Между нами. На преодоление - De Ojos Verdes

А уже потом — от внутренних убеждений, характера. И меня восхищает подобное проявление в людях. Подкупает, что деньги, власть, возможности не портят их. Уникально в наши дни.

Успеваю помыть посуду и принести новую порцию морса, пока Мирон измеряет температуру.

— Тридцать семь и пять. Все же продлю свой больничный на пару дней, чтобы не оставлять тебя одного.

Мне завтра уже надо выходить на смену, но душа не лежит к этому. Совесть не позволяет бросить страдающего Ольховского.

— Отлично, — не скрывает своего довольства. — Иди, полежи со мной немного.

Аккуратно пристраиваюсь рядом и тут же попадаю в плен, стискиваемая мужскими руками. Устраиваюсь на его плече и тоже закрываю глаза.

— Что-то не так? — Мир кладет горячую ладонь на мою щеку.

Качаю головой в отрицании.

— Ты будто чем-то загружена.

— Встреча с твоим сыном была неожиданной. Я растерялась.

Хмыкает.

— Этот гаденыш велел скинуть ему «номерок Кудряшки», когда разойдемся с тобой.

— Чт-то? — резко приподнимаюсь и заглядываю в смеющиеся серые глаза. — Что за нелепые шутки, Мир?

— Если бы шутки, — цокает весело. — От осинки не родится апельсинки. Да расслабься ты, я порычал на него, все нормально, больше никаких посягательств.

Не могу объяснить, почему мне так неприятно. Ну, вроде... радуйся, ты понравилась молодому привлекательному парню, а что спишь с его отцом — это ничего. Бывает. И такая злость берет оттого, как Ольховский натуральным образом стебется надо мной, что с особой язвительностью мстительно наставляю:

— А ты, кстати, обязательно скинь номерок. Шанс быть в тренде нельзя упускать. Никита младше всего на семь лет, идеально впишемся в модные тенденции. Мне подходит, я согласна. Да ещё и крепкий, красивый. — Угомонись, — ощутимо напрягается Мирон, растеряв шутливый тон. — Мне не нравится твоя реакция. — Мне тоже много чего не нравится. В частности — этот разговор. — Пацан просто дразнил меня, такой характер.

Берем короткий брейк, взглядами выжигаем друг на друге разные оттенки раздражения.

— Зря я тебе сказал. Ты явно чем-то обеспокоена и усложняешь.

— Конечно, обеспокоена! — огрызаюсь приглушенно, — не каждый день имею «удачное» знакомство с сыном своего... — спотыкаюсь, подыскивая подходящее определение. — Своего любовника!

Аж саму передергивает от этой фразы.

Мирон морщится и ведет головой в сторону, будто пытаясь скинуть с себя услышанное. Затем выдыхает продолжительно и с хрипом.

— Сама убежала, не дав вас познакомить, Адель. Снова твои страхи, пунктики по поводу конспирации, неразглашения отношений, — видит, что хочу возразить, но пресекает жестом и прикрывает веки, откидываясь на подушку. — Я устал. Давай помолчим.

И мы молчим.

33. Когда у зебры заканчиваются белые полосы

Закон подлости в моей жизни занимает заслуженное почетное место.

Ещё два дня Мир чувствует себя неважно, я ухаживаю за ним, как и раньше, но былая легкость рассеивается. Не заостряем внимание на этой теме, каждый остается при своем.

На третий день ему становится лучше, я с чистой совестью закрываю больничный и вскоре приступаю к работе.

«Оазис» с приходом весны набирает обороты после небольшой зимней спячки. Январь и февраль всегда немного сонные, статичные. Люди отходят от Новогоднего ажиотажа, в том числе и финансово, поэтому первые месяцы года — затишье, раскачка.

На второй день после возвращения вижу Богодухова за тем же столиком у окна и пару минут тайком наблюдаю за их с Радой переглядываниями. Забавные. Тянет же друг к другу, а всё продолжают «мариноваться». Я нашей певице вопросов не задаю, дабы не смущать. А вот Мирона как-то спросила об Александре. И получила заливистый смех в ответ на предположение, что тот — криминальный авторитет. Меня заверили, что Богодухов работяга, поднявшийся с низов, но бизнес ведет жестко и бескомпромиссно, поэтому получил несколько покушений, отчего теперь ходит с охраной. Они с Ольховским партнеры в каких-то проектах и давно знакомы. Хорошие приятели — так обозначил это Мир.

И неудивительно, что спустя час к Александру присоединяется Мирон собственной персоной. Неудивительно, но я все равно удивляюсь и растерянно хлопаю ресницами, упуская нить разговора с барменом, с которым стою.

Ольховский ищет меня глазами по всему залу. А найдя, широко улыбается. Не сдерживаюсь и отвечаю ему тем же. Оба оттаяли к этому моменту, не злимся, не игнорируем специально.

Я с головой ухожу в обязанности. Во время моего отсутствия произошла накладка с вытяжкой в кухне, разбираемся. Габил приезжает ближе к девяти, маячит на заднем плане, предпочитая находиться на нейтральной территории — в своем кабинете. Мне становится смешно от мысли, что опасается Мира.

Вспоминаю, как после того знакового отпуска всё хотела поднять тему поведения шефа, но хорошенько подумала и не стала. Просто отпала нужда. О чем с ним говорить? Мне и добавить нечего было, и если этот мужчина снова попытается посягнуть на мое спокойствие, я действительно уйду. Время бесед прошло.

Созвонившись с обслуживающей нашу вентиляционную систему компанией и объяснив, как срочно требуется мастер, я с облегчением получаю ответ, что он сможет подъехать через двадцать минут. Решаю подождать в зале под голос Рады. Подхожу к бару и неосознанно кидаю взгляд в сторону Мира.

Но не успеваю поймать в фокус Ольховского. Потому что встречаюсь с другими глазами. Карими. Родными. Похожими на мои.

Брат смотрит прямо. Не таясь. Немного холодно, словно закрывшись от меня. Обличительно.

Я сразу понимаю, что он помнит Мирона. И, несмотря на то что мы с соседом пока ещё никак не выдали свою связь, Альберт каким-то образом всё знает.

Целую минуту не отрываемся друг от друга даже на таком расстоянии. Я в полнейшем оцепенении, на меня нападает тотальный ступор, теряюсь с реакциями. Глупый неуместный стыд затапливает, заставляя кровь приливать к щекам. Как пойманная за чем-то непристойным девочка. Отвратительное, ну просто ужасное чувство.

Альберт вдруг скупо кивает и равнодушно отворачивается. Отрезает любую инициативу, мол, не вздумай подходить, поздоровались — и хватит. А сам воровато изучает Мирона. Сканирующе. Высчитывая что-то.

Мы с братом до сих пор не поговорили о его изменах. Не созванивались, не общались никак вообще. И вот эта неуместная демонстрация… она больно бьет по моей выдержке.

Телефон вибрирует от входящего. Мастер сообщает, что подъехал. Спешу на улицу, чтобы провести его через запасный вход рядом с кухней.