Хор больных детей. Скорбь ноября - Том Пиччирилли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катание с шестом на плоскодонке требует физических усилий и практики, которой у меня нет. Яростно побегав с шестом двадцать минут и несколько раз едва не перевернув лодку, я наконец вздыхаю, и Клэй поднимается со своего места. Не говоря ни слова, он берет у меня шест, и лодка тут же легко двигается с места. Он направляет ее в стоячие воды.
– Едем в каком-то определенном направлении? – спрашивает он.
Тело моей матери было пригвождено к школьной крыше лицом на запад. Это единственная причина, по которой я ему говорю:
– На запад.
– Хорошо.
У Дарра в ящике со льдом три упаковки по шесть банок пива, и он уже приговорил семь или восемь из них. Он протягивает мне жестянку, я сажусь на заднее сиденье и медленно пью, наслаждаясь вкусом. Это и вправду очень успокаивающе, почти напоминает выезд на природу с хорошей компанией друзей. Пространство наводняет сильный мускусный запах самцов аллигатора. Мы тихо плывем не меньше двадцати минут, и лишь тогда мне приходит в голову мысль: а что, если меня сюда завезли, чтобы убить?
Искрящийся зеленоватый отблеск падает на бледное лицо Лотти Мэй, и ее веснушки карамельного цвета выделяются как гравировка, пока вся она не начинает сиять в этих тенях. Когда я прохожу мимо, она вжимается в сиденье. От одного ощущения ее дыхания на шее у меня спазмы в паху, я еле сдерживаю стон. По небу несутся облака, ветви тупело и ивы ярко блестят на солнце.
Мы проплываем мимо болотных лачуг, кренящихся так сильно, будто они в любую минуту могут соскользнуть в залив. По дворам резво носятся свиньи, на навозных кучах лежат трехколесные велосипеды. На склонах раскачиваются деревья тупело, чьи листья колышутся прямо над нами. Неподалеку слышен звук лодочных моторов.
– Мы рано осиротели, но люди болот привыкли сами отвечать за себя, – говорит Лотти Мэй.
– Что случилось с твоими родителями?
– Мама подавилась рыбьей костью и умерла прямо на обеденном столе, когда мне было одиннадцать. Папа устроился на перевозку легковоспламеняющихся материалов, но так и не смог бросить курить. Взорвался однажды ночью под Мемфисом, и, чтобы потушить пламя, потребовалось два дня.
Я смотрю на Клэя. Тот кивает.
Дарр допивает банку с пивом и выкидывает ее за борт, та плюхается в тину и остается там плавать.
– Мой папаша, его поймали на ограблении дома троюродной сестры губернатора Джорджии. Причем у него все прокатило бы, если бы он не нашел какие-то порножурналы и не начал читать их прямо в спальне, вот так. Надо думать, что-то там поразило его воображение. Чертов извращенец даже не услышал полицейских сирен, и туда ворвался шериф. Я два года отсидел вместе с папашкой в Джексонвилле. Стыд один. Только и оставалось делать вид, будто не знаю его.
Я беру ключи от гробницы моей матери и бросаю в жестянку из-под пива, плавающую в тине. Ключи громко звякают и тонут вместе с банкой.
– Что это было? – спрашивает Лотти Мэй. Под ее кокетливым мурлыканьем чувствуются неподдельный интерес и беспокойство.
– Ничего важного.
– А есть для тебя что-то важное?
– Да.
– Что?
Легко сказать, но трудно передать смысл и намерение. Слово само по себе звучит глупо, но продолжим:
– Кровь.
– Как при убийстве или как при родстве?
Она сбрасывает обувь, и я вижу шрамы от колючек «кошачьего когтя» и сикомора, которые нисколько не портят ее ножки. По мере нашего движения по болоту ярко-белые орхидеи становятся крупнее. За нами с плачущими криками следуют цапли и гагары.
Вдали вспыхивают какие-то огоньки, и по болоту разносятся тихие звуки – кто-то настраивает каллиопу.
– Слушайте, – говорит Лотти Мэй, – сегодня вечером карнавал. Совсем забыла об этом.
Вот так поворот, думаю я.
– Что?
– Жители болот собираются каждый год или два в низине. Ничего особенного, просто потусить, все такое. По сути, большая вечеринка. Будки и мягкие игрушки. Продают хот-доги и лягушачьи лапки. Есть еще пара старых аттракционов, которые они устраивают для детей.
– Никогда о таком раньше не слышал, – говорю я.
– Ты же не из болот.
– В прошлом году меня чуть не стошнило на этой проклятой вертушке, – заявляет Дарр. – Она вся проржавела к чертям собачьим, а переключатель скоростей так скрипит, словно забит грязью до отказа. Но поначалу было забавно.
Наш колдун Клэй безмятежно плывет вперед, но в его глазах нет безмятежности. Он не отрываясь смотрит на меня. Он почти не потеет от жары, но вены на лбу и шее выступают всякий раз, когда он отталкивает лодку шестом. Он словно читает знаки везде, куда ни посмотрит: в каждой кочке, мимо которой мы проплываем, на спине каждого аллигатора и в каждой морщинке на моем лице.
Я улыбаюсь и говорю:
– Поплыли.
НА МЕЛКОВОДЬЕ КАЧАЕТСЯ несколько десятков плоскодонок. Одни привязаны к гниющим причалам из досок, другие – к веткам ильмов или просто вытащены в сорняки. Мы медленно плывем по течению к зарослям бычьей травы, минуем песчаную отмель и натыкаемся на крошечный островок из мха. Кусты бальзамина приветственно машут нам ветвями. Клэй направляет туда лодку и подходит к кочке с другой стороны, чтобы не мочить ноги. Где-то далеко, но громко играет музыка; Дарр начинает притоптывать и подпевать. Порывы ветра доносят звуки банджо, губной гармошки и волынки. Клэй насторожен, он все видит, но отказывается принимать за чистую монету.
Маска, которую нацепила на себя Лотти Мэй, хороша, но не идеальна. Краем глаза я вижу, что сексуальный бантик ее милого ротика порой разваливается из-за дрожащей нижней губы. Она в ужасе. Я до чертиков ее пугаю, но тут есть что-то еще.
Оборачиваюсь и говорю ей:
– Не волнуйся.
Губки застывают, улыбка становится шире. Очень жарко, тело нагрелось, и я пытаюсь не хватать ртом воздух. Я не против подыграть и позволить ей расставлять силки, все равно какой формы, но вначале хочу увидеть этот проклятый карнавал.
– Я не волнуюсь, – отвечает она. Дарр лыбится как умственно неполноценный, а Клэй безошибочно удерживает нос лодки в нужном месте, пока мы выходим. Он продолжает оглядываться в поисках – возможно, ищет те же ответы, что и я.
– Так ты сюда направлялся? – спрашивает он.
– Я должен встретиться тут с клоуном, – говорю я.
– Я думал, ты не знаешь о карнавале.
– Не знал, что он будет сегодня вечером.
– А зачем встречаться с клоуном?
– Он должен сказать мне одну важную вещь.
– Откуда ты знаешь?
– Мой лучший друг Драбс Бибблер говорил об этом, пока Святой Дух
