Не от мира сего - Иеромонах Дамаскин (Христенсен)

Молчаливый, скромный, исполненный достоинства и серьезности Евгений порой получал шутливые прозвища от Глеба, то «холодной рыбы», то «бездушного американца», за разительно отличавшийся от страстного и порывистого русского характер. В годы становления Братства Глеб не раз и не два убедился, сколь велика душа его скромного друга.

Однажды Глеб, натура типично русская, порывистая, впал в полное и безнадежное разочарование. Была суббота, и он провел весь день с Евгением, набирая текст. Требовалась крайняя сосредоточенность: случись пропустить слово, нужно перебирать целый абзац, а это означало не один час дополнительной работы. И, как назло, их всё время отвлекали посетители. Наконец, они взмолились, чтобы их оставили в покое. «Как же так: просим, чтоб никто в магазин не заходил, а на дверях табличка «Открыто»!» — вознегодовал про себя Глеб.

Когда же и впрямь приспело время закрывать лавку, терпение у него лопнуло.

- Ради чего должен я здесь надрываться! — воскликнул он. — В Монтерее работаю с утра до ночи, чтобы семью прокормить, а в выходные — здесь точно раб спину гну! Ради чего я должен от всего в жизни отказаться?! Даже от толики счастья?! Даже девушек бросил для того, чтобы здесь батрачить. Хватит! Ухожу в город! Пора и мне развеяться.

Евгений невозмутимо выслушал друга. Вкусив «прелестей жизни» куда больше, чем Глеб, он познал им цену и отрекся от них, умерев для мира. Он видел, что друга «занесло» и тот сам не понимает, что говорит.

- Не глупи, — попытался урезонить он Глеба, — всё это пустое, мирские утехи бессмысленны. Истинное счастье и радость как раз в нашем страдании.

Глеб резко повернулся и вышел, хлопнув дверью. Побродив по городу, он решил посмотреть новый авангардистский фильм, «потрясающий и высокохудожественный», по отзывам. Увы, кроме отвращения он ничего не испытал и ругал себя последними словами за то, что допустил в душу подобную скверну.

Часов в 11 вечера он вернулся к Евгению домой. Друг скрючившись лежал в углу под иконами и спал. Глеб сразу всё понял: всё это время Евгений молился за него, дабы он, Глеб, был избавлен от искушения, и так, простершись пред иконами, и заснул в полном изнеможении. Глеб поразился: сколько братской любви сокрыто в «бездушном американце».

От Евгения же получил Глеб и урок сострадания бедным и обездоленным, убедился в искренности автора «Царства человеческого и Царства Божьего», писавшего о христианском милосердии.

Один старый бродяга повадился заходить в лавку и выпрашивать мелочь. Евгений всякий раз, не колеблясь, давал ему четвертак. У Глеба же этот жалкий старик не вызывал ничего, кроме отвращения. Однажды, когда тот, получив «дань», ушел, Глеб попенял другу, дескать, этот нищий, зная слабинку Евгения, не отстанет от него никогда. А у Братства каждый грош на счету, едва хватает, чтобы по счетам платить. А бродяге деньги всё равно не на пользу, наверняка пропьет! «И всё же мы должны ему помогать! — возразил Евгений. — Не дадим мы — не будет и нам, Бог тоже может найти более достойных!»

Несколько дней спустя, когда Глеб работал один, старик появился опять. Увидев, что Евгения нет, и, видимо, чуя, что Глеб его терпеть не может, лишь вежливо поздоровался и вышел.

Тотчас у Глеба взыграла совесть. Снова «бездушный американец» преподал ему урок. Выхватив из кассы доллар, он выбежал на улицу, но бродяги и след простыл. Долго еще стоял Глеб на тротуаре с долларом в руках, а по щекам катились слезы.

Апостольское видение архиепископа Иоанна

Бог попустил русскую революцию, дабы Русская Церковь очистилась и дабы православная вера распространилась по всему свету… Церковь едина, но у каждого народа свое призвание в этом единстве.

Архиеп. Иоанн (в изложении еп. Германа Сен–Денийского).

В САН–ФРАНЦИСКО архиеп. Иоанн основал Русское православное иконописное общество, которое поддерживало традиционную русскую иконопись. Сам Владыка и возглавил это Общество, передав впоследствии бразды правления о. Спиридону. Евгений был казначеем.

Одной из главных своих задач Общество полагало помощь мастеру–иконописцу старообрядческой школы Пимену Максимовичу Сафронову. Более полувека создавал он удивительные, пронизанные светом священные образы. Архиеп. Иоанн хотел, чтобы он выполнил роспись нового собора. В 1965 году Общество пригласило Софронова в Сан–Франциско преподавать иконопись, а 1966 году организовало выставку его работ при соборе, а Евгений с Глебом издали иллюстрированный каталог.

Сколь бы ни были непритязательны задачи Общества, не обошлось без конфликта. В ту пору в Сан–Франциско жил еще один иконописец, по фамилии Задорожный. Он тоже мечтал расписать собор. Исповедовал он совсем иной стиль — современный, реалистический и как мог рекламировал его в статьях для русской газеты. Он пользовался поддержкой одного из влиятельнейших священников в городе, которому претил традиционный «старообрядческий» стиль.

На защиту старой школы встали очень многие, в газете появилась острая статья, изобличающая новую реалистическую манеру как декадентскую. С этим мнением соглашались и Евгений с Глебом, ревнители «истинного и традиционного Православия». Однако и в этом случае архиеп. Иоанн преподал им замечательный урок. Сам он, хотя и ратовал за старый стиль и напечатал статью в его поддержку, всё же смотрел глубже. Евгений вспоминал: «Один из самых ревностных почитателей старины в нашем обществе хотел, чтобы Владыка Иоанн издал указ по всей епархии о единообразии иконописи или хотя бы официально заявил о признании только традиционной школы. Вроде бы, благие намерения. Однако архиеп. Иоанн сказал ему: «Можно молиться перед иконой старой, можно — и перед иконой современной. Главное, чтоб мы молились, а не гордились «хорошими иконами»». В другой раз он заметил, что Матерь Божия плачет и творит чудеса через иконы самого различного письма».

СТАРАНИЯМИ архиеп. Иоанн в конце 1964 года произошло важное событие в Русской Церкви: канонизация святого праведного Иоанна Кронштадтского. Церковь в Советском Союзе не осмеливалась причислить к лику святых чудотворца конца XIX — начала XX века, поскольку он был убежденным монархистом, выступал против всяких «социалистических» движений и даже предсказал революцию и ее кровавые последствия. Поэтому свидетельствовать об его истинном месте среди святых выпало Русской Зарубежной Церкви, и больше всех иерархов способствовал этому Владыка Иоанн. Он обращался к главам прочих Православных Церквей в свободном мире, дабы произвести совместную канонизацию, но те опасались за свою репутацию и положение в политизированных церковных кругах. Это, однако, не остановило архиеп. Иоанна, и он продолжал приготовления, сочинял стихиры в честь нового, горячо любимого святого, дабы исполнить их на церемонии.

Св. прав. Иоанн Кронштадтский, неутомимый проповедник и питатель угнетенных, во множестве творил чудеса. Архиеп. Иоанн имел немало общего с ним. И столь естественно, что один из величайших святых нашего столетия трудился для прославления другого. Помог и Евгений, написав для «Православного благовестника» две статьи о св. прав. Иоанне Кронштадтском.

В ночь на воскресенье 1–го ноября архиеп. Иоанн отслужил торжественную службу — впервые со времен революции в России русский был причислен к лику Святых. Это деяние Православной Церкви в свободном мире заронило надежду в сердца братьев–христиан в порабощенной России. К великой печали Владыки Иоанна на торжество собрались далеко не все. Тем же вечером состоялся бал–маскарад по случаю Дня духов.

«После службы, — вспоминает Евгений, — Владыка отправился туда, где вовсю веселились, нарядившись ведьмами, чертями, вурдалаками и прочей нечистью. Он вошел в зал — собравшиеся словно окаменели. Стихла музыка. В полной тишине Владыка пристально оглядел оторопевшую публику, неторопливо обошел весь зал с посохом в руке. И впрямь, слова были излишни: само появление Владыки пробудило совесть каждого, что было видно по всеобщему замешательству. Так же молча Владыка удалился. А на воскресной службе дал волю священному негодованию и пламенной ревности, призывая всех к благочестивой христианской жизни».

Евгений с Глебом присутствовали как на всенощном бдении, так и на воскресной службе и происшедшее сочли весьма показательным.

- Люди толкуют о русских церковных школах, призывают к какой‑то деятельности, собирают пожертвования, а на то, что прославляется их святой, им плевать, — заметил Глеб. — Неужто и впрямь вся их «деятельность» во имя Бога?

- Вот и нам урок: не сидеть сложа руки, — подхватил Евгений.

ЧУТЬ БОЛЕЕ недели спустя в Сан–Франциско произошло еще одно важное событие, и опять стараниями архиеп. Иоанн, — первое рукоположение во епископы Православной Церкви Франции.