Украденный фокус. Почему мы страдаем от дефицита внимания и как сосредоточиться на самом важном - Йоханн Хари

круглой отличницей, а после поступила в Гарвардский университет, где изучала здравоохранение и педиатрию. Когда настало время определиться со сферой применения полученных знаний, Надин решила, что хочет оказывать психологическую помощь детям. В отличие от многих сокурсников, она выбрала для своей врачебной практики не зажиточное предместье, а Бэйвью – очень бедный район Сан-Франциско, на улицах которого царило насилие. Вскоре после начала своей работы там Надин прогуливалась с друзьями, как вдруг раздались выстрелы. Побежав на звуки, она обнаружила истекающего кровью семнадцатилетнего паренька. Люди в этих местах жили в постоянном страхе: бабушки в этом районе порой спали в ваннах, потому что боялись погибнуть от шальных пуль ночных перестрелок. Впоследствии, размышляя о жизни в условиях непрекращающегося беспорядочного насилия, Надин поняла, что это такое – постоянно испытывать стресс.

Однажды на прием к ней привели четырнадцатилетнего мальчика с диагнозом СДВГ, которого я буду называть Робертом (по просьбе Надин в этой главе я изменил некоторые подробности с целью сохранения врачебной тайны). Роберт уже некоторое время принимал психостимулятор «Риталин», но, казалось, совершенно безрезультатно. Мальчику не нравилось, как этот препарат действует на него, и он хотел прекратить прием, но врачи настаивали, что нужно продолжать, причем во все большей дозировке.

Роберт рассказал Надин, что первые проблемы с вниманием появились у него в десятилетнем возрасте. «А с чем это могло быть связано? Что-то случилось?» – спросила Надин. Помявшись, Роберт и его мать сказали, что проблемы начались, когда его отправили пожить у отца. Они стали рассказывать про развод и про жизнь ребенка в общем, и тут Надин мягко поинтересовалась причинами, по которым Роберта отослали к его отцу. Потребовалось некоторое время, чтобы мать и сын решились рассказать об этом. У матери был бойфренд, и как-то раз по возвращении домой она застала его насилующим Роберта в ванной комнате. Все свое детство женщина подвергалась сексуальным надругательствам и была приучена бояться мужчин и подчиняться их требованиям. В тот момент она ощутила полную беспомощность и поступила самым постыдным для себя образом: вместо того чтобы вызвать полицию, она отправила сына жить к отцу. И всякий раз, когда Роберт навещал мать, его насильник по-прежнему оставался в ее доме.

Обдумав этот частный случай, Надин задалась вопросом, не является ли он частью более широкой проблемы. Она заметила, что в медицинском центре Бэйвью у детей все чаще (намного чаще, чем в зажиточных районах Сан-Франциско) диагностируют те или иные проблемы с вниманием. Первой и, как правило, единственной реакцией на это было назначение мощных психостимуляторов вроде «Риталина». Надин верит в эффективность медикаментозного лечения, но все же усомнилась в том, что диагнозы этим детишкам ставятся корректно.

Несколькими десятилетиями ранее ученые сделали важное открытие, и Надин знала об этом. Оказываясь в пугающей ситуации, например попав в зону боевых действий, человек обычно переключается на другой режим функционирования. Ранее я уже ссылался на пример, который привела мне Надин: на нас нападает медведь, и все наши старые заботы отходят на второй план, сейчас нам надо просто выжить.

А теперь представьте, что нападения медведей случаются очень часто. Представьте, что трижды в неделю на нашей улице внезапно появляется злобный зверь и уволакивает кого-то из соседей. В этом случае у нас, скорее всего, разовьется так называемая гипернастороженность: мы все время будем начеку – нет ли где-то поблизости разъяренного медведя? «По сути, в состоянии гипернастороженности человек ждет появления медведя на каждом своем шагу. Его внимание полностью сосредоточено на сигналах, предупреждающих о потенциальной угрозе, а не на происходящем в данный момент: на уроке, который нужно выучить, или работе, которую нужно выполнить. Это не значит, что в таком состоянии люди невнимательны. Это значит, что они целиком сосредоточены на любых сигналах, предупреждающих об опасности», – сказала мне Надин.

Она представила Роберта, который сидит на уроке математики и думает о том, что через пару дней увидит человека, надругавшегося над ним, способного это сделать снова. «Разве он сможет сосредоточиться на решении примеров?» – подумала Надин. Все его мысли направлены исключительно на обнаружение угрозы. Это не нарушение работоспособности мозга. Это естественная и неизбежная реакция на невыносимую ситуацию.

Надин решила выяснить, кто из ее пациентов находится в подобном положении, и вместе с коллегами начала изучать этот вопрос с научной точки зрения. Оказалось, что существует стандартный способ выявления психологических травм детства и степени их тяжести, который называется «Исследование негативного детского опыта» [139]. Этот способ достаточно прямолинеен: что-то плохое, произошедшее с человеком в детстве, например физическое насилие или жесткое обращение, рассматривается в увязке с его нынешними проблемами, такими как ожирение, алкоголизм, депрессия и др.

По этой методике было тщательно изучено более 1000 детей. Надин и ее коллеги хотели выяснить, насколько полученные психологические травмы коррелируют с любыми другими жалобами этих детей: мигренями, болями в животе и, что очень важно, рассеянностью.

У детей, столкнувшихся с четырьмя видами психологических травм или более, трудности с вниманием или девиантное поведение наблюдались в 32,6 раза чаще, чем у детей без какого-либо подобного опыта [140]. Общий вывод о взаимосвязи между способностью концентрироваться и пережитыми психологическими травмами был подтвержден результатами других научных исследований. Так, доктор Николь Браун установила, что психологические травмы в детстве утраивают вероятность развития СДВГ [141]. Масштабный опрос Бюро национальной статистики Великобритании показал, какие условия ухудшают внимание ребенка: финансовые затруднения родителей повышают риск на 50 %; серьезное заболевание члена семьи – на 75 %; привлечение кого-то из родителей к судебной ответственности – на 200 % [142]. Доказательная база невелика, но она растет и в целом подкрепляет выводы исследования в Бэйвью.

Один из ключевых принципов концентрации внимания, по мнению Надин, состоит в том, что человеку нужно чувствовать себя в безопасности. Он должен иметь возможность отключить функцию сканирования окружающей обстановки в поисках медведей, львов или их современных эквивалентов. В Австралии я встречался с детским психиатром из Аделаиды Джоном Джуридини, который тоже изучал этот вопрос. Он сказал, что «узконаправленное внимание очень полезно в безопасной среде, потому что позволяет учиться и развиваться. Но в опасной среде избирательная концентрация – полная глупость. Вместо этого нужно равномерно распределять пристальное внимание на окружающую действительность в поисках сигналов, предупреждающих об опасности».

Надин поняла, что врачи Роберта серьезно ошибались: «“Риталин” – не лекарство от сексуальных посягательств, знаете ли. Медикаменты могут устранять внешние проявления, но не первопричины… Если ребенок бóльшую часть времени ведет себя отвратительно, тем самым он хочет показать системе, что что-то не так». Надин пришла к выводу, что невнимательность ребенка часто является проявлением