Не от мира сего - Иеромонах Дамаскин (Христенсен)

«Если ты хочешь выделить только наше удачное местоположение, я согласен, но если в нашем деле ты видишь «святость» (что подкрепляешь цитатой из Писания) и «важность» в основном с точки зрения «церковной политики», уповая на ее «мудрость», то я не согласен. Ибо кто мы, с нашим ограниченным и наивным мнением, исполненным греховности и суетности? Что мы сами можем принести с нашими рассуждениями и мудрствованиями, кроме вреда? Все наше упование на Господа и на полное следование Его неисповедимым путям! Действительно, жатвы много, но единственно что мы можем — это стяжать хоть немного ИСТИННОЙ ХРИСТИАНСКОЙ ЛЮБВИ и сострадания (искреннего и сердечного, без манерности, политики, так как всё это от мира сего и отвращает Духа Святаго). Прости меня. Я уверен, что мы великие грешники и не можем ожидать чудес от Бога лишь потому, что мы вдруг решили заняться всем этим. Мы не имеем право говорить, если что и не выйдет: «Пропади все пропадом!» Нет! Уверен, Господь испытает нашу искренность в деле, предпринятом во славу Его. Он покажет, зиждется ли наше вдохновение на камне или на песке, посылая нам трудности, смущения, споры, на чём и проверится любовь Его грешных детей. И по мере возрастания скорбей мы достигнем опытности и только тогда действительно сможем пригодиться в Господней жатве (Рим. 5:1–15)».

В ДЖОРДАНВИЛЛЕ архиеп. Аверкий поначалу не разделял планов Братства, т. к. ему казалось, что Глеб нужен Церкви как священник, либо в миру, либо в монашестве, и в самом ближайшем будущем. Но когда Глеб попросил книги для магазина, архиепископ с готовностью согласился прислать, сказав, что расплатиться они могут с продажи. Это значительно снизило первоначальные расходы.

Получив ключи от магазина, братия перенесли туда икону преп. Германа из Дома свят. Тихона. Священник Сиротского приюта о. Леонид Упшинский, с которым Евгений очень сблизился, зашел в алтарь и вынес икону. Передавая ее братии, сказал: «Она освящена молитвами архиепископа Иоанна». С пением тропаря преп. Герману братия прошли несколько городских кварталов и водрузили образ на видном месте в магазине.

Примерно в это время архиеп. Иоанн посоветовал Глебу поговорить с Петром Губиным — тот заведовал продажей книг в церкви, дабы между прихожанами и Братством не возникло соперничества. Губин отнюдь не считал братию конкурентами, от всего сердца приветствовал их план и показал Глебу свое собрание, состоящее из тысяч книг, некоторые из которых были выставлены для продажи в киоске у входа в собор. «Видишь, сколько у нас литературы, — заметил он, — и мы не можем продать. Прихожане просто не покупают книги». Глеб ответил, что отделенная от церкви миссионерская книжная лавка окажется удачливее, потому что ее смогут посещать не только прихожане, но и все любопытствующие.

Желая всячески помочь братии, Губин сказал, что церковь готова оплатить аренду магазина, таким образом превратив его в соборный киоск. Но, несмотря на явные материальные выгоды этого предложения Евгений отказался. Он знал, что такой оборот дела свяжет их с церковными организациями, комитетами и т. д., а с такой перспективой его американская независимая натура примириться не могла. «Как мы сможем сохранить свободу действий? — писал он Глебу. — . Если книжная лавка будет связана с собором, возникнут юридические осложнения и все благие начинания, вероятно, пропадут втуне».

Оставалось условиться о названии магазина. Один из членов Братства пытался навязать Евгению и Глебу завлекающую вывеску. Евгений возразил: это слишком по–мирски — сидеть и сочинять название. «Лавка должна быть назван просто — «Православные христианские книги и иконы»». На том и порешили.

Богословское обучение

Православие — единственная истинная Церковь Христа, единственно чистое христианское учение. Это налагает на верующих обязательство рассказывать о Церкви прямодушно, не лукавя, с любовью, прежде всего — с любовью к Божией Истине.

Из мирских проповедей Евгения Роуза, 1965г.

ПОКА ГОТОВИЛОСЬ открытие книжной лавки, Евгений занимался другими делами. Неутомимый миссионер, архиеп. Иоанн с помощью своего викарного еп. Нектария и местного духовенства открыл богословские курсы. Занятия проводились несколько раз в неделю в зале на первом этаже в Доме свят. Тихона. Почин имел большой успех — народу собиралось немало. Каждая лекция завершалась оживленным обсуждением. Архиеп. Иоанн читал Литургику, еп. Нектарий — Патристику, о. Спиридон рассказывал о Ветхом Завете. Проходили лекции и по Новому Завету, Апологетике, Истории Церкви, Пастырскому Богословию, Церковному пению и даже по Русской литературе.

Евгений ходил на курсы три года. Поначалу его поражало, насколько слушатели знают Библию. «Русские задают такие наивные вопросы, словно никогда и не заглядывают в Писание», — сказал он как‑то Глебу.

«А они и впрямь не заглядывают, — ответил тот, — не приучены. Богослужения они проводят, сообразуясь с традициями, что, бесспорно, очень хорошо, а вот Писание обходят стороной». Этот пример еще более убедил Евгения в необходимости миссионерской работы, как для тех, кто принадлежит Церкви, так и для тех, кто вне ее.

Архиеп. Иоанн, приметив усердие Евгения, начал подыскивать ему самостоятельную работу. Однажды Владыка предложил провести беседу в Доме свят. Тихона. Всё прошло гладко, лишь под конец начинающему миссионеру выпало первое испытание: некто, подобно герою Достоевского, начал оправдывать вседозволенность. Сам Евгений писал Глебу об этом так: «Моя беседа вылилась в весьма оживленный спор между атеистом Вадимом и мною. Он полностью держался философии «сверхчеловека», обвинял христианство в несостоятельности, т. к. оно утеряло влияние (по мирским меркам), да и сами христиане — далеко не святые. С некоторыми доводами можно отчасти согласиться, но в целом устами Вадима вещал дьявол. Себе же я просто ужаснулся — сколь немощны и вялы мои слова! До чего же шатка и слаба наша вера! И сколько же должно пережить неудач и падений, прежде чем укрепимся в ней!»

В ответном письме Глеб не замедлил подбодрить друга: «Да, мне знакомо чувство, когда сталкиваешься с истовой верой в антихриста, в законы мирской логики. Такие атеисты, как Вадим, помогают нам не расслабляться духовно. И не стоит их осуждать, ибо они не познали «рождение во Христе» и не могут следовать за Господом, как Он заповедал».

В 1963 году архиеп. Иоанн дал Евгению еще одну возможность проявить себя на миссионерском поприще — попросил писать статьи для епархиальной газеты «Православный благовестник», появившийся еще при архиеп. Тихоне. Ранее она выходила небольшим тиражом только на русском языке, но теперь архиеп. Иоанн решил включать в каждый выпуск хотя бы одну англоязычную статью, дабы печатное православное слово дошло и до тех, кто не знает русского языка. Владыка внимательно следил, чтобы ни один номер газеты не оставался без подборки для американцев, и порой справлялся по телефону поздно ночью или спозаранку, сдал ли Евгений свою работу? Он одобрял всё написанное и не делал никаких исправлений.

Так с «Православного благовестника» начались авторские публикации Евгения. Впоследствии (уже посмертно) они вошли в сборник «Царство Небесное». То были короткие, на одну–две страницы, обращения–проповеди на самые разные темы: о церковных праздниках, о житиях святых, об основах духовной жизни. Все они свидетельствовали о возрастании Евгения в православной вере, теперь он больше писал о «Царстве Божием», нежели о «царстве человеческом». Кое–где в «мирских проповедях» он касался мыслей, изложенных в своей книге, особенно по тем философским вопросам, которые, как полагал Глеб, и в ту пору были близки его сердцу.

Годы спустя Евгений так отзывался о своих «мирских проповедях»: «Не знаю, читал ли их кто, но теперь, по прошествии времени, я вижу, что они, хоть и написаны «с чувством», содержат много отвлеченного и умозрительного — сказался недостаток опыта, православного образования и православной жизни. Мне же они сослужили хорошую службу. Я смог разобраться в самых разнообразных вопросах Православия, быстрее развиться духовно. К этому меня «подтолкнул» Владыка Иоанн».

В СВОБОДНОЕ от книжной лавки и добывания хлеба насущного время Евгений предавался любимому занятию — собирал грибы. Он бежал из «бетонных джунглей», столь претивших ему, чтобы быть поближе к природе. Его увлечение хорошо прослеживается в письмах. «Собирался завтра по грибы, — писал он Глебу, — да вот незадача, нужно идти работать (в гостиницу «Марк Хопкинс»[13], опять, наверное, все будут пьяны в стельку). Увы, придется отложить свой «поход» до субботы. Читаю книги о грибах. Оказывается, в наших краях много съедобных и их легко отличить». В другом письме читаем: «Привычных грибов окрест больше нет, но я нашел новые, еще вкуснее. Это — опята, что растут на пнях и на стволах. Здесь их предостаточно».