Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского - Антология

Моцарт

Небесный свод, по-утреннему синий,Над кипарисами блестящ и жгуч, —Он посылает первый чистый лучВ изящный будуар седой графини.

Как сладко этот ежедневный мигИспользовать и с радостью, и с толком!Над вышиваньем золотом и шелкомОна склоняет пудреный парик.

Но вскоре изменяется картина:Приходит гость, еще юнец почти,Возжечь огонь созвучий, взапертиЖивущий в старом сердце клавесина.

Графиня с клавиш переводит взгляд —Они желты и безнадежно стары —Прочь, за окно, где в отдаленье парыНеспешно совершают променад.

Новалис

Был взор его печален и глубок,Он не умел другим служить опорой.Мечтала жизнь его о смерти скорой —Так жаждет увядания цветок.

Он усмехнулся, как дитя точь-в-точь,Узнав, что сад погиб от стужи зимней.Его любовь жила в священном гимне,А он глядел в окно, в туман и ночь.

Чужая тень, безжалостна, темна,Ложилась на лиловые обои, —Он пел еще, но рушились устои,Кончалась жизнь; кончалась тишина.

Мелодия лилась ночной росой,Но таяла в пространстве бестревожно,Шепча, что некто в комнату, возможно,Войдет с клепсидрой, скрипкой и косой.

Птица

Стук по стеклу — и вот скривились лица,Испуганные, засмеялись мы.И я сказал: «Наверно, это птицаВ окно стучится из промозглой тьмы».

Металась тень и хлопала крыломПо влажному стеклу окна ночного;Бесформенная, словно черный ком,Взлетала вверх и упадала снова.

Влеклись ночные тучи, словно льды,Во мраке время замедляло бег,Мерцали свечи робко и печально —

И роскошью казались нереальнойНа скатерти, сверкавшей, словно снег,Хрустальные бокалы и плоды.

Ужин

Вдруг стали падать воск, вино и хлебИз наших рук. Внезапно тишь настала.Огонь свечи метнулся от шандала.Окно во мрак открылось — как во склеп.

Тяжелый дом поплыл на гребне валаНад странами, с незримых сорван скреп.В пучину смерти мчал нас от причалаШквал времени, безжалостен, свиреп.

Все глубже одиночество, все тише,И каждый за столом, оцепенев,Во взор чужой глядится, как в зерцало.

Пока не отгрохочет ветр по крыше,Забудь, забудь, что в сердце боль и гнев,И слушай смех, и слушай звон бокала.

В странствии

Случайно я взглянул в окно чужое:там женщина перед окном сидела,при свете, голову на грудь склонивши,устало руки вытянув во сне.Почуяв чуждый взгляд, она очнулась,ладонью провела вдоль дуг надбровных,и в сторону мою взглянула кротко,от сна еще не пробудясь вполне.

Она меня увидела. Возможно,я мнился ей ожившим сновиденьем.(И знаменателен, и нереаленказался наш безмолвный разговор.)Она со стула встала непоспешно,в камине уголья поворошила,к столу вернулась и закрыла книгу —и на окне остановила взор.

Я знал, что в эту странную минутуя показался ей, быть может, сыном,который возвратился из-за моря,иль другом, что ушел навеки прочь.Я понимал теперь: все эти годыбродяжничества, смуты и тревоги,меня томило робкое желаньеприйти домой, сюда и в эту ночь.

Помедлила пред зеркалом, вздохнула,огладила рукой седые пряди,взглянула на часы, собралась с духомдля фразы, может быть, всего одной —но мы опять уже чужими были,навек разделены стеклом оконным,и только, мнилось, прозвучал в потемкахбеззвучный голос за моей спиной.

Тупик

Она была на кухне у плиты.Я наконец войти решился к ней.Я ждал секунды этой много дней,задать вопрос стыдясь до дурноты.

Ей приходилось пристально смотретьза кофием на маленьком огне.И я сказал: пускай ответит мне,о чем стихи писать я должен впредь?

Тут засвистел кофейник со свистком,пар повалил в открытое окно,стелясь над клумбами, над парником, —

вливая в кофий воду ручейком,чтоб гуща медленно легла на дно,она сказала тихо: «Все равно».

Симон Вестдейк

(1898–1971)

Слепые

(по Брейгелю)

Они вдоль сел, как слизняки, ползути клянчат подаянье в каждом доме;у них одна мечта: найти приюти отоспаться на сухой соломе,

под кровлею — пусть даже натощак.Друг друга не узнать бродягам, кромекак по тряпью, да колокольца звяк —примета каждого, и вся ватагаидет, не разбредаясь ни на шаг.

Всего дороже в их руках — баклага,которую трактирщик им нальетвином прокисшим или чистой влагой…

Удача, если летом дождь пойдет:они стоят среди дороги, дружноводе бесплатной подставляя рот —просить о ней ни у кого не нужно!Заслыша нечто в гущине дерев,они стоят и слушают натужно,и чмокают, в восторге разомлев.Уверен каждый, что сосед — мошенник,и оттого их вечно мучит гневиз-за пропажи хлеба или денег,ведь каждого страшит сезон дождей.Но если не желает соплеменникпрощупать тростью брод среди камней —они бранятся грубо и крикливо,и вот, прозрев от ярости своей,они бросаются нетерпеливовперед по склону, вниз, через бурьян —и падают с отвесного обрыва,томясь от жажды, прямо в океан.

Ян Якоб Слауэрхоф

(1898–1936)

Тибет

За протяженным долом, что вспузыренРазвалинами градов и кумирен,Где чахлые сады монастырейЗасыпал щебень, задушил пырей;Там, за чертой страны степей и плавней,Над усыпалищем державы давнейВздымается угрюмых гор громада.Там нет ни ручейка, ни водопада,Лишь озеро сохранно залеглоВ глубокое гранитное жерло.Лежит печальный остров посредине:Безмолвием ответствуя горам,Там уцелел во святости донынеВеликой тишины последний храм.В пещерах нет сокровищ, зримых глазу,И нет монахов, преданных экстазу;Туда вовек не плавали ладьи,Там тишина как служба длится, иОтшельники влачат года свои.От века ли живут, не умирая.Они иль пали звездами с небес?И можно лишь по льду дойти до края,Под вертикальный каменный навес,С которого для них спускают пищу;Забрав ее, по глади ледовойОтшельники опять бредут к жилищу,Свершая в вечность путь возвратный свой.

Путешествие по Тибету

Моллюски жили здесь,Был больше мамонта каждый,И океан плескалсяНад будущими горами.Створки моллюсков доселеВаляются в каждом ущелье.Легко в лабиринте спиральномНаткнуться на подземелье,Полное демонов злобных,Наводящих туман лиловыйНа тропу и на беглеца —Образ его исчезает;Склоны горы оброслиЧудовищными грибами.

Как нам спастись удалосьИз ловушки и не шагнутьПрямо в разверстую бездну?Мы тащимся через нагорье —Как долго? Можно ли вспомнить?Паутина тропок — обман,Каждый колодец — отравлен,Мы пьем вечерами росу,И ночами едем верхомВсе по тому же плато,Чье пыланье мягко и жарко —К цели забытой спешим.Созвездья боязливы и лиловы,Огонь — в любом, как в щели смотровойШатра над всей равниной мировой.Мы движемся сквозь мертвый лес,Сквозь бурелом, наперерез,Мох лошадям щекочет брюхо.Мы дышим прахом древних трупов,И тьма готовит нам засады.

Вот — гребень гор касается небес,Мы поневоле едем сгорбясь.Вот — небеса над самым гребнем гор:Чудовище в ухмылке жуткой,Губу кровавую задрав,Зубов обломки обнажает.Забудь! И я скорей забуду.Иначе станем жертвой духов подлых!Лишь гибель и забвение повсюду.Забуду? Сгину? Вправду ли за Будду?..Уж не столетья ль провели мы в седлах?

Лоян Благословенный