Отец моего врага - Сандра Бушар

готовился к ней года полтора, защищаю важный научный проект. Там будут все верхушки, и это важный прорыв в моей карьере, Никифорова, — сделав краткую паузу, мужчина нервно вдохнул и торопливо продолжил, будто боялся моей реакции: — Португалия входит в Евросоюз, там очень любят поддерживать и всячески поощрять ЛГБТ сообщества. Официальная версия состоит в том, что я посетил гей-клуб, дабы поощрить толерантность и вроде как показать: «Поддерживаю всех! Рад видеть в вузе разных личностей!» — Прохор Германович закатил глаза и махнул рукой. — В общем, "правду" красиво оформят в статье, Федя позаботится. Только вот это не все.

И тогда он посмотрел на меня… С тоской, сочувствием и болью. Эмоции хлынули на меня фонтаном, вдавливая в кресло, а потом… Мужчина «прикрутил кран», и все стало, как раньше. Холодно и деловито.

— Все было бы идеально, но там со мной на сцене студента. Ты, Оля, — прикрыв глаза, он провел по шевелюре рукой. Мне показалось, или пальцы мужчины потряхивало. — Им это намного больше не понравилось…

— И?..

— Версия для публики состоит в том, что ты помогала мне работать над научным проектом, поэтому «официальный визит в гей-клуб» мы совершили вместе. — он развел руками, поджимая губу. — Придется записать тебя в соавторы, но ничего страшного. Тебе это в резюме пригодится.

Прохор Германович замолчал, я было решила, что это все. Мол, просто он отделался, а мне так вообще повезло! Но стоило мне улыбнуться, как тот резюмировал:

— Тебе действительно придется поехать со мной в Португалию. Ничего делать не будешь, но… Присутствие теперь обязательно, — встав с места, ректор подошел к окну и сложил руки на груди. — А еще я все равно не могу остаться твоим ректором.

Отставив холодный чай, я положила рядом круассан и выровнялась по струнке, готовая услышать худшее:

— Как мы поступим?

— Уже конец семестра, нет резона что-то менять. А потом, — краткий протяжный вздох оглушил комнату, — тебе придется уйти, иначе это создает проблемы. Даже если у нас ничего не будет, — он так на меня посмотрел, что было ясно без слов — происходящее ночью Прохор Германович считает большой ошибкой, — это все равно главное условие от людей, стоящих выше. Никому конфликты не нужны.

— Черт… — отвернувшись к полу, я прикусила губу, чтобы не пустить вдруг слезу.

— Они хотели, чтобы я просто отчислил тебя, понимаешь? Я же помогу тебе обосноваться в более достойном вузе. Договорюсь о бюджете и проживании. Обещаю даже содержание до конца… — оправдываясь, Прохор Германович запыхался. — Это в Англии.

Что-то внутри меня вдруг сломалось, а розовые замки, которые сама себе придумала, рухнули в одночасье. Стало ясно, как божий день: никто и никогда не будет бороться за меня и мою любовь. Ни родители, ни сестра, ни мужчина, чувства к которому казались сильными. Мир — жестокое место, а я — будто тонущая в течении собака, не способная выкарабкаться из этого дерьма собственноручно.

Сердце разбилось в дребезги, ничего там не осталось. Пустота, темнота. Я прикрыла глаза, а когда открыла их была равнодушна к этому миру. В особенности, к Прохору Германовичу.

Подняв на него спокойный взгляд, я криво улыбнулась. Прохор Германович дрогнул.

— Какая прекрасная новость! — искреннее воскликнула. — Обучение в Англии поможет в карьерной лестнице.

*** — Оль, рыбка моя, — стоящая позади Марина внимательно наблюдала за тем, как я монотонно собираю свой маленький черный чемоданчик. — Ты уверена, что хочешь туда ехать? Наверняка можно ведь решить все другим способом. Есть у меня один человечек…

— Хочу, — перебив подругу, я захлопнула крышку и без труда закрыла полупустой кейс. — Мне это поможет в будущем.

Девушка тяжело вздохнула, складывая руки на груди. Нервно перетаптываясь с ноги на ногу, она словно не могла найти себе место.

— Все и вправду будет хорошо, — натянув выученную назубок лживую улыбку, обняла Марину и чмокнула в щеку. — Правда!

Мы обе понимали, что радость из меня не сочится, но решили промолчать. Когда любви в жизни девушки нет, приходится становиться сильной духом карьеристкой...

Прохор Германович ждал меня у центрального входа в общежитие, нервно бил пальцем по рулю. Стоило мне оказаться рядом, выскочил из авто и попытался забрать чемодан, чтобы поставить его в багажник.

— Я сама, — отмахнувшись, я обошла мужчину, тот сдавленно зарычал.

— Не придумывай, — рвано выдохнул он, снова потянув за ручку. — Он тяжелый, ты же принцесса.  Качнув головой, я помотала головой и подняла чемодан, чтобы закинуть тот в высокий «БТР». Фыркнув, Прохор Германович поднял одной рукой меня, вместе со мной укладывая чемодан в багажник.

— Так нормально? — сквозь зубы выплюнул, тяжело дыша.

На секунду внутри меня вспыхнула злость и смущение, но тут же черная дыра в сердце ее засосала. Улыбнувшись, я мягко кивнула:

 — Нормально, Прохор Германович.

Мужчину скривило, повело:

 — Какая неподдельная искренность, с ума сойти, девочка…

Он отвернулся, достал из кармана электронную сигарету и втянул дым. Последние две недели он плотно подсел на эту плохую привычку и даже не пытался это скрывать.

— Едем, — спустив меня на ноги так же, как поднимал, он сел обратно за руль. Пристегиваясь, я заметила, как играют его желваки и стекает капля пота по шее.

— У вас все нормально? — уточнила только из вежливости, надеясь на стандартный положительный ответ.

— Со мной? — ректор бросил на меня хмурый взгляд. — Со мной-то да. А ты… Ты словно не ты, Оля. Что мне с тобой делать?

Он ждал моего ответа, а сказать было и нечего. С момента разговора в доме что-то и вправду изменилось. И во мне, и в Прохоре Германовиче. Я больше не искала его взглядом, ни на что не надеялась. Работала, потому что так нужно, просыпалась из-за долга. Пару раз папа с мамой успели мне вынести мозг из-за новой непрестижной работы Кристины, но даже это не задело. Бывшая соседка по