Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского - Антология

Глава десятая

Лотошник-ветер мимодосаду вновь несет,опять неумолимоон плачет у дверей,пытаясь круглый годменя переупрямить.Уйди, уйди скорей:невыносима память.

При свете дня понятноее небытие,о солнечные пятна,что в мозг издалекавонзают острие,язвят и отчуждают, —надежда и тоскаотчаянье рождают.

Под вечер в двери сновалотошник-ветр стучит,от памяти былогодрожу и прячу взгляд:он жалок, нищ на вид,как те, что поневолеу очагов сидят,заснув, — и даже боле.

Приняв от жизни жребий,скитаюсь я в саду,следя в широком небе,как светлая грядана зимнем холодупроходит величавов былое, в никуда —держава за державой.

Слова летят в просторепрозрачной высоты —виновен ветр иль море?Нет, оставайся нем,зачем иначе тыушел в приют укромныйи сетуешь зачемна этот мир огромный?

Мартинюс Нейхоф

(1894–1953)

Дом

Где пышен сад и плодороден дол,Где ветром с дюн обласкан каждый злак,Стоит мой дом, откуда я ушелИ где сегодня поселился враг.

Дом огневою точкой стал, и сад,Давно, я знаю, вырублен врагом.И если правда то, что говорят,Разбито поле минное кругом.

Так говорят. Но, не смирен с судьбой,Я верить в дом родной не устаю:Мне нынче ночью сообщил прибой,Что скоро шторм спасет страну мою.

Птицы

Фабричные рабочие идутПерекусить, развлечься в перерыве,Мечтая о футболе и о пиве,Об отдыхе на несколько минут.

Вот так и птицы, — в мире нет счастливей,Чем те, кто полюбил такой уют:Так воробьи к ботинкам робко льнут,Толкутся чайки, споря о поживе.

Но безработным птицам счастья нет,Стараньям Армии Спасенья рады,Они съедают нищенский обед.

А если крох попросят, как награды:Пустить в кино, ссудить велосипед —Нарежутся на конные отряды.

Поющие солдаты

Булыжники остры: усталость, злоба.Идут солдаты, сердцем присмирев.Какою болью вам звучит напев:«Прощай, Мари, прощай, моя зазноба…»

Мы в даль глядим: она чиста, открыта, —Печаль, печаль, как часто в забытьиМы повторяем вымыслы твои:«У дьявола два рога, два копыта…»

Где музыка? Где барабанный бой?Вы брошены наедине с судьбой:«Страшна разлука, не страшна граната…»

Так пойте, вдаль по улицам спеша!Всегда таится детская душаПод грубой оболочкою солдата.

Голландия

Твой воздух над моею головой,Голубизна и солнце в ветре звонком.Я шел через простор прекрасный твой,Я на груди твоей дремал ребенком.

Я брел и наяву, и в забытьи,И в жилы мне входили кровью древнейКаналы протяженные твои,Далекие и светлые деревни.

Вечерний свет нисходит от окна,Молчат кастрюли, пестики и ступки.Жизнь Господа спокойна и ясна,

Ему понятны люди и поступки:Муж в голубой рубашке и женаВ крахмальном фартуке и белой юбке.

К незапамятному

Служанка чашу держит на весу,сливая кровь овцы, убитой днем.Хозяйка вяжет. Мясо над огнемшипит, роняя красную росу.

Мерцает зеркало в углу своем.Волчица воет далеко в лесу.Мой праотец в двенадцатом часув мешке волчонка принесет живьем.

Одно мгновенье медлим — я и он,проникнуты домашней тишиной,что обступает нас со всех сторон, —

и пахнет мясом, струганой сосной,и мимолетным счастьем озарендом на полянке в гущине лесной.

Мальчик

Он у окна сидел, полураздет,И видел, как среди рассветной тьмыДорога убегает за холмы,А над дорогой брезжит слабый свет.

Ему опять припомнился старик,Что на скамейке задремал вчера.Вокруг него шумела детвора,Старик проснулся через краткий миг.

Был странным взгляд его, и странной — речь(Улыбку прикрывала борода):«Жизнь — это путь неведомо куда,Но можно пользу из него извлечь».

Внезапно потянуло холодком.И мальчик увидал в дали сквозной,Себя, усталого, в полдневный знойКуда-то прочь бредущего пешком.

Дорога уводила в пустоту,Не позволяя повернуть назад.Обулся, встал и через старый садНеторопливо зашагал к мосту.

Облака

Совсем ребенком, помню, в день погожийЯ рядом с матерью лежал в траве,Неспешно плыли тучки в синеве.Спросила мать: «На что они похожи?»

И я кричал: «Я вижу — всадник скачет,Там — Скандинавия! Овца! Пастух!»Смеялась мать, меня хвалила вслух,Но видел я: она украдкой плачет.

Я жил, не глядя в облачные дали,Не поднимая взора от земли, —Пусть надо мною тучи строем шли —Видения меня не волновали.

Теперь мой сын глядит на все, что мнимо,На все, что вдаль плывет по небесам, —Я слушаю его и плачу самО прежних облаках, проплывших мимо.

Праздник под открытым небом

Июньский вечер засветил огни,и озарил зеркальные озера.Наш столик посреди лужайки скоросовсем потонет в лиственной тени.

Стихи в душе — замена разговора.Мы допиваем чай, и мы одни.О хрупкая печаль, повремени,не привноси в гармонию раздора.

За озером уже бренчат гитары,и весла мерно бьют по водной глади;целуются мечтательные пары,

бредя туда, куда ведет дорожка, —нет, не любви — красивой позы радии ради чувства — но совсем немножко.

Под сурдинку

Она сказала мне: «Ты принц в постели».Как простыня, окутывала мглаУсталостью сведенные тела.Цветы на стеклах в инее блестели.

Я — вновь питомец тьмы, и даль пуста,Лишь белизна снегов блестит невинно.Но видится старинная картина,Нежна, изящна, ласкова, проста:

Взгляни — вдали, под лучезарной высью,Меж древних башен чист и ясен вид,Там рыцарь с дамой едут мелкой рысью,

Он свищет псов, летящих без оглядки,А спутница на сокола глядит,Что миг назад взлетел с ее перчатки.

Портрет флорентийского юноши

Оливковый, стариннейших кровей,Овал лица — и мраморный, и кроткий.Его глаза — живые самородки —Бестрепетно глядят из-под бровей.

Девичий рот; волос рисунок четкий.На сливах, что готовы пасть с ветвей,Налет вовеки не был розовей,Чем на его пушистом подбородке.

Здесь все твое: и город, и река.Вино сбродило, и зерно поспело,Чтоб песнь твоя всегда была звонка,

Чтоб ты иного не познал удела,Чтоб ослик поспешал вдоль большака,Чтоб женщина перед огнем сидела.

Моцарт

Небесный свод, по-утреннему синий,Над кипарисами блестящ и жгуч, —Он посылает первый чистый лучВ изящный будуар седой графини.

Как сладко этот ежедневный мигИспользовать и с радостью, и с толком!Над вышиваньем золотом и шелкомОна склоняет пудреный парик.

Но вскоре изменяется картина:Приходит гость, еще юнец почти,Возжечь огонь созвучий, взапертиЖивущий в старом сердце клавесина.

Графиня с клавиш переводит взгляд —Они желты и безнадежно стары —Прочь, за окно, где в отдаленье парыНеспешно совершают променад.

Новалис