Глубокая печаль - Син Кёнсук

Ван ничего не говорил, но и не слушал, лицо ничего не выражало.

Несмотря на шум вокруг, Ынсо что-то говорила. Сначала Ван пытался ее слушать и даже наклонился поближе вперед, но потом откинулся на спинку стула: «О чем она сейчас говорит?»

Ынсо посмотрела на Вана. Он продолжал сидеть, откинувшись назад. Со всех сторон гремела музыка.

«Что я хотела сказать ему? Почему сижу здесь? Неужели я сижу здесь для того, чтобы сказать: хорошо, что ты женишься, но не рожай детей от другой женщины?»

Ынсо встала.

«Неужели я никогда больше не увижу его? Как я должна жить без встреч с ним?»

Пошатываясь и пытаясь поймать равновесие руками, она вышла на улицу, и сквозь стеклянные двери увидела Вана. Ей очень хотелось, чтобы он выбежал вслед за ней и вернул ее, но он остался сидеть и смотреть в потолок, откинувшись назад, а свет освещал его такое чужое лицо.

Ынсо повернула голову и посмотрела на свет светофора на противоположной стороне улицы – под светофором на другой стороне стояла Пак Хёсон. Когда зажегся зеленый, Пак Хёсон легкой элегантной походкой перешла улицу и вошла в «Рассвет». Она села на освободившееся после Ынсо место напротив Вана, который откинулся на спинку кресла и смотрел в потолок, и, чтобы обратить на себя его внимание, постучала по столу.

«Неужели на этом пейзаже, видимом сквозь стеклянную дверь, закончилось мое прошлое?»

Ынсо посмотрела на место, где только что сидела сама, теперь там сидела Пак Хёсон. Посмотрела и отвернулась.

Две горлицы

Ынсо все ждала и ждала зеленого светофора, но поскольку он все никак не загорался, решила перейти дорогу на красный свет, и уже выставила ногу на проезжую часть, как ноги подкосились, и она рухнула у светофора. Еще долго она неподвижно сидела на бордюре между проезжей частью и тротуаром.

Надвигалась глубокая ночь, людей становилось все меньше, на красный свет неисправного светофора проезжали единицы машин. Неподалеку стоял с виду пьяный мужчина средних лет, опустив голову, что-то бормотал себе под нос, размахивая руками.

Ынсо так сильно устала, словно проделала далекий путь и была не в силах подняться, она все продолжала сидеть на том же месте. «Надо вставать», – пыталась заставить себя она, но понапрасну.

Она подняла голову и посмотрела на небо – над зданиями нависла туманная пустота; затем снова опустила глаза, по всему телу прошла дрожь. Еще недавно со лба градом катился пот, а тут задрожали губы:

«Что мне теперь делать?» – на глаза навернулись крупные слезы, она обхватила колени руками и почувствовала, что кто-то тормошит ее плечи:

– Ынсо? Это вы?

Это была Хваён. Она стояла на дороге под светом светофора и с удивлением смотрела на Ынсо, потом села рядом и заглянула ей в лицо.

– Почему вы тут сидите? – Хваён с удивлением осмотрела дрожащую Ынсо. – Ну что вы! – она взяла руки Ынсо в свои. – Что случилось? – не успокаивалась Хваён. Она поставила полиэтиленовый мешочек, который держала в руках, и погладила Ынсо по лицу. – Почему вы так дрожите? Холодно? Давайте вставайте! Я отвезу вас домой.

Хваён, поддерживая Ынсо, перевела ее через дорогу, а мешочек Хваён и сумочка Ынсо так и остались лежать позади. Пока они переходили дорогу, на светофоре все также горел красный свет.

Только перед дверьми лифта Хваён вспомнила, что оставила свой мешочек около светофорного столба, а потом заметила, что и на плече Ынсо не было сумочки.

– Постойте немного вот здесь. – Хваён прислонила Ынсо к стене около лифта и повернулась, чтобы идти, как Ынсо взяла ее за руку:

– Куда вы?

Хваён посмотрела в лицо Ынсо и тепло улыбнулась:

– Никуда, просто мы оставили под светофором вашу сумочку и мою картошку. Подождите, я быстро. С картошкой-то ничего не станет, а вот сумочку надо принести, не забрал бы кто, как вы без нее? Подождите меня здесь. Или хотите подняться домой?

– Нет, – Ынсо мотнула головой.

Хваён прислонила Ынсо поудобнее к стене и побежала в обратную сторону. Провожая взглядом убегающую подругу, Ынсо соскользнула вниз по стене, скрестив ноги.

Она сидела и ждала, когда снова появится Хваён. Пытаясь унять дрожь и заставляя себя держать слипающиеся глаза открытыми, она думала: «Отчего же так холодно?» – и это была последняя мысль, которая мелькнула у нее в голове.

Лифт ли это? А может, это и кабинка фуникулера, зависшего в горах, не важно что, – но оно поднималось вверх и вдруг остановилось. Внутри, кроме Ынсо, не было никого. То, что она была здесь одна, показалось странным. На мгновение двери открылись, и Ынсо высунула голову наружу, но дверь с силой захлопнулась, и голову зажало между створками. Снаружи была темнота. Лифт ли, фуникулер ли – она чувствовала, что висела в воздухе. Стеклянная, а может и алюминиевая, дверь не открывалась. Чем больше она старалась высвободить свое лицо, тем больше оно искажалось и мялось. А неподалеку кто-то стоял и наблюдал за ее мучениями. Этот кто-то смеялся. Ынсо, пытаясь разглядеть это лицо, перестала моргать. Этот некто только стоял и смеялся, наблюдая, как сильно расплющивается лицо Ынсо. Как ни странно, у человека, преследовавшего ее, шевелился только рот, но у него не было ни глаз, ни носа, ни щек.

– Я скоро превращусь в лепешку, а вам смешно! – Ынсо мучалась не столько из-за разрывающегося на части лица, а потому, что кто-то смотрел на ее мучения и смеялся.

– Вытащите меня отсюда! – взывала она, но этот кто-то продолжал стоять.

Сквозь смех промелькнуло, наконец, чье-то лицо. До этого она не могла распознать, кто это был, и все время недоумевала: «Да кто же это, в конце концов, так смеется?!» Временами это лицо напоминало лицо матери, временами – лицо брата Ису, а в какой-то момент она узнавала даже свое собственное. Но лицо, которое смеялось над ней, без глаз, без носа и безо рта, оказалось не чьим иным, как лицом Вана.

Ынсо открыла глаза. Увидела потолок, на нем медленно проявился рисунок в цветочек. Увидела белую скатерть с кружевной каемкой, круглые в деревянной оправе часы, и только потом поняла, что проснулась не в своей комнате.

Она подняла руки и потрогала лицо. Хоть она и проснулась, но ей все еще казалось, что сон продолжается и она никак не может опомниться от него.

Ей все казалось, что лицо расплющено в непонятных стеклянных или алюминиевых дверях странной кабинки, зависшей в воздухе, и она продолжала ощупывать свое лицо. Вспомнила образ Вана во сне и почувствовала, как страшно