висели плетьми, потёки крови запеклись на лице, плечах и груди, а на спину, исполосованную бичом, было страшно смотреть…

Воины-волки на мгновение замерли, недоверчиво-изумлённо уставившись на человека другого роду-племени и чужой с ними веры, принявшего за них мучения и готового умереть. Богдан чертыхнулся, потом прямо на грязный пол в углу свалил с плеча, как куль, сомлевшего князя, упомянув при этом его ближайших родственников.

На то, чтобы расцепить кандалы, сковывающие руки Марка, у кормчего ушла пара минут. Он подхватил катепана и с величайшей осторожностью опустил на кучу соломы у противоположной стены. Кто-то из сарматов скинул с себя рубаху, чтобы прикрыть раны византийца, другой уже отстёгивал от пояса небольшую флягу с чистой водой… У Аглаи ёкнуло в груди: ну, конечно! Волки-воины! Оборотни, душегубы и лиходеи, которым чуждо всё человеческое!!!…

Она плюхнулась на колени рядом с соломой и, оторвав полу рубахи, попыталась вытереть кровь и грязь хотя бы с лица Марка. Византиец шевельнулся и тихо застонал. Аглая поднесла к его губам фляжку, он сделал пару глотков и открыл