Секта-2 - Алексей Колышевский

Она уже видела свою машину – та краснела маленьким квадратиком крыши, зажатая меж двух столь любимых некоторыми категориями москвичей гигантских внедорожников. Насте вдруг очень захотелось поверить в то, что из этих машин никто не выйдет ей навстречу пружинистой походкой, что не будет больше никаких разговоров во дворе или в любом ином месте на тему, заставившую ее оказаться здесь, в районе Сретенки. Заговаривая собственный страх и не давая ему проявить хоть каплю власти, Настя подошла к машине и с облегчением увидела, что соседние автомобили с запыленными лобовыми стеклами давно остыли в ожидании владельцев. Напротив, через дорогу, обнаружилась ранее не замеченная вывеска неплохого гастронома, витрина которого была украшена рекламой финской водки, французского, а не «армянского» коньяка и пива, которое не так давно начали варить, кажется, в Калуге, чем навеки испортили репутацию легендарного темного ирландского напитка, превратив еще один всемирно известный пивной сорт в низкопробное подобие оригинала. Вспомнив, что было бы совсем неплохо обрадовать домашних куском итальянского сыра, испанской ветчиной и бутылкой хорошего сицилийского вина, Настя решила воздать должное гастрономным полкам, да и сама почувствовала, что после чашечки кофе, выпитой в захламленной стариковской квартире, она по-настоящему проголодалась и соскучилась вот именно по такому, никогда не подводящему желудочному парадизу, как сыр, хамон и красное сухое вино. К этому можно еще прибавить немного зелени и овощей, а также испеченный на оливковом масле хлеб, и больше ничего не надо – в простоте и свежести все очарование. Ешь проще, и искать ответа на вопрос «Какая из диет полезней?» тебе никогда не придется.

Людей в магазине было немного, они рассредоточились по залу, будучи заняты всяк своим делом. Кто-то размышлял возле чайной секции – здесь стояли огромные цветастые банки, и в каждой находился какой-нибудь свой, особенный сорт. Иные прохаживались вдоль открытых прилавков со всякой замороженной снедью или выбирали сладости в кондитерском отделе, где пахло ванилью и отчего-то цикорием, точно целый мешок его без сожаления рассыпали там и тут, как сухую лаванду на полках в платяном шкафу. Вино встретилось первым из намеченного списка, и Настя опустила нужную бутылку в сетчатую пустоту тележки. Туда же последовали сыр, овощи… В колбасном отделе она не сразу нашла глазами нужный ей окорок – твердый кусок свинины, пропитанный запахом тлеющих опилок и еще чего-то, что составляет секрет рецепта хамона, делая этот продукт испанского экспорта столь желанным для многих влюбленных в мясо черной иберийской хрюшки. Какой-то парень, возрастом немного старше ее, лет под тридцать, толкающий перед собой тележку и что-то говорящий в телефон на совершенно незнакомом языке, в котором Настя невольно различила и английские, и французские, и немецкие, и еще какие-то, чуть ли не японские словечки, внезапно вынырнул перед ней из-за полок со специями и – о, наглость! – сцапал единственный окорок, именно тот, на который она уже было и нацелилась. Небрежно бросив его в свою тележку, продолжая нести все ту же казавшуюся нелепой телефонную тарабарщину и даже не взглянув в сторону остолбеневшей Насти, он пошел себе как ни в чем не бывало к кассам. Второго такого же окорока в магазине не оказалось, о чем сообщил девушке похожий на десятилетнего ребенка продавец (до такой степени он был щуплым, и лицо его совсем не было отмечено печатью взрослости), посоветовав зайти послезавтра. Это было так неожиданно, нелепо и до такой степени досадно, что Настя в сердцах оттолкнула свою мечту о скромном гастрономическом чуде и, не заботясь более судьбою тележки, решив, что без хамона весь замысел семейного пира теперь безнадежно разрушен, пошла к выходу следом за нахалом, эту мечту укравшим. А тот, не отрывая от уха телефона, свободной рукой быстро выставил перед кассиром свои покупки, не глядя на получившийся у кассового аппарата результат, кинул в пластмассовый лоток крупную бумажку и с видом крайне занятого, целиком погруженного в свои заботы индивидуалиста механическим равнодушным движением принял сдачу и втолкнул смятые бумажки и мелочь в брючный карман. Кассир собрал все в пакеты, сказал нахальному молодому человеку какую-то дежурную тусклую вежливость и перевел взгляд на Настю, привычным жестом потянувшись в сторону своего орудия производства – кассового аппарата.

– У меня ничего нет, – в сердцах заявила Настя. – Некоторые покупатели прямо на ходу подметки рвут.

– Вот как? – равнодушно полуспросил-полуответил кассир. – Тогда проходите.

Она хотела что-то резкое сказать ему, но сдержалась, пристыженно осознав, что это будет обыкновенное и очень пошлое вымещение досады на совершенно постороннем, ни в чем не повинном человеке.

Меж тем специалист по тарабарскому наречию, одетый в мешковатый, до бесформенности растянутый льняной пиджачок, пришаркивая плоскими подошвами летних индейских башмаков, оказался возле хитрого устройства, электронного стража – стойки, реагирующей на выносимый из магазина товар, снабженный специальной защитой в виде магнитной полосы или какой-нибудь хитрой наклейки, также магнитной, которую полагалось обезвреживать кассиру, если товар и впрямь был ему предъявлен и оплачен честным покупателем. В таком случае электронный страж молчал, никак не реагируя на проходящих мимо него, но стоило ему, словно филателисту, почуять негашеную марку, как устройство принималось вопить и подавать сигналы красной тревожной лампой, безошибочно угадывая несуна, магазинного воришку, а может, и ни в чем не повинного покупателя, на чьем товаре – увы! – не все полоски поддались раскодированию. Возле стойки стоял человек в униформе, охранник, чьей задачей было реагировать на подсказки своего чувствительного к магнитным полям компаньона и не допускать воровства и выноса не оплаченного покупателями товара. И стоило тому, кого Настя – про себя, разумеется, – уже несколько раз назвала «нахалом», попытаться пересечь этот последний рубеж магазинной обороны, как электронный страж завопил, указывая человеку в униформе, что мимо него следует возможный нарушитель, который, несмотря на свои лингвистические упражнения и довольно приличный внешний вид, вполне может оказаться волком в овечьей шкуре, припрятавшим что-нибудь неоплаченное и пытающимся это неоплаченное самым недобросовестным способом присвоить. Охранник развел руки, преграждая «нахалу» путь:

– Покажите ваш чек, пожалуйста. – Страж магазина был натаскан на такие случаи, точно служебная собака на ватный рукав дрессировщика, и знал свою инструкцию наизусть.

Телефонный разговор прервался на полуслове, и Настя услышала, что нахал прекрасно говорит по-русски, в чем, в общем-то, и сомнений не было, как и в том, что вся эта пантомима, разыгранная им невесть для чего, именно пантомимой и является, ибо нахал мгновенно убрал телефон в карман, даже интонацией не обозначив свое внезапное отключение собеседнику, которого в природе и не было вовсе. Молодой человек просто дурачился, впрочем, как оказалось, до поры:

– Чек показать? Зачем это?

– Вы зазвенели, – терпеливо и в то же время лаконично объяснил повидавший на своем месте всякое охранник.

– Вот как? Это забавно, что я зазвенел, – усмехнулся молодой человек. – И в каком же месте у меня, по-вашему, спрятан колокольчик?

– А вот мы давайте и разберемся сейчас. – Невозмутимость охранника понравилась наблюдавшей за происходящим Насте. Она спокойно отошла в сторонку, решив забавы ради досмотреть эту спонтанно возникшую сцену до конца. Какое-никакое, но развлечение, пусть и довольно посредственное, к тому же после всех ненормальностей, услышанных в квартире старика, эта импровизация из реальной жизни нужна была Насте, чтобы окончательно вернуться в обыденность, ощутить под ногами то, что более всего жаждет ощущать человек, – незыблемую твердь конкретики. К тому же никуда не девшееся особое профессиональное репортерское чутье подсказывало, что задержаться и понаблюдать стоило. Что-то да выйдет из всего этого, получится… и действительно получилось.

– А что это за порядки такие в вашем магазине? Я знать не знаю, где мой чек! Я что, должен хранить его как память? – Нахал занял наступательную позицию. – Я что-то купил, я за это заплатил, и больше меня ничего не волнует. Дайте пройти, я тороплюсь.

– Пройдете, после того как я разберусь, отчего вы звените. Прошу вас, оставьте тележку на месте, а сами пройдите еще раз через детектор. – Вежливость охранника была непрошибаема и несколько отдавала профессиональной, встречающейся у всех его коллег по вахтерской профессии неоправданной высокомерностью.

– Ты у себя дома так собакой командуй, – первым не выдержал молодой человек. – Перед тобой человек стоит и говорит тебе, что он опаздывает. Мне наплевать, что в вашем (тут было вставлено крепкое словечко) магазине что-то звенит. У вас тут даже приборы бестолковые, трезвонят по любому поводу. Что уж про людей-то говорить?! Последний раз тебе говорю, дай пройти. По-хорошему говорю.