Потерянный рай - Эрик-Эмманюэль Шмитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кончено! Хватит с меня интриг, соперничества и предательств! Я распрощался с деревенской жизнью, с этой сетью ловушек, которая ранит и душит, я расстался с отцом, который растил меня лишь для своих нужд. Панноам врал, утверждая, что он готовил меня к власти. Если практика власти требовала обмана и грабежей, он должен был предупредить меня и обучить этим уловкам. Но ему было сподручней держать меня в неведении и наслаждаться моим восхищением. Красоваться передо мной, рядиться в обличье честности, щеголять героическими замашками было для него важней. Характер отца был изъеден гордыней.
Я оставил его, поверженного и униженного, – он верещал, как заяц. Панноам понял, что я расстался с младенческой невинностью и знаю о его коварстве, – и он меня проклинал. Какая прекрасная новость! Пусть он меня ненавидит, да, пусть ненавидит всей душой! Его ненависть освобождает меня.
Я долго шел и мало-помалу успокоился. В последние недели, даже при солнце, каждый новый день был все более колючим и зябким. Надвигалась зима.
Когда спустилась ночь, я добрался до хижины Барака.
Он встретил меня радостно, но спокойно, не догадываясь о моих злоключениях[14].
– Давай поужинаем под открытым небом, мой мальчик, ведь скоро это удовольствие будет для нас недоступно.
Мы устроились на плоской скале; над нами тускло светила луна. Звезды источали рассеянный свет – они будто занавесились влажной вуалью.
– У меня правое колено ноет, – пробормотал дядя, – скоро выпадет снег.
Пока он разводил огонь, я поведал ему о своих приключениях. Он слушал меня раскрыв рот, но не проронил ни слова.
Когда я дошел до финальной сцены, в которой я доконал отца упоминаниями его ночных вылазок и истории Барака и Елены, глаза моего дяди заблестели, и я прочел в них радость отмщения.
Я замолчал, и Барак воскликнул:
– Ты не попрощался ни с матерью, ни с Нурой?!
– Нет.
– Вот и прекрасно! Когда прощаются, либо не уходят, либо уходят плохо.
Я вдруг разозлился на них обеих.
– Во всяком случае, они получили то, что хотели!
– О чем ты?
– Они хотели не моего возвращения, а рассчитывали спасти Панноама и деревню.
Уязвленный, я добавил:
– И поддержать свое положение женщин вождя. Они меня использовали. Как и Панноам.
Я понимал, что преувеличиваю их расчетливость, но все же разве я их оболгал? Очевидно, Нура дорожила своими привилегиями, а Мама, хоть и обожала меня, явно упивалась ролью матери вождя. Обе они ощущали вкус власти. Как бы они отнеслись к Панноаму, лишенному привилегий? Что же они в нем ценили?
И тут моя роль в этой истории померкла в моих глазах. Я-то думал, что действую по своей воле, а я просто выполнял то, что Мама, Нура, Панноам и даже Тибор от меня ожидали. Я был их орудием! Вот остолоп!
Барак склонился ко мне:
– Выходит, я тебя чуть не потерял?
Он понимал, что я мог и не вернуться, и упрекал себя, что так беспечно ожидал моего возвращения. Я пристально на него смотрел: эта пышущая здоровьем гора мускулов с буйной гривой волос и всклокоченной бородой скрывала чуткое сердце. Досада в глазах, виноватая улыбка и озабоченная складка на переносице так явно говорили о дядиной искренности, столь отличной от отцовского криводушия, что мне захотелось обнять его.
Барак понял мои чувства. Он порывисто схватил меня и крепко стиснул. Прижатый к его мощному торсу, я еле дышал, но не пытался высвободиться; меня накрыла могучая волна его нежности. Почему он не мой отец?
– Дядя, я хотел сказать еще одну вещь.
– Да, мой мальчик?
– Ведь мы заслужили женщину?
И мы рассмеялись.
* * *
Настали холода.
Поутру медленно подползли белесые тучи, тяжело груженные снегом. Они лениво оккупировали все небо, скрыли его полностью, и свет померк. Первые хлопья кружили нерешительно, как неопытные разведчики, прощупывающие местность; они исчезали, едва коснувшись земли. За ними подтягивались целые батальоны, все более мощные, заволакивая небо белесой пеленой.
Снег шел несколько суток. Спасаясь от холода, мы нацепили меховую одежду – куртки, штаны, варежки – и постоянно поддерживали в хижине огонь. Питались мы скудными припасами, хранившимися под слоем гальки.
Всякое ненастье еще больше сплачивало нас с дядей. Проникнутые глубоким благоговением перед высшими силами, мы наслаждались зрелищем, дарованным нам Природой, Богами и Духами. Барак никогда не тревожился – он восхищался. Будь он захвачен сильнейшим ураганом, он лишь упивался бы им.
Он не раз говорил, что со времен его детства Озерные земли все больше разогревались – и зимой, и летом. Преобладала теплая погода.
– В прежние времена Озеро оставалось подо льдом по пять месяцев, а в наши дни лед стоит месяц или два, не больше. Как мы с Панноамом веселились мальчишками, скользя по гладкому, плотному и надежному зеркалу! Случалось, мы уносились далеко. Как-то зимой мы пробовали даже пересечь Озеро; по счастью, через неделю голод заставил нас вернуться домой.
Я не знал, что из рассказов Барака было преувеличением, а что – правдой, так он любил вспоминать славное время, когда они с братом бок о бок носились по округе, исследуя мир.
– Наши деды знавали погоду посуровей нынешней. Не знаю уж, за какие заслуги, но Боги и Духи стали с нами помягче. Теперь нам незачем круглый год жить в пещерах, как нашим предкам.
Как-то утром я открыл глаза и увидел мир преображенным. Время остановилось, воздух уплотнился, и в нем было разлито умиротворение.
Я вышел из хижины и увидел, что снег перестал.
Лес был наполнен ослепительным светом; он изливался с голубого неба и восходил от девственно-белой земли, отражавшей лазурь.
О том, что мир изменился, свидетельствовала и тишина. Поглощая все сущее, она раздвигала пространство до головокружительных масштабов. Я слышал лишь себя, свое дыхание, биение сердца. Я немного прошелся, и мне показалось, что глухое поскрипывание моих шагов взбудоражило весь лес. Я опасливо остановился и прислушался. Легкий хруст ветки, дальний шелест крыльев, шуршание беличьих лапок по стволу дерева – малейший звук разрушал великое безмолвие. Летом звуки сливаются в единый тихий хор, зимой они взрывают тишину.
Подошел Барак. Он был взволнован.
– Вот что Боги и Духи состряпали нам за три дня. Прекрасная работа.
Укутанные снегом деревья стояли не шелохнувшись. Снег решил показать в лучшем свете бледные рябые березы, а от дубов и тополей оставил лишь неказистые темные стволы.
– Переберемся в другое
