Не от мира сего - Иеромонах Дамаскин (Христенсен)

Однако редкие вылазки «по грибы», конечно, не утоляли его жажды общения с природой. Он писал Глебу: «Хоть на день (завтра, например) убегу от всех и вся в лес». Он с радостью навсегда покинул бы город, но миссионерских дел всё прибывало, — очевидно, пока Господь определил ему жить в Сан–Франциско.

Книжная лавка

Если хотите увидеть живое чудо преподобного Германа Аляскинского — посетите лавку рядом с собором.

Архиеп. Иоанн (Максимович).

ПЕРЕД открытием братия попросила архиеп. Иоанна освятить лавку. Тот назначил день, но, как вспоминает Глеб, «в указанный час на пороге вместо архиеп. Иоанна появилась нескладная фигура о. Спиридона: нечесаные космы, спадавшие на глаза, бурый от времени клобук, короткая ряса, огромные башмаки, походка Чарли Чаплина.

Сперва мы огорчились, что не приехал сам Владыка освятить наши миссионерские начинания. Запинаясь и задыхаясь от волнения, о. Спиридон робко известил нас, что вместо Владыки послали его, что ему, право, неловко и он просит извинить его. Очевидно, подумалось мне, он прочел на наших лицах нескрываемое разочарование. Но, повернувшись к Евгению, убедился в обратном: казалось, он безмерно счастлив видеть этого простодушного и искреннего человека. А уж смиреннее о. Спиридона во всём Сан–Франциско никого не найти.

Отец Спиридон отслужил молебен перед иконой преп. Германа. Потом, поворотившись к нашему малочисленному Братству, произнес трогательное и возвышенное напутствие. Надо сказать, что он начисто лишен слуха, и тенорок его от избытка волнения то прерывался, то сходил почти на шепот. Так что речь получилась, мягко говоря, не совсем обычной. К волнению добавилась и его астма, чувствовалось, что каждое слово, искреннее и доброжелательное, дается ему с трудом, но исходит из любящего сердца. В точности речи его никто не запомнил, но впечатление у всех осталось незабываемое. Прекрасным, богатым русским языком поведал он о целях нашего Братства — лучше не скажешь. И никому более ни до, ни после него не удавалось раскрыть с такой точностью задачу нашей миссии. Получилось так, что он указал нам верный путь. Мы раньше не удосуживались четко обозначить цели, впервые это сделал о. Спиридон. Поразительно, как точно этот русский священник прозрел необходимость нести Православие англоязычному миру и всему вероотступнику–Западу».

27–го МАРТА 1964 года лавка «Православные книги и иконы» наконец открылась. Евгений пропадал там с утра до вечера, частенько оставаясь ночевать (в задней комнате стояла койка). Всю душу вложил он в новое дело, посланное ему в ответ на отчаянную мольбу к Богородице.

Глеб не мог пока оставить работу в Монтерее (на его попечении была мать) и наезжал в лавку помогать лишь по выходным дням. Живя в разных городах, они с Евгением опасались, как бы в заложенном фундаменте Братства не появилась трещина. Дабы поддержать единство духа и цели, они условились молиться каждый день в полдень, где бы ни оказались. Эта обоюдная и одновременная молитва сыграла одну главнейшую роль и помогла Братству выжить в первые годы.

Сразу же они установили определенные порядки, которые помогли преодолеть обычные искушения всякого возжелавшего плодотворной духовной жизни. Одним из них стало взаимное послушание, которому учил старец Паисий Величковский: прежде всякого дела Евгений и Глеб должны испрашивать взаимное благословение. Прочей братии, помогавшей в лавке, такое правило оказалось не по плечу. Кое‑кто открыто воспротивился, дескать, всё это глупости и пустая трата времени. Однако Евгений и Глеб убедились, сколь правило это полезно.

Не забыли и святые деньги, о которых уже упоминалось: деньги, получаемые от продажи богоугодных товаров (духовной литературы, икон и т. д.), шли на приобретение богоугодных же вещей. Пожертвования из неблагочестивых источников братия договорились не принимать.

Такое решение неразрывно связывалось с еще одним правилом: оделять. «Все люди, — говорил Глеб, — делятся на две категории: на тех, кто потребляет, и на тех, кто оделяет. Христиане должны быть в числе последних».

Посему братия отказались от всяческих «поборов». Еще до открытия лавки некий русский поинтересовался у Глеба, не образует ли тот новую религиозную общину. Получив утвердительный ответ, он протянул: «А–а, ну, понятно, значит прибавится еще одна церковная кружка!» Глеб лишь молча стиснул зубы. «Боже упаси!» Поразмыслив, он согласился с упреком русского: «Конечно, все собирают пожертвования, будто это в порядке вещей. Но мы не будем!» В этом их решительно поддержал и архиеп. Иоанн. Братство само будет помогать Церкви, нежели отнимать у нее. А уж Господь позаботится о труждающихся во имя Его.

Еще братия постановили молиться не за конкретных людей, дабы те пополняли Братство, а о том, чтоб Господь Сам посылал Своих избранников. Это помогло Братству не превратиться в закрытый «клуб», доступ куда определялся бы личными симпатиями.

Братия поняли, что потерпевшие крушения на духовном поприще либо не знали этих принципов, либо им не хватало решимости следовать им. Позже Глеб подметил, что людям очень трудно служить Господу, отрекаясь от себя, от самопоклонения. В этом отношении Евгений был бесценным спутником, способным вынести все муки самоотречения. Так, по словам Глеба, они добровольно возложили друг на друга «бремя правил», рушащих самость ветхого человека, особенно болезненным для гордыни было правило взаимного послушания, зато особенно полезным для единения душ служащих Богу, а не себе.

ОБ ОТКРЫТИИ лавки братия сообщили в местной русской газете, Евгений также составил краткое описание их магазинчика, а настоятельница женского монастыря матушка Ариадна напечатала его в виде брошюры. Вскорости они убедились на собственном опыте в правоте Петра Губина: местный православный люд читает мало духовной литературы. В основном посетители спрашивали русскую газету.

Такое положение издавна удручало о. Владимира из Джорданвилля, много трудов положившего, чтобы издать жития подвижников благочестия в нескольких томах. Глеб вместе с Еленой Юрьевной Концевич, дабы пробудить читательский интерес, писали обозрения житий, в том числе и для русской газеты. Архиеп. Иоанн позже благодарил Глеба за эту работу.

В отличие от книг, церковная утварь пользовалась большим спросом среди русских, и Евгений быстро смекнул, что надо запасать разные иконы, ладан, лампады, ризы, киоты. Он даже научился столярничать, чтобы самому делать киоты. Столкнулись братия и с предубеждением русских ко всему новому и необычному. В письме к Глебу Евгений рассказал забавный случай: «Сегодня утром пришла русская женщина и поделилась сплетнями, которые о нас распускают, дескать, мы — коммунисты и лавка полна советских книг. Или будто мы — американские новообращенцы (!). Ну, и в том же духе. Но в конце концов она так расположилась к нам, что купила на 10 долларов пасхальных яиц, икон и открыток, и лишь потом распознала, что я не русский».

Не без помощи этой покупательницы подозрения в русской общине быстро рассеялись. Кроме того, сама внешность высокого, строго одетого, внимательного продавца внушала доверие. Глеб вспоминает, как русские дамы — и стар, и млад — просто «таяли» перед Евгением, отчего тому делалось неловко.

Особенно привечали братию пожилые люди в русской общине. Они даже напечатали в одном из журналов благодарность двум молодым людям, которые, по их словам, пожертвовали своей мирской карьерой ради «нашего древнего христианства».

Как братия и рассчитывали, в лавку стали захаживать и молодые американцы — искатели духовного. Интересующихся Православием присылали и местные архиереи и священники, и матушка Ариадна. А кто заходил и прямо «с улицы». Евгений и на американцев производил большое, но несколько иное впечатление: человека, преданного делу, который взвешивает каждое свое слово. Поверяя ему свои сомнения и мысли, они чувствовали по внимательному и проницательному взгляду Евгения, что он не только внимает им, но и вычленяет философскую сущность сказанного. Отвечал он всегда по существу и без лишнего умствования. Современные американцы, привыкшие каждое суждение об истине «раскладывать по полочкам», чьи взгляды часто очень поверхностны, встречали в Евгении простую, но твердую веру, глубокую и точную мысль. Такая встреча давала им много духовных сил.

Но истинную сокровищницу души Евгения распознали не американцы, а русские. Однажды, когда в магазине дежурил Глеб, вошла женщина и обратилась к нему по–русски: «У вас же здесь гений! Настоящий гений! И никто этого не замечает!» Глеб лишь улыбнулся про себя: значит то, что видел в Евгении он, прозревают и другие.

В другой раз Евгения спросил седовласый господин с супругой.