Спустя девяносто лет - Милован Глишич

тебе кусочек редьки; другой угощает солёным миндалём; третий жалуется на музыкантов, играющих чардаш, а ведь он заказывал: «Помнишь ли ты тот час?»[58] – и так горько жалуется, что тебе и самому делается обидно, что они не играют «Помнишь ли ты тот час?»; пятый подходит и суёт тебе под нос шкварку или чевапчич[59] весь в соусе и просит попробовать «ну капелюшечку», ну ради него! Вон какой-то венгр ошалел от музыки, поднял ногу на стол и отбивает такт каблуком. А там за круглым столом все положили друг другу руки на плечи и покачиваются, сидя на стульях, будто танцуют коло. За следующим столом плачут и пищат дети, смеются женщины и перекрикиваются солдаты…

В общем, повсюду гул голосов, шум, крики, музыка, песни – гудит кафана!.. И так почти каждый божий вечер зимой.

Однажды вечером была жуткая метель. Ветер свистит, снежная пыль летит в глаза, как ни повернись. В кафане «У петуха» яблоку негде упасть. За небольшим столиком в углу сидит высокий мужчина в куртке, суконных брюках и феске набекрень; он наклонился и, размахивая руками, что-то рассказывает молодому человеку, сидящему с ним за одним столом. Официант принёс им ещё два стакана пива. Высокий взял стакан, чокнулся с молодым человеком, и, опустошив половину, вытер ладонью губы и сказал:

– И вот из-за этого, Пайя, забот был полон рот!..

– Скажи, бога ради, кому пришла в голову этакая чертовщина?

– Кому? Ему, конечно! – ответил высокий. – Конечно, я и сам кое-чего соображаю, даже и получше, чем он, хотя он капитан, а я человек простой, полицейский, но куда мне ещё и это успевать!.. Ему легко – сидит день-деньской без дела, да ещё привередничает… Вот и с этой сахарной головой так было! Однажды утром захожу я в канцелярию, а она у него на столе стоит. Я, по правде, удивился немного. «Откуда это, – думаю, – если капитан у нас взяток не берёт?» Он видит, что я удивился, и рассказал, как достал эту голову и что собирается с ней делать. Мне обещал каждую третью денежку… И вот, знаешь, честное слово, не будь меня, он бы ни гроша не заработал!..

– Так он хоть обещанное тебе отдал? – спросил Пайя.

– Отдать-то он отдал, но обсчитал меня ровно на двадцать дукатов!.. Знаешь, когда ту первую голову бросили в воду – ну тот крестьянин, – я съездил в Белград и добыл ещё одну такую же. После этого мы её больше не возили по деревням, а я хранил её у себя в комнате при канцелярии.

– Торговля, должно быть, хуже пошла? – предположил Пайя.

– Нет, что ты!.. Торговля как раз шла отлично!.. Вот я тебе пример приведу. Приехал, скажем, Милета из Миокуса, подтвердить стоимость имущества. Нужда у человека, ссуду хочет взять – прижали его кредиторы. Грустный, поникший… Я впустил его к капитану в канцелярию, а сам ухом к двери и слушаю. «Откуда ты?» – спрашивает его капитан, немного резко. «Из Миокуса, господин капитан». – «А что тебе нужно?» – «Подтвердить залоговую стоимость, насчёт ссуды». – «Приходи завтра!» – говорит ему капитан. Выходит бедняга, жалуется мне. Я только плечами пожимаю. На следующий день с утра – опять он приходит. Снова капитан откладывает: «Завтра!..» И так несколько раз отсылал его. А его совсем прижало, как-то раз выходит – чуть не плачет. Я его спрашиваю, что такое, а сам уже знаю, капитан мне сам велел спросить. «Беда, – говорит, – не знаю, когда подойдёт моя очередь!» – «А ты принеси что-нибудь в подарочек капитановым детям, – говорю, – увидишь, всё получится!» – «Конечно, если надо, я принесу – тут любой бы принёс, лишь бы помогло!» Тогда я предлагаю ему сахарную голову и говорю, что это лучший вариант. Он покупает голову и несёт её в канцелярию, вроде как для капитанши. Капитан с ним сразу по-другому; заверил ему бумаги и ещё научил, как побыстрее получить ссуду. Только он за порог, а я голову обратно к себе в комнату… Приходит другой по какой-то надобности – с ним та же история. В общем, дня не проходило, чтобы кто-нибудь не купил у меня сахарную голову.

– А люди разве не поняли, в чём тут дело?

– Как не понять!.. Они сразу почуяли подвох, но молчали! Да и к чему?.. Сам разве не знаешь, какие у нас капитаны? Если не захочет, он тебя и слушать не станет, пока ему что-нибудь не сунешь. Раньше в открытую несли, а теперь так, втихую… Люди всё понимают, но что поделать – платят. Видят, что иначе никак. Да и куда жаловаться? Кобыла с волком тягалась – только хвост да грива остались!..

– Это вы, выходит, прилично заработали!

– А ты как думаешь!.. Видишь эту кафану? Её построил капитан на деньги от сахарной головы. Эх, Пайя, деньги прямо рекой текли!..

– Но всё-таки ты так и не рассказал, как вы с капитаном поссорились.

– Погоди, сейчас расскажу… Знаешь, когда мы стали торговать новой головой, он начал записывать, сколько раз мы её продали. Я увидел и, понятное дело, обиделся, к чему мне его обманывать? Раз так, стал и я делать заметки на сахарной голове: всякий раз, как продам, ставлю чёрточку карандашом. А как стали рассчитываться – мы это каждый месяц делали, – по его подсчётам, получается, что на один раз больше продали, чем по моим. И я могу чем угодно поклясться, к чему мне врать, что я верно вёл записи. Вот насчёт этого мы, ей-богу, знатно поругались. Он мне: «Вор!» А я ему: «Обманщик! Жулик первостатейный!» Чуть до драки не дошло. Я вылетел за дверь и ушёл от него… А когда рассчитывались, он мне целых двадцать дукатов зажал!..

Тут в кафану вошёл арестант из тех, с кого сняли кандалы и теперь они обретаются при полиции; сквозь стекло было видно, что перед дверью стоит жандарм. Арестант взял большую бутылку пива и пошёл. Наш высокий посмотрел на него, потом пригляделся, тот показался ему знакомым, а вглядевшись получше – окликнул:

– Радан, ты?!

Арестант остановился, посмотрел на него и воскликнул:

– А, Джука! А ты-то здесь какими судьбами?

– И меня вот ветром занесло, Радан. Видишь, разошлись мы с моим капитаном!

– Давно ты из Владимирцев?

– Позавчера уехал.

– Ну, расскажи, как там мои детки? Где хоть они сейчас?..

– Давай пойдём! Чего застрял? – прикрикнул на него жандарм, заглянув в дверь, и Радан ушёл, не дождавшись ответа.

– Бедолага!.. – сказал Джука, глядя ему вслед. – Это, Пайя, тот самый крестьянин, который купил капитану первую сахарную голову.