Между нами. На преодоление - De Ojos Verdes

что Мирон представляет меня кому-то с таким же пренебрежением, и начинаю стонать от досады в голос. Ясное дело — это безумно неприятно, если не сказать обидно. Когда мы остались одни, я подсознательно ждала чего-то жесткого от Мира, но он удивил. Никаких выяснений, ультиматумов и прочего. И вот от этого ещё паршивее на душе. Будто я подвела его, заслужила наказание, но получила лишь ментальное порицание.

Примерно через час перед закрытием ресторана я строчу несколько предложений завтрашнему администратору, предупреждая о работах с вентиляцией, которые продолжатся утром. С облегчением отмечаю, что Альберт с Арсеном уехали. И сама плетусь на парковку, где меня ждет Ольховский.

Мрачный и сосредоточенный, он плавно ведет машину и совершенно не смотрит в мою сторону. Десять минут в этой гнетущей тишине подводят меня к черте, и я практически готова плакать от беспомощности.

— Я растерялась, — начинаю тихо, уперевшись взглядом в собственные колени. — Это мой бывший муж, мы с ним больше десяти лет не виделись. Он живет сейчас в Москве. Один раз случайно пересеклись где-то полгода назад, да и всё. Ты хотел, чтобы я с ходу кинулась ему объяснять, кто ты для меня? — Не вижу проблем, — отзывается ровно. — Кстати, а кто я для тебя? — Сосед ненавистный! — язвлю, распаляясь от его тона. — Вау, иду на повышение. Поставщик. Сосед. Глядишь, пока доедем, получу новое звание. — Мир, пожалуйста! — Брось, Адель, — он поворачивает ко мне голову, и я тут же приподнимаю свою, чтобы взглянуть ему в глаза. — Ты не растерялась. Ты всего лишь привыкла замалчивать то, что между нами. Брат, вывший муж, друзья, коллеги — кто-нибудь в курсе наших отношений? Нет. Знаешь, я немного устал идти на преодоление. Дурные капризы во имя чего?..

Возвращает внимание на дорогу и больше не заговаривает.

Я прокручиваю эти слова и сникаю всё больше и больше. Ольховский прав. Проблема исключительно во мне. В моих комплексах и барьерах. Я боюсь всего: осуждения своей родни, непринятия окружением Мира, разбитых иллюзий. Если мы расскажем всем, это значит, что перейдем на новый уровень. Серьезный, официальный. И что потом? Всё обострится, от любого негативного исхода будет только больнее. Смогу ли я пережить в будущем момент нашего расставания? Пережить достойно?

Я десятки раз объясняла Мирону, что сходиться и расходиться, менять партнеров — это норма в его мире, а не моем. Рассказывала, какие нравы среди родни. Какая мама. У нас, черт возьми, до сих пор секс приветствуется только после свадьбы. Да я прихожу в ужас от одной только мысли, что придется отвечать на шквал неприличных вопросов о нашей связи.

Да, да, и снова да: я не могу убить в себе это. Не могу сломать блок. Не могу переступить через страхи и выбрать мужчину, который очень нравится. Вот такой я трусливый человек. И скрываться мне легче.

Наверное, ещё чуть-чуть… и ему надоест терпеть мои странности. А, может, уже. Уже сегодня — всё?..

Добираемся в безмолвии, действия автоматические: подъезд, лифт, лестничная площадка. Синхронно движемся в разные стороны к своим квартирам.

— Мне надо принять душ и переодеться, — сообщает негромко Мир, отпирая дверь.

Я лишь слабо киваю и кусаю губу в бессознательном порыве сдержать подкатившие слезы. Принять душ и переодеться. Раньше ничего не мешало ему делать это у меня. Захожу домой, разуваюсь и сразу иду в ванную. Под горячими струями можно обмануть себя, сделать вид, что по щекам бегут именно капли воды.

Как бы мне хотелось быть другой — легче, увереннее в своих силах, смелее в поступках. Без раздумий довериться Миру, плыть по течению и не печься о последствиях.

Когда выхожу, в комнате всё ещё пусто. Понимаю, что он уже не придет. Апатично разглядываю пространство, оно без него вдруг кажется чуждым. Хотя это моё пристанище. Но я слишком привыкла, что мы с ним засыпаем здесь. Едим здесь. Смеемся здесь. Занимаемся любовью здесь.

Запираю дверь и ложусь, подрагивая от холода, источник которого глубоко внутри. Опять это состояние потерянности, никчемности и ненужности.

Дурацкие слезы никак не прекращаются. Больно дышать от спазмов, сковывающих грудную клетку.

Боже, какое я ничтожество… Глупое, боязливое и унылое существо. Запутавшееся в собственном поведении.

Стаскиваю наушники с тумбочки, продеваю в уши, включаю подборку мелодий для сна с надеждой поспать хотя бы немного, и активирую авиарежим.

Разрывает от пустоты. Подтягиваю ноги к груди и обнимаю колени.

Знаю же, что неправа… а поступить иначе просто не могу. Нет во мне ресурсов и веры в себя. Веры в то, что вывезу, осилю. Не сломаюсь.

Музыка меня не успокаивает, хоть и мелодичная. От неё терзания только ярче, будто попадает под настроение — грустно, нестерпимо и жгуче… И одеяло не греет, продолжаю мелко трястись. Лежу в темноте и наполняюсь ненавистью к себе.

Когда в какой-то момент чувствую прикосновение к плечу, сердце от страха ухает в пятки. Захлебываюсь вдохом и выскакиваю из постели, бросаясь к выключателю. Комната озаряется светом и являет мне… Мирона.

Уверенная, что у меня галлюцинации, крепко зажмуриваюсь и выдергиваю наушники. Начинаю сходить с ума, видимо.

— Тише-тише… прости, что напугал.

Распахиваю веки и смотрю перед собой. Ан нет, картинка не исчезла, ещё и говорит. Я проплакала около часа, извилины иссохли, голова в тумане и побаливает. Не удивительно, что перестроиться на реальность сложно.

Мир делает несколько шагов, обходя кровать, и осторожно обнимает меня.

— Ты как сюда попал? — доходит наконец. — Я закрыла дверь!

— Я в курсе. Столько стучал.

Эйфория от его присутствия не дает сосредоточиться, со счастливой улыбкой жмусь к нему сильнее. Пришел! Он здесь!

А потом я застываю, уловив небольшой сквозняк. И по-настоящему осознаю происходящее.

— Ты с ума сошел?! — отталкиваю Ольховского и подлетаю к открытой балконной двери. — Мир, ты сумасшедший?!

Он пожимает плечами и присаживается на кровать, наблюдая за моими метаниями.

— Там всего полтора метра расстояния между…

— И несколько десятков! — перебиваю в ужасе. — Вниз!

Кроет волной паники. Что за псих?! А если бы сорвался? Если бы разбился?

Невыносимо от одной лишь мысли.

Подбегаю и падаю к нему на колени, обхватывая мужское лицо трясущими руками. С дичайшим грохотом в ушах вглядываюсь в красивые дымчатые глаза.

— Зачем такое вытворять? Ну зачем, Мир? — кажется, снова реву, но теперь уже от испуга.

— За этим, — большими пальцами стирает влагу с