Остров Немого - Гвидо Згардоли

внутрь себя и искать свет, который станет моим маяком и разорвет темноту, укажет потерянный путь. Главное – чтобы он всегда горел, этот свет. И если я увижу его, он направит и спасет меня.

– И что, вы нашли его?

– Нашла.

– И он внутри вас? Постоянно?

Хедда кивнула.

– Я представляю себе маяк, – произнесла она и посмотрела на Нильса. – С желтыми и красными полосами, немного поблекшими. С выпавшими от старости камнями. Маяк, который лижут волны. Это моя безопасная гавань, место, куда можно вернуться. Без него я бы и правда потерялась.

12

Пошел снег. Прозрачные хрупкие хлопья кружились на ветру. Они падали с белого низкого неба и таяли в воздухе, не долетая до поверхности моря.

– Ну как твоя статья? Продвигается? – спросил Сверре.

Бундэвик начинал уставать от острова и своего небольшого расследования. Он был в плену какого-то странного беспокойства. По утрам он без всякой причины просыпался до рассвета. Ему хотелось встать и пройтись, но холод останавливал его. А если бы и не холод, то всё равно: в нескольких метрах от двери сарая, что стал его пристанищем на острове, начиналось море, и, значит, дорога заканчивалась. Идти некуда: куда ни посмотри – всюду вода. Ему было здесь тесно, и Бундэвику уже хотелось уехать.

– Так себе.

Они направились в северо-восточную часть острова, к крошечному кладбищу семьи Бьёрнебу.

– Чем больше я пытаюсь понять, тем быстрее правда ускользает от меня. Суннива Бьёрнебу будто была сразу несколькими разными женщинами!

Когда друзья подошли к могилам, снег повалил особенно сильно. Снежинки садились на пальто, шапки и волосы. Белой вуалью они покрывали скалы, вереск, сухие кустики морошки и надгробия. Стало скользко: идти следовало осторожнее. Небо помрачнело, тучи совсем спрятали солнце.

– Ты ведь понимаешь, – вкрадчиво произнес Бундэвик, – что в «Госпоже Алвер» очень много общего с историей Элизы. Вплоть до полных совпадений.

– Конечно. Этот рассказ – как поднятый щит, но поднятый не для того, чтобы укрыться, а для того, чтобы дать отпор врагам.

– Я убежден, что Сунниву вдохновили драматические события жизни ее двоюродной сестры. Полагаю, Элиза доверилась ей и рассказала обо всём, что с ней произошло. А Суннива после всего этого взялась за рассказ – как журналист, выслушав очевидца, пишет свой материал. Согласись, другого объяснения быть не может.

Сверре наклонился и медленно, будто с нежностью смахнул снег с имени, вырезанного на деревянном надгробии.

Суннива Бьёрнебу.

– Может быть и так, как ты говоришь, – согласился Сверре, с трудом выпрямляясь: с годами из-за холода и влажности у него развился артрит. – Может, Суннива пересказала историю Элизы. Ну и что с того?

– Нет, я о другом. У меня есть основания полагать, что рассказ написала сама Элиза.

Сверре долго молча смотрел на него, наконец улыбнулся и покачал головой.

У надгробия лежал высушенный цветок и венок из березовых веток.

– Это мои внуки сделали, Карин и Сюннёве, – сказал он.

Сверре повернулся к другу и вздохнул, как будто взял на себя всю тяжесть этого разговора.

– Правда в том, Нильс, что Суннива отличалась от всех нас. Невероятно отличалась. Людям сложно представить ее и понять, потому что она была чистой, почти что невозможной. В ней многое соединялось: мысли – великие и простые, поэзия и прагматизм, нежность и твердость. Она умела вжиться во всё, что ее окружает. Это редкий дар. Мы его утрачиваем – мы считаем, что мир должен подстраиваться под нас, а не мы под него. Сунниву создал остров, который умеет приспособиться к каждому времени года, иначе не выживет. И Суннива тоже приспосабливалась ко всем поворотам судьбы. Веришь ты или нет, но именно остров сделал ее такой особенной, какой она была.

Бундэвик кивнул:

– Миф о благородном дикаре.

– Называй как хочешь.

– Хорошо, пускай ты прав, – сказал Бундэвик. – Но кто всё же написал этот рассказ? Ты знаешь? Только отвечай честно!

– Для меня его автор – Суннива, – медленно произнес Сверре, глядя в глаза друга. – Суннива Бьёрнебу. Никто, кроме нее.

5. Мортен

1

Мортен Бьёрнебу проснулся от глухого стука – ему показалось, что кто-то упал.

Он открыл глаза. Сердце бешено колотилось и как будто даже било по подушке.

Мортен посмотрел на жену: Лив, как обычно, спала на боку. Слабый свет каминного огня робко касался ее. Она тихо и размеренно дышала.

Несколько минут Мортен еще прислушивался, но странный звук не повторился.

Он повернулся, и кровать громко скрипнула. Лив вздохнула, что-то пробормотала во сне и потянула одеяло на себя.

Мортен взял с тумбочки часы. Почти половина пятого. А в пять часов придет Ян – чтобы Мортен сменил его на маяке.

Он укрылся одеялом, но мысль о том звуке не покидала его. Через несколько минут он встал, стараясь не разбудить Лив. В комнате было прохладно, и дрожь пробежала по его телу – с головы до ног. Он надел свитер, висевший на изголовье кровати.

Половицы скрипели под его шагами. Мортен подошел к кроваткам Ранхиль и Теи, младших дочерей – пяти и семи лет.

Девочки спали с приоткрытыми ртами, а их волосы разметались по подушкам, точно водоросли по поверхности моря. Мортен укрыл их и вышел из комнаты.

Он выглянул в окно на кухне и сквозь толстое стекло, запотевшее от тепла в доме и дыхания спящих, разглядел туман над проливом. Вот почему похолодало. От влажного воздуха с непривычки можно было заболеть. Его отец, Сверре, знал об этом не понаслышке: он