Стихотворения и поэмы - Ярослав Смеляков

178. ПОПЫТКА ЗАВЕЩАНИЯ

Т. С.

Когда умру, мои останки,с печалью сдержанной, без слез,похорони на полустанкепод сенью слабою берез.

Мне это так необходимо,чтоб поздним вечером, тогда,не останавливаясь, мимошли с ровным стуком поезда.

Ведь там лежать в земле глубокойи одиноко и темно.Лети, светясь неподалеку,вагона дальнего окно.

Пусть этот отблеск жизни милой,пускай щемящий проблеск тотпройдет, мерцая, над могилойи где-то дальше пропадет…

179. КСЕНЯ НЕКРАСОВА

Что мне, красавицы, ваши роскошные тряпки,ваша изысканность, ваши духи и белье? —Ксеня Некрасова в жалкой соломенной шляпкев стихотворение медленно входит мое.

Как она бедно и как неискусно одета!Пахнет от кройки подвалом или чердаком.Вы не забыли стремление Ксенино это —платье украсить матерчатым мятым цветком?

Жизнь ее, в общем, сложилась не очень удачно:пренебреженье, насмешечки, даже хула.Знаю я только, что где-то на станции дачной,вечно без денег, она всухомятку жила.

На электричке в столицу она приезжалас пачечкой новых, наивных до прелести строк.Редко когда в озабоченных наших журналахвдруг появлялся какой-нибудь Ксенин стишок.

Ставила буквы большие она неумелона четвертушках бумаги, в блаженной тоске.Так третьеклассница, между уроками, меломв детском наитии пишет на школьной доске.

Малой толпою, приличной по сути и с виду,сопровождался по улицам зимним твой прах.Не позабуду гражданскую ту панихиду,что в крематории мы провели второпях.

И разошлись, поразъехались сразу, до срока,кто — на собранье, кто — к детям, кто — попросту пить,лишь бы скорее избавиться нам от упрека,лишь бы быстрее свою виноватость забыть.

180. «Мальчики, пришедшие в апреле…»

Мальчики, пришедшие в апрелев шумный мир журналов и газет,здорово мы всё же постарелиза каких-то три десятка лет.

Где оно, прекрасное волненье,острое, как потаенный нож,в день, когда свое стихотвореньеты теперь в редакцию несешь?

Ах, куда там! Мы ведь нынче сами,важно въехав в загородный дом,стали вроде бы учителямии советы мальчикам даем.

От меня дорожкою зеленой,источая ненависть и свет,каждый день уходит вознесенныйили уничтоженный поэт.

Он ушел, а мне не стало лучше.На столе — раскрытая тетрадь.Кто придет и кто меня научит,как мне жить и как стихи писать?

181. ДАЛЬНЯЯ ПОЕЗДКА

Я остался и нежным, и резким —тем, каким меня знали всегда,но вернулся из дальней поездкине таким, как уехал туда.

В каждом чуть изменившемся жестея невольно ответно сберегпродолжение всех путешествий,повороты и локти дорог.

Из дорожных моих впечатленийничего не пропало вдали,и на лоб полуясные тенидля других незаметно легли.

Двери в собственный дом открывая,надевая в передней пальто,непривычно в себе ощущаюпутешествие дальнее то.

182. «Приезжают в столицу…»

Приезжают в столицусмиренно и бойкомолодые Есениныв красных ковбойках.

Поглядите,оставив предвзятые толки,как по-детски подрезанынаглые челки.

Разверните,хотя б просто так,для порядка,их измятые в дальней дорогететрадки.

Тамна фоне безвкусицы и дребедениослепляющий образблеснет на мгновенье.

Тамсреди неумелой морокивдруг возникнутпочти гениальные строки.

…Пусть придет к нимпотом, через годы, по правузолотого Есениназвонкая слава.

«Дай лишь бог, — говорю я,идя стороною, —чтобы им(извините меня за отсталость)не такою она доставалась ценою,не такою ценою она доставалась».

183. НА ПОВЕРКЕ

Бывают дни без фейерверка,когда огромная странаосенним утром на поверкевсе называет имена.

Ей нужно собственные силыума и духа посчитать.Открылись двери и могилы,разъялась тьма, отверзлась гладь.

Притихла ложь, умолкла злоба,прилежно вытянулась спесь.И Лермонтов встает из гробаи отвечает громко: «Здесь!»

О, этот Лермонтов опальный,сын нашей собственной земли,чьи строки, как удар кинжальный,под сердце самое вошли!

Он, этот Лермонтов могучий,сосредоточась, добр и зол,как бы светящаяся тучапо небу русскому прошел.

184. «Ну, а я вот сознаться посмею…»

Ну, а я вот сознаться посмею,оглянувшись кругом не спеша,что заметно и грустно старею:ум и руки, лицо и душа.

За собой замечаю с досадой,что бываю — так возраст велит —то добрее, чем это бы надо,то сердитее, чем надлежит.

Там — устану, а тут — недослышу,неожиданно дрогнет рука.Откликается реже и тишена события жизни строка.

185. ЗЕРКАЛЬЦЕ

Квадрат зеркальный на подставке,оправа бедная темна.Его в какой-то прежней лавкекупила барышня одна.

Напрасно зеркальце мерцалов ее каморке в полутьме —она в него гляделась мало,держа другое на уме.

Не потому, что не любилалица знакомые чертыиль обаянья мало былои нехватало красоты.

В нем петербургская курсисткахранила в грозные годатакого рода переписку,что пахла каторгой тогда.

Она, оставивши столицупо обстоятельствам своим,с ним уезжала за границуи возвратилась вместе с ним.

В нем было скрыто со стараньемпо воле времени тогок великой партии посланьеот эмигранта одного.

Его тут ждали, словно света,когда полнеба замело,и в тот же день посланье этопо всей России потекло.

Не только окна вылетали,панель хрустела от стекла,но сталь, дымясь, прошла по сталии кровь по крови протекла.

Шатались храмы и столицы,державы падали во тьму —и надо ж было сохранитьсяна память зеркальцу тому.

С тех пор прошли года и годы,не мимо нас, не стороной.Уснул всесветный вождь народов,и нет в живых его связной.

Они покоятся согласнои друг от друга невдалипод небом облачным и яснымна площади московской Красной —на Главной площади земли.

186. РОЗА ТАДЖИКИСТАНА

В юности необычной,вовсе не ради позы,с грубостью ироничнойя относился к розам.

В залах тогдашних съездов,в том правовом порядкебыли совсем не к местуэти аристократки.

Мне при моих замашкахи пролетарском стилепростенькие ромашкиболее подходили.

Прошлой весной впервыея прилетел нежданноиз глубины Россиик солнцу Таджикистана.

Утром сквозь сад зеленый,пенье и воркованьешел я, ошеломленныйптицами и цветами.

По переулкам вешнимдолго ходил, вздыхая,словно бы мелкий грешникпо филиалу рая.

В щелях любой калитки,в дворике каждом малом,в скудности и в избыткероза благоухала.

В блеске стекла и сталимежду асфальтом серымвозле Цека стоялирозовые шпалеры.

И на прилавке дажев банке из-под вареньяроза — не для продажи,только для украшенья.

И за стеклом трехтонкииз гаража совхоза,воткнутая в сторонке,блекло светилась роза.

Роза в цеху рабочеми под окном поэта.Мне приглянулась оченьдемократичность эта.

Вскорости между деломя ощутил неловко:выдохлась, ослабеластарая установка.

Может быть, мне проститсятихое нарушениепринципов и традицийгрозного поколенья.

Ведь в остальном, ребята,лозунги нашей Ставкия соблюдаю свято —без никакой поправки.

187. ХАМЗА