Не от мира сего - Иеромонах Дамаскин (Христенсен)

- Вот и нам урок: не сидеть сложа руки, — подхватил Евгений.

ЧУТЬ БОЛЕЕ недели спустя в Сан–Франциско произошло еще одно важное событие, и опять стараниями архиеп. Иоанн, — первое рукоположение во епископы Православной Церкви Франции.

У Владыки были давние (с 1957 года) связи с этой Церковью. В ту пору он жил во Франции и являлся Экзархом Западной Европы. Тогда встретился он с одним из основателей Православной Церкви Франции, о. Евграфом Ковалевским, талантливым деятельным пастырем.

Родился тот в России, в дворянской семье, в 1920 году перебравшейся во Францию. В юности сподобился видения галльской святой IV века Радегунды, она и предначертала его дальнейший путь, указав на его особое предназначение. Вся жизнь его переменилась после этого, и, будучи рукоположен во священники в 1937 году, он посвятил себя восстановлению утерянного Францией православного наследия, прославлению ее древних святых, возвращению обычаев и традиций Церкви. Отец Евграф разыскал и возродил литургический чин, существовавший до подчинения Французской Церкви римскому престолу, галлийский чин св. Германа Парижского. Дабы приютить возраставшую православную общину в Париже, он восстановил старинный собор св. Иринея Лионского и собственноручно написал для него иконы французских святых.

Отцу Евграфу стоило немалых трудов отыскать среди иерархов и духовенства восточных Церквей таких, кто хотя бы в малой степени интересовался и сочувствовал жизни православных христиан Западной Европы. Сколько нападок претерпел он от коллег. Некоторые советовали даже уйти в монастырь, предлагая взять на себя «бремя его трудов». И лишь афонский пустынножитель о. Никон Карульский указал на одного из немногих иерархов, способных понять французское Православие и помочь ему, — на архиеп. Иоанна.

Отец Евграф и Владыка Иоанн различались во многом, но сходились в главном: в непоколебимой верности своему миссионерскому предназначению. Как вспоминает один из их прихожан Французской Православной Церкви, «эти люди, приняв какое‑либо решение, уже не колебались. Архиеп. Иоанн одобрил письмо о. Евграфа к одному французскому священнику из провинции, не решавшемуся примкнуть к Православию, пока оно не получило полноправного законного статуса. Отец Евграф писал: «Думается, причина Ваших колебаний в том, что душа еще не определилась. Становление Православия во Франции началось с того дня, когда я отринул все колебания и сомнения, готовый продолжать дело лишь с двумя–тремя верными единомышленниками»».

В 1958 году икона Архистратига Божия Михаила в церкви св. Иринея начала чудесным образом источать благовонное миро. Владыка Иоанн увидел в этом знамение, т. к. Архангел Михаил исстари считался небесным покровителем земли французской. В 1959 году по просьбе Французской Православной Церкви Владыка Иоанн принял ее под свое архипастырское покровительство и начал деятельно помогать возродившемуся французскому православию: ездил по приходам, освящал церкви, рукополагал во священство, преподавал в богословской школе св. Дионисия, служил галликанскую литургию в соборе св. Иринея и других храмах. Возглавлял Литургическую комиссию, сверявшую православные источники древнего литургического чина галлов. «К этой задаче он отнесся чрезвычайно серьезно, анализируя и проверяя каждое слово, каждый термин, привнесенный из другого языка, — вспоминают единоверцы–французы. — Он любил литургию, не ограничивался теоретическим изучением текстов. Он считал, что лишь служа литургию, можно достойно ее оценить. Сам он свободно владел французским и взялся проводить каждую службу, прежде чем одобрить ее или вернуть тексты в Комиссию для более глубокого изучения».

Показательно, что даже будучи правящим архиереем Французской Православной Церкви, архиеп. Иоанн не стремился подчинить ее ни собственной власти, ни каким‑либо иноземным чиновникам. Он, как и о. Евграф, хотел видеть Французскую Православную Церковь из французов и для французов. Как в свое время он учил Глеба и Евгения с их «Православным Словом» самостоятельности, так и сейчас он прививал то же сознание возрождающейся Церкви. В одном из указов, явив замечательную прозорливость, он писал: «Вышеназванная Церковь является во всём независимой от Европейского Экзархата, возглавляемого мною. Управление и внутренняя жизнь обеих структур автономны, без какого‑либо смешения, и объединяются общей верой и общим первоиерархом».

Архиеп. Иоанну удалось убедить и собственного первоиерарха, митроп. Анастасия в важности возрождения Западной Православной Церкви, но не на правах подопечной Восточной, а путем восстановления самостоятельных национальных Церквей, имеющих даже более древние корни, чем Русская Православная Церковь. Однако убедить других иерархов Зарубежной Русской Церкви оказалось трудно, им мешали шоры привычных, сложившихся в Восточной Церкви представлений. Много сил и времени потратил Владыка Иоанн, пытаясь убедить их, сколь ценен опыт возрождения Французской Церкви и как важно ее всемерно поддержать.

В 1962 году архиеп. Иоанн был назначен главой епархии Сан–Франциско, а Церковь во Франции так и не имела своего иерарха, некому было продолжать дело Владыки Иоанна. Пришло время, как он и предвидел, выбрать епископа из местной паствы. Естественно, выбор пал на о. Евграфа, основателя возрожденной Церкви. 22–го октября 1964 года митроп. Анастасий объявил, что «хиротонией о. Евграфа во епископы Русская Зарубежная Церковь не создает ни новую епархию, ни новую церковную область. Что означает: она имеет честь свидетельствовать о рождении новой Церкви и готова участвовать в становлении древней Православной Церкви Франции».

Увы, сам митроп. Анастасий из‑за преклонного возраста удалялся на покой, а другие иерархи не желали участвовать в хиротонии. В Сан–Франциско Евгений с Глебом наблюдали ропот даже среди былых сторонников Владыки Иоанна: «Конечно, Владыка — святой, но нельзя же заходить так далеко!» В официальных церковных кругах о. Евграф прослыл вольнодумцем и «сектантом», т. е. человеком ненадежным. Знали бы они, что за это «вольнодумство» и чувство независимости и ценил его больше всего Владыка Иоанн.

По замечанию одного француза, «ничто не заставит архиеп. Иоанна отказаться от дела, в котором он видел промысел Божий». Он решил рукоположить о. Евграфа в соборе Сан- Франциско, но поскольку русские епископы отказались сослужить ему, он пригласил румынского иерарха, которого в 1954 году сам возвел в сан епископа, — Феофила (Ионеску). Тот с радостью согласился приехать в Калифорнию.

Приехав в Сан–Франциско, о. Евграф рассказывал нам о древних византийских традициях в искусстве, о том, что они немногим отличались от древних галльских. По богатой жестикуляции мы поняли, что он и сам художник, глубоко прозревающий искусство как язык общения. Позже он прислал нам несколько книг на французском о своей церкви, с фотографиями собственных фресок. Дабы воссоздать образ собора романского периода, он собственноручно расписал ее. Говорил он с нами по–русски, и по речи угадывался человек образованный, дворянин. Личность самобытная, ни в коей мере не «осколок прошлого», и не чурался современности. Настоящий парижский интеллигент, он прослыл чересчур независимым от парижских богословов- модернистов, да и сам он относился к ним с прохладцей. Говорил он увлеченно, что было нам сродни, и мы сразу полюбили его».

Рукоположение началось 9–го ноября 1964 года и длилось три дня. Евгений прислуживал в алтаре и читал по–французски Апостол.

В первый день о. Евграф был пострижен в монахи. Владыка Иоанн дал ему имя в честь св. прав. Иоанна Кронштадтского, только причисленного к лику святых, а также имя недавно канонизированного греческого святого Нектария Пентапольского. Облачил его в рясу и клобук своего предшественника, архиеп. Тихона, также с любовью и сочувствием относившегося к французскому Православию.

Во второй день, на праздник св. Мартина Турского, архиеп. Иоанн служил галликанскую литургию св. Германа совместно с французским духовенством. Вечером совершил приготовительную службу к самой хиротонии, которая состоялась на третий день.

На заключительной по рукоположении встрече Евгений и Глеб познакомились с духовенством и прихожанами из Франции. Евгений беседовал по–французски и с ними, и с новым еп. Иоанном- Нектарием.

Как бы ни охаивали действия Владыки Иоанна недоброжелатели, для церкви Сан–Франциско то были замечательные дни. Русские и не слыхивали о французском святом Германе, не говоря уж о составленном им в стародавние времена чине. Воистину, это был переворот: русская эмигрантская Церковь, знавшая лишь традиционные славянские службы, вдруг услышала нечто непривычное, хотя и величественное, да еще исполненное на французском языке.