Ветер плодородия. Владивосток - Николай Павлович Задорнов

— Если вы хотите, я вам сниму копию описей, — сказал Мей.

— Но мы завтра уходим.

— При случае я дошлю вам в Тяньцзинь.

— Тут надо подумать о привлекательности гаваней Ляодуна, — сказал капитан. — Со временем все будут заняты европейцами.

«Ни в коем случае, — подумал Пушкин. — Целостность Китая обязательна, это мнение государя!»

«Очень хорошая карта», — со вздохом подумал Алексей. Не пообещал дать знать о себе из Тяньцзиня.

— Они правы. Нам нельзя завтра уходить, — сказал Мусин-Пушкин, возвратившись на корвет.

— Мне надо как можно скорей к Евфимию Васильевичу.

— Все равно завтра не уйдете. Надо с рассветом найти джонку, смотреть, где входы в реку, и все приготовить. Хорошо, если мы за два дня разберемся, как и на чем идти в Тяньцзинь. По всем сведениям, полученным сегодня, корвет пойдет медленно.

Утром матросы в трюме напилили блоки льда и подавали их на стрелах в спущенный баркас. Когда лед был уложен, его укрыли широкими пластами таежного дерна. Такой же была подкладка под лед. Дерна взяли в тайге с запасом. Лед укрыт со всех сторон, как в огромном меховом одеяле.

С джонки, которая, как оказалось, стояла рядом, прибыл мичман. На рассвете там часовой заметил Андреевский флаг. С джонки Пушкин и Сибирцев отправились на «Калькутту». На вельботе подошли под высокий борт старого «бревенчатого» трехпалубного корабля.

Адмирал Сеймур, блондин с сильной проседью, с узким лицом, крутым носом и высоким лбом. Во время битвы под Свеаборгом или при осаде Кронштадта получил тяжелое ранение, ему выбило глаз, который закрыт теперь черной повязкой. Зрячим глазом, даже не испытывая неприязни, он смотрит зло и мрачно на явившихся к нему гостей, как всегда и на всех, словно все человечество виновато. Потому он, как уже предупредили Сибирцева и Пушкина, всегда строг и властен. Но что им опасаться нечего.

— Вы прибыли из Сибири? — спросил Сеймур.

Муравьев, отправляя Алексея, велел не скрывать при встрече с иностранцами, что у нас происходит на Амуре. «Секрета из этого не делайте, берите с них пример, но не хвалитесь, где не надо». Польстил, что, мол, чутье у вас есть…

Сибирцев толково ответил. Пушкин представился. Сеймур с офицерами и с гостями вышел посмотреть на разгрузку льда. Выражение лица его не менялось, но чувствовалось, что сэр Майкл доволен. Адмирал нагнулся и потрогал руками сверток одной из полос дерна, бережно поданный на палубу для укрытия льда в трюме.

— Только в девственной Сибири природа ткет такие гобелены, — разгибаясь и не вытирая рук, сказал Сеймур, все так же мрачно глянув на Сибирцева. — А под дерном, кажется, глина?

— Да, ваше превосходительство! Все это снято с чистой глины.

— Вам надо беречь леса, — заметил английский адмирал.

Это он открыватель бухты Сеймура, нашей Ольги. Видимо, выходил на берег и ступал сам по мокрым коврам таежных трав, мхов, хвои и ягод… Там часты лесные пожары, с моря ночью зловещее зрелище: горят целые хребты там, где побывали команды китоловов.

При прощании Артур сказал Пушкину, что адмирал разрешил Френсису Мею вычертить копии карт.

— Какие вам понравятся. Мы сами найдем вас, где бы вы ни были, не беспокойтесь. Вы разрешаете?

— Конечно, — ответил Пушкин.

— Вы разрешаете прислать вам карты Ляодуна? — спросил Френсис у Сибирцева.

— Да, все, что вы найдете нужным, — ответил Алексей и подумал: не обнаруживается ли алчной несдержанности?

На другой день началось движение корвета по реке Хай Хэ. То и дело садились на мель. Лоцмана и карты не помогают, река как все реки, русло ее меняется. Приливы тут доходят, говорят, до притоков в верховьях за Тяньцзинем. Прошли дни, и Алексей пересел на шлюпку.

Глава 15

ТЯНЬЦЗИНЬСКИЙ ДОГОВОР

Путятин обрадовался приезду Сибирцева, обнял его и поцеловал и решил сразу же его обрадовать, сказал, что вчера он заключил договор между Россией и Китаем обо всех делах двух соседних империй.

Остен-Сакен за большим столом китайской резьбы справа от Путятина распаковывал пакеты, доставленные Сибирцевым, и выкладывал бумаги перед адмиралом, возвратившимся в свое кресло.

Крупным шрифтом на листе написано: «Айгунский трактат». И рукой Муравьева: «Копия».

Путятин прочел внимательно и сказал, что не противоречит заключенному Тяньцзиньскому трактату.

Остен-Сакен встретил Алексея еще в воротах и, быстро проводя двором, рассказывал, что непрерывно приходится принимать депутации китайских купцов и знатных граждан, но по какому случаю, не помянул. Теперь ясно, про какие подарки обмолвился барон.

Путятин расспросил про дела на Амуре. Рассказал, что тут происходит наиболее важное по его мнению.

Вышел из-за стола, пригласил с собой Алексея, показал ему дом главы корпорации тяньцзиньских купцов магометанина Ханя.

Англичане завидуют нашей резиденции! Они, как всегда, желают занимать самое высшее положение. Элгин из соображений престижа потребовал, чтобы ему был предоставлен под резиденцию императорский дворец Ван Хай Лоу, полагая, что там ему будет чести больше. Послушал своих ученых и советников. А теперь сами не рады. Там полный развал и все в запустении, крыс множество. Одна слава, что императорский дворец, а сам император давно не приезжает. Богдыханы уже лет сто как забыли про Ван Хай Лоу.

Язвительной насмешки не заметно на холодном лице Евфимия Васильевича, словно он сочувствует своему коллеге.

Прошлись по двухэтажному деревянному особняку, предоставленному в полное распоряжение русского посольства китайским купечеством, выразителем чувств которого в этом случае явился сам богач Хань. Дом со слугами, с кухнями во дворе, с флигелями. Особняк прекрасный, построенный с большим вкусом среди сада с балконами на набережную реки Хай Хэ, на которой стоит прямо напротив окон Путятина наш белоснежный красавец пароход «Америка». А дальше, вниз по реке протянулись линиями эскадры канонерок союзников с развевающимися флагами. Кое-где видны и большие их корабли. Сумели провести по реке Хай Хэ.

По этой реке, выбиваясь из сил, только что добрался на шлюпке Сибирцев, покинув свой корвет, медленно двигавшийся вверх по реке с китайским лоцманом.

В восемь часов вечера согласно порядку, заведенному у адмирала на суше, обедали. Путятин высказал свои замечания об Айгунском договоре, сравнил его со своим.

Договор, заключенный Муравьевым, хорош. Оба договора трактуют об одном и том же, преследуют одинаковые цели и составлены в согласии с высочайшими повелениями, которые у государя всегда ясны. При этом налицо вся необходимость Тяньцзиньского трактата, в чем, как сказал Евфимий Васильевич при всех. Алексей Николаевич и сам смог убедиться.

Евфимий Васильевич с видом именинника, которому соперник, может быть, и желал подпортить торжественный день, но не тут-то было, не на того напал.