Секта-2 - Алексей Колышевский

– Ты у себя дома так собакой командуй, – первым не выдержал молодой человек. – Перед тобой человек стоит и говорит тебе, что он опаздывает. Мне наплевать, что в вашем (тут было вставлено крепкое словечко) магазине что-то звенит. У вас тут даже приборы бестолковые, трезвонят по любому поводу. Что уж про людей-то говорить?! Последний раз тебе говорю, дай пройти. По-хорошему говорю.

Охранник, увидев, что дело принимает все более скандальный оборот, что, в общем-то, являлось частью его профессии, начал действовать в соответствиии с заложенной в его память инструкцией и стал вызывать по рации подкрепление, внушительно обращаясь к каким-то «восьмому» и «четвертому», по всей видимости, своим коллегам, несущим вахту где-то в отдалении. «Восьмой» ответил, что понял и уже идет, а «четвертый» отозваться не успел, потому что молодой человек, пребывавший к тому времени уже в состоянии очевидного бешенства, опрокинул свою наполненную пакетами тележку и принялся эти пакеты сильнейшим образом пинать ногами – после одного из ударов тот самый окорок вылетел и очутился прямо возле Настиных ног.

– На, подавись! Сам ищи свой чек, раз он тебе так нужен. А мне в этом (вновь последовало едкое скабрезное словечко) магазине ничего не нужно. Ноги моей здесь больше не будет. Никогда! – С этими словами нервный молодой человек устремился к выходу, а после попытки охранника ухватить его за край мешковатого пиджака как-то особенно ловко, что поразило Настю, вывернулся и ударил охранника в лицо. Магазинного стража этот удар, нанесенный, по всей видимости, с мастерской точностью, уложил на пол. Откуда-то из недр подсобных помещений спешили на помощь своему боевому товарищу «восьмой» и «четвертый», но молодой человек их появления дожидаться не стал и удалился в английской манере – молниеносно и не попрощавшись. Настя переступила через злополучный окорок и торопливо покинула поле боя, справедливо рассудив, что оставаться в магазине и еще, чего доброго, стать вписанной в милицейский протокол свидетельницей ей вовсе ни к чему.

Нахала и след простыл. Должно быть, сел в свой автомобиль и уехал. А может, и убежал, осознав, что всегда лучше спринтерский забег, чем уголовная ответственность за нанесение телесных повреждений. Настя, подумав, как странно иногда может закончиться обычное посещение магазина, пошла к своей машине. Один из тех здоровенных автомобилей, что прежде стискивали ее «букашку», все еще оставался в прежней позиции, место другого пока никем не было занято. Полученного в магазине адреналина с лихвой хватило, чтобы перестать задумываться о возможной слежке. Разумеется, все это ерунда, нет никаких соглядатаев, ситуация всего лишь такова, какой она ее видит, и никаких сюрпризов, никакого тайного подпола-ловушки с секретной пружиной никто для нее не готовит.

Настя села в автомобиль, включила зажигание, и тут же, на ее глазах, недавняя сцена в магазине получила стремительнейшее продолжение: из дверей гастронома высыпали несколько человек в одинаковой униформе, и в их числе тот, пострадавший, с распухшим, в запекшейся крови носом. Все они были полны охотничьего азарта и напоминали стаю четвероногих – собак ли, волков? – неважно. Загонщиков, с чьих клыков смачно стекает пена в предчувствии скорого вкуса теплой плоти обреченной, обложенной ими жертвы. Конечно же, они искали того оказавшегося в глупейшем и вместе с тем двусмысленном положении молодого человека. Насте неожиданно стало жалко парня, стоило лишь представить, с каким приложением души эти люди в униформе отделают его и, возможно, изувечат. И предположение, увы, оказалось небеспочвенным. Загонщики, что четвероногие, что мало отличающиеся от них двуногие, способнее всех в охоте и берут след зачастую мгновенно. Испарившийся для Насти молодой человек, как оказалось, отсиживался за оставшимся на обочине внедорожником и при этом трясся, как заяц. Ему не свойственна была драчливость, и лишь чувство собственного достоинства сыграло с ним свою вечную шутку, позволив кулаку вылететь наперед здравой мысли. Теперь же ничего, кроме мыслей, притом исключительно о дальнейшей своей участи, молодой человек не имел и спрятался неподалеку от места собственного преступления еще и по той причине, что на бегу, когда надеялся уже на верное спасение, крайне неудачно подвернул ногу и оказался в западне. Чужая машина, прикрывшая его своим надежным с виду, а на деле бесполезным корпусом, явилась слабой, призрачной защитой, стеной, одиноко стоящей в чистом поле, за которой его немедленно и обнаружили магазинные стражи, подтвердив свою наблюдательность громогласными мстительными воплями.

Настя увидела, что прямо на нее бегут несколько мужиков с озверелыми перекошенными лицами, догадалась обернуться и тут же заметила нахала, покинувшего свое убежище и пытавшегося теперь бежать, приволакивая ногу. Шансов на спасение у него не было никаких. Участь его была предопределена и незавидна: не менее трех месяцев в больничной палате, в повязках и бинтах, с ногой, подвешенной к хитрому устройству с гирями. Они отделали бы его по высшему разряду, возможно даже, что не в силах остановиться забили бы до смерти. Так бы все непременно и случилось, если бы Настя не приняла одного из тех решений, что принято называть «молниеносными». Впоследствии, размышляя над своим поступком, над его истинными мотивами, она назвала этот случай проявлением «синдрома вдовы», который сама же полушутя и выдумала: «Всякая вдова обязана быть решительной, иначе она так вдовой и останется, а это крайне вредит женскому организму – рядиться в монашку, оставаясь в миру». Итак, она совершила нечто из ряда вон выходящее: стремительно взяв с места, направила крохотный свой автомобильчик прямо на свору этих двуногих борзых и гончих, и они, вопя и огрызаясь, растеряв свою охотничью нацеленность, рассыпались по сторонам, словно апельсины, выпавшие из прорвавшегося вдруг пакета. Прервав таким образом их наступление на несколько спасительных и столь нужных в этой ситуации мгновений, Настя перебросила передачу и резко сдала назад. В душе ее пронзительными голосами орали неизвестные птицы, и их постоянный, нескончаемый коллективный вопль резко оборвался, лишь когда она, поравнявшись со «стремительно ползущим» из-за покалеченной ноги незнакомцем, прокричала ему в открытое окно:

– Садись скорее, они догоняют!

И стало тихо, и воздух загустел, и пласты его с урчанием закачались вокруг, наползая один на другой, образуя вокруг хромого незнакомца и маленькой машинки защитный невидимый купол. Молодой человек, двигаясь, словно во временном разломе, не торопясь, с четкой осознанностью каждого действия, кивнул, страдальчески гримасничая из-за игл, с каждым шагом все глубже вонзающихся в ступню, приблизился к автомобилю спасительницы, ввалился внутрь этого нового мирка и завопил: «Очень быстро, Жакоп!»[20] – явив тем самым любимую всеми женщинами остроту восприятия и насмешливую храбрость, а равно и признаки культурного воспитания, и все это в трех словах. Поблагодарил он ее позже, гораздо позже, уже после того, как Настя, продолжая двигаться назад на предельной скорости, сумела каким-то чудом разминуться с автомобилем, выкатившимся со Сретенки, и, сопровождаемая его пронзительной клаксонной истерикой, исхитрилась как-то развернуться в этом узком, словно игольное ушко, переулке.

– Вот так гораздо лучше, – насмешливо изрек нахальный тип. – Нестись вперед задницей – это сомнительный экстрим.

– Заткнись. – Настя вырулила на Сретенку, проехала один квартал и, вспомнив, что возле Садового наверняка дежурит синяя с белым патрульная колымага, вновь свернула в переулок, уже не такой узкий, как предыдущий, пронеслась сквозь него бильярдным шаром и, оказавшись на забитой машинами Неглинной, перевела дух.

– Оторвались, кажется. Только бы эти, из магазина, номера мои не запомнили. Ведь сообщат, и что мне тогда говорить? Охваченная внезапным порывом жалости, помогла преступнику уйти от справедливого возмездия, так, что ли?

Нахал пожал плечами:

– Не знаю. Все равно никто не поверит – решат, что мы в сговоре и ты страховала меня, когда я воровал из супермаркета носки.

– Что-о?! – Настя непроизвольно отвлеклась от дороги и чуть было не въехала в бампер впереди ползущего автомобиля. – Ты там украл носки? Но зачем?!

– Ну да, украл. У меня хобби такое, воровать из супермаркетов, – признался нахал. – С тех пор как меня вытурили с работы, я таким образом восстанавливаю социальную справедливость. Ты не думай, что я чокнутый, просто как-то не подумал, что на паршивых носках налеплена магнитная полоска и они станут звенеть на выходе.

– А дрался зачем?

– Не люблю холопье племя, – процедил нахал. – Тоже мне выискался пуп земли, фюрер доморощенный. Командовать ему нравится, видите ли. В армии не накомандовался, козлина. Ведь сто процентов либо мент бывший, либо вояка.