Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов

В ответ на столь неожиданное ходатайство председательское судейское кресло молчало минут пять. На лице судьи Пантелеевой отразились разом и тоска, и изумление. Изумление — это ж надо столько написать! А тоска из-за того, что все это, не дай Бог, придется читать! Последняя мысль была просто нестерпима, и судья непрокашлявшимся дискантом проскрипела: «Сейчас обсудим».

Сторона защиты дружно поддержала ходатайство Миронова, подчеркнув, что книги означенного автора, как и брошюра Квачкова, изданы много позже события на Митькинском шоссе 17 марта 2005 года, но это же не помешало судье посчитать мысли подсудимого Квачкова, изложенные в ней, актуальными для ранних этапов его деятельности. И нет оснований, удовлетворив подобное ходатайство стороны обвинения, отказывать точно в такой же просьбе защите. Пантелеева вздохнула, как вздыхает человек, с детства не любящий читать, но регулярно принуждаемый к тому карьерными соображениями. Решение ее было предсказуемо: увеличивать уголовное дело на три тома сочинений Ивана Миронова судья не собиралась. Но право обосновать свое решение судья Пантелеева предоставила прокурору.

Прокурор Каверин не собирался искать аргументов, способных убедить суд в необходимости отказать Миронову: «Я этих книг не читал. Но я не вижу оснований для удовлетворения ходатайства подсудимого Миронова, поскольку содержание данных книг никак не относится к настоящему делу. Насколько мне известно из школьного курса истории, к продаже Аляски потерпевший Чубайс никакого отношения не имеет. О том, что эти книги написаны в то время, когда готовилось покушение, никаких доказательств нет. Впрочем, даже если Миронов и писал тогда эти книги, его научная деятельность не мешала ему регулярно посещать поселок Жаворонки, вблизи которого находится дача Квачкова».

Знакомые с законами элементарной логики люди в судебном зале заблудились в первых же двух предложениях прокурорского спича. Если прокурор не читал книг Ивана Миронова, тогда откуда он знает, что их содержание не относится к делу? Ну и, конечно же, вершина прокурорской мысли: Аляску продал не Чубайс. Это действительно то немногое, что продали в России без него.

Пока слушатели переваривали неперевариваемые плоды прокурорской логики, судья, даже не надкусившая их в благоразумных целях сбережения рассудка, объявила: «В удовлетворении ходатайства подсудимому Миронову отказать. Данные книги не относятся к рассматриваемому периоду, они изданы в 2007, 2009 и 2010 годах».

Впрочем, переживать очередную несправедливость тучной дамы в черной мантии по фамилии Пантелеева было некогда, — ожидалось оглашение детализации телефонных переговоров подсудимых, — последний козырь обвинения, призванный доказать, что подсудимые с ноября 2004 года готовили-таки покушение и потому регулярно перезванивались между собой. Номера, даты, секундное время переговоров назывались не подряд, а выборочно. Яшин звонил Квачкову-старшему, Миронову и Найденову. Миронов созванивался лишь с Яшиным и с Квачковым-младшим. Найденов — только с Яшиным. Звонки подсудимых другим многочисленным лицам, не заинтересовавшим следствие, юная прокурорша Колоскова пропускала за ненадобностью, и рисовалась странная, заказная следствием картина заговорщеского созвона четырех подсудимых между собой, как будто не было у них больше ни родных, ни друзей, ни знакомых. С особым нажимом прокурор-девица подчеркивала те звонки, которые отмечались на базовых телефонных станциях Одинцовского района, в предместьях дачи Чубайса и дачи Квачкова, московские звонки подсудимых прокурор замалчивала. Получалось, что подсудимые дневали-ночевали на даче Квачкова, просто не вылезали из нее. Была еще одна хитрость, на которую не сразу обратила внимания защита: подрастающая прокурор Колоскова, симулируя неопытность, при озвучке телефонных звонков, невинно объявляла: «Квачков в это время находился там-то», «Яшин в это время находился там-то». На самом деле по называемым лукавой девицей адресам находились не Квачков с Яшиным, а базовые телефонные станции, которые фиксировали поступавшие на них звонки.

Громоздились даты, цифры, фамилии, но уже потерявшие к ним всяческий интерес зрители в зале сидели и размышляли о том, какую большую обиду, вряд ли заслуженную, претерпевает от обвинения бедняжка судья Пантелеева, принимаемая следствием за наивную простушку, которой всякую ерунду можно втюхать за истину, ведь, действительно, какой дурак, задумав что недоброе, будет пользоваться при этом своим собственным телефоном, зарегистрированным на его собственное имя. Вот же они, подсудимые, уже полгода как на глазах, на идиотов совсем не похожие, к тому же прошедшие все судебную психиатрическую экспертизу. Интересно, а сами следователи с прокурорами психиатрам показывались?.. Господи, и чего только не полезет в голову, слушающую не первый час одни сплошные цифры… Но ведь, действительно, не может нормальный человек, планирующий теракт, пользоваться своим телефоном для связи с подельниками. Опять же после случившегося на Митькинском шоссе так называемого покушения 17 марта никто из них не прятался. Тот же Миронов, судя по распечаткам его телефонных звонков, озвученных в суде, и два, и три дня, и неделю спустя свободно разгуливал по Москве, перемещаясь от стен Кремля до самых окраин столицы и за пределы МКАД. Из многочисленных точек Москвы беспечно и много названивал родным, друзьям, знакомым вместо того, чтобы уносить ноги и затаиться, ведь В. В. Квачков был уже арестован, и по логике, и по здравому смыслу и Ивану Миронову требовалось немедленно залечь на дно…

Плавные мысли эти самым неожиданным образом вдруг резко оборвал, вызвав настоящий шок, перечень озвученных звонков Владимира Квачкова. Согласно распечатке телефонных звонков подсудимый Квачков, которого арестовали и увезли в тюрьму в день покушения 17 марта, продолжал после этого … названивать со своего телефона. И откуда он только не звонил!: вечером (арестованный и в тюрьму уже увезенный!) из родного дома на Бережковской набережной, и оттуда же, как ни в чем не бывало, еще и назавтра с утра звонил, потом исхитрился, согласно распечаткам, вести телефонные разговоры из … тюрьмы в Лобне, переговариваясь подолгу то с домочадцами, то с друзьями… Подсудимый Александр Найденов сразу же и заявил судье, поднявшись с места, что прокуратура представила явную фальсификацию телефонных переговоров: не мог Квачков звонить ни 17 марта вечером, ни 18 марта 2005 года, поскольку в СИЗО, как известно, с телефоном не пускают.

Странная на заявление Найденова выдалась реакция суда. Прокурор-то еще раньше, как только его юная подхватная Колоскова запела «Лобня», насторожился, и декламацию своей помощницы скоро пресек. Судья же сделала вид, что вообще не слышит возражений подсудимого, но мы-то, зрители, слышали это отчетливо и ясно, и диктофон зафиксировал все до последнего писка Колосковой, однако всплывшая фальсификация была скоро старательно утоплена в шумливом говоре адвокатов Чубайса, постаравшихся заболтать досадный промах прокурорской дебютантки. 

Обвинение представило все доказательства. Что получилось? (Заседание тридцать седьмое)

Пять месяцев неустанно описывали мы судебный процесс по делу о покушении на Чубайса. Все это время прокурор в содружестве с целой бригадой адвокатов потерпевшего Чубайса представляли доказательства виновности подсудимых. На минувшем заседании прокурор Каверин до дна исчерпал все обличающие факты, что «накопали» для него следователи Генеральной прокуратуры. Вспомним аргументы государственного обвинителя. По замыслу прокурора Каверина такими доказательствами должны были стать уже показания потерпевших, с которых начался процесс. Да только первый же потерпевший — водитель Чубайса Дорожкин — сразу в своих показаниях запутался, петлять начал, как заяц в поле, гонимый страхом, сказанное им раньше, на следствии и в прежних судах, мало походило на то, что он говорил теперь. Дорожкин рассказывал следователю под протокол, что взрыва они не почувствовали, объяснив это мощью бронированной машины — четыре тонны! что Чубайс сразу же обеспокоился за охрану из машины сопровождения, как, не снижая скорости, добрались они на своих колесах прямо до РАО «ЕЭС», где Дорожкин благополучно ссадил Чубайса у спецподъезда… Но как все вдруг изменилось в показаниях Дорожкина ныне: и машину-то бросало от взрыва, как пушинку, и пули-то свистели прямо у виска (это в бронированной капсуле!), и бронированный их дорогущий БМВ (семьсот тысяч долларов стоит), счел нужным заметить Дорожкин, осколки с пулями изорвали весь в клочья, а вот сопровождения у Чубайса отродясь никогда никакого не было, и ездят они с Чубайсом, как перст одни, а если б были не одни, то бы навстречу себе другую машину не вызывали, вот на ней, на другой, и добирался в тот день Чубайс на работу, а вовсе не с Дорожкиным…