Лови момент - Тара Девитт

бюстгальтера, сбрасываю их на пол. От его восхищенного взгляда пересыхает во рту.

Протягиваю руку к поясу, расстегиваю пуговицу джинсов, касаюсь твердого бугра под плотной тканью. Фишер торопливо отшвыривает ботинки; последнее смущение улетучивается, я весело смеюсь.

– Люблю, когда ты улыбаешься, – неожиданно выпаливает он. А я так много в нем люблю – кривоватую улыбку, оттопыренные уши, непокорные волосы, неуемное самолюбие. Мне нравится, как упорно он старается меня понять, как отчаянно стремится стать лучше, говорить правду, держать слово и честно признавать ошибки.

Провожу губами по его груди. От прикосновения к теплой коже соски твердеют. Фишер скользит ладонями по моим ягодицам, осторожно стягивает с меня юбку, заставляет опуститься на матрас. Потом стаскивает джинсы и трусы и понимающе усмехается, заметив, как я ахаю при виде его обнаженного члена.

Наконец он ложится рядом и полностью сосредоточивается на моем теле: обводит пальцами вокруг пупка, оттягивает тесемку трусиков.

– Можно?

– Да.

Закрыв глаза, он касается меня там, где пульсирует мое желание. Издаю сдавленный стон. Я переполнена ощущениями: рука Фишера размеренно двигается под тканью трусиков, член прижимается к бедру, теплое дыхание щекочет грудь, дождь стучит по стеклянной крыше веранды. Пространство сжалось, словно пружина; с каждой секундой удовольствие нарастает. Внезапно Фишер вытаскивает руку, оглядывает мокрые пальцы, неторопливо обводит мои соски, слизывает влагу. Не в силах сдержаться, выкрикиваю его имя, бездумно изгибаюсь ему навстречу.

– Да, Сейдж, вот так. Кончай, моя радость. Не сопротивляйся.

От его слов совершенно теряю голову и полностью отдаюсь наслаждению; ослепительная вспышка пронзает меня насквозь. Из груди вырывается радостный всхлип. Я словно падаю в пропасть, оглушенная и обессиленная. Наконец открываю глаза и вижу, как Фишер той же рукой ласкает себя, резкими грубыми движениями. Едва успокоившееся сердце пускается вскачь с новой силой.

– Можем больше ничего не делать, – говорит он. На мое бедро падает красноречивая капля.

– Ни за что, – севшим голосом отвечаю я, перехватывая его член. – Не уверена, что у меня получится еще раз, но я хочу сделать тебе хорошо. – Ко мне почему-то возвращается робость. В моей жизни было аж три мужчины, и за пять лет, проведенных с одним из них, я ни разу не чувствовала себя так восхитительно, как с Фишером.

– Получится, – хрипло произносит он, останавливая мою руку. – Я сделаю тебя готовой.

От этих слов желание разгорается вновь. Ловлю губами его губы.

– Я принимаю противозачаточные.

– У меня уже давно никого не было. Больше мне сообщить нечего. – Фишер улыбается. Невольно улыбаюсь в ответ, испытывая благодарность за доверие.

Фишер садится, опирается спиной на боковину желтого кресла, усаживает меня к себе на колени. Отсутствие стыда – раздвинутые мускулистые бедра, изгиб вздымающегося члена – вгоняет в дрожь. Заметив это, он вытаскивает из корзины плед, любовно оборачивает мне вокруг пояса, гладит плечи, целует ладони, заставляет обнять себя за шею.

С тихим ободряющим шепотом Фишер сдвигает мои трусики в сторону, приподнимает меня за бедра, проводит клитором по всей длине члена. Закусываю губы, сдерживая стон. Он проделывает это еще раз. С шипением изрыгаю проклятие; уголок его рта приподнимается в улыбке. Самодовольный нахал. Фишер продолжает удовлетворять себя в том же гипнотическом ритме, не проникая внутрь, и это невероятно возбуждает. Его взгляд устремлен туда, где наши тела трутся друг о друга. Изнемогая от удовольствия, невольно ищу продолжения, изгибаюсь на подъеме, так что головка члена толкается в меня, заставляя ахнуть. Фишер издает глухое рычание, пальцы впиваются в мои бедра, удерживая на месте. Испугавшись, что сделала ему больно, встревоженно заглядываю в его лицо.

– Прости…

– Нет. То есть да, но нет. Не извиняйся. – Его грудь тяжело вздымается, глаза помутнели, на висках выступили капли пота. – Не хочу, чтобы это заканчивалось. Мне слишком хорошо. Продержаться бы подольше.

К горлу подступает комок. Я тоже не хочу, чтобы это заканчивалось, – это лето, этот час, эта минута.

– Будь здесь и сейчас, – шепчу я, покрывая поцелуями его лицо и шею. – Позволь насладиться тобой сполна.

Вместо ответа он опускает меня на член. Замираю, привыкая к ощущениям. Фишер со стоном зарывается лицом в мою грудь. Медленно приподнимаюсь и вбираю его в себя полностью. Он проникает глубоко, куда-то в доселе неизведанное место.

Мы двигаемся не спеша, наслаждаясь друг другом. Не помню, чтобы раньше я улыбалась во время секса; пожалуй, я никогда не испытывала такого удовольствия. Чувствую, что вот-вот кончу, и на сей раз Фишер внутри меня, подо мной, в моих объятиях. Он снова приближает мое наслаждение, говорит, какая я красивая и как ему хорошо.

– Со мной никогда такого не было, – признаюсь я.

– Никогда, – повторяет он с мучительным стоном, наклоняется ко мне и целует. – Я чувствую, как ты сжимаешь меня изнутри. Кончай, милая, я с тобой.

Ни один мужчина прежде не разговаривал со мной во время секса. Фишер опускает руку вниз, играет с моим клитором, пристально наблюдая, как я насаживаюсь на его член. Наш темп убыстряется, стоны становятся более хриплыми, движения – более отчаянными. Наконец на меня накатывает волна наслаждения – внезапная, жаркая и яростная. Из последних сил цепляюсь за Фишера, а он укладывает меня на матрас и ложится сверху.

– Сейдж, – хрипло стонет он, достигая своего пика, и обмякает меж моих распахнутых бедер, отяжелевший, обессиленный и счастливый.

Некоторое время спустя Фишер заботливо обтирает меня влажным полотенцем, осыпает мое лицо мелкими поцелуями, напоследок целует каждую грудь и произносит:

– Есть лишь одна вещь, которая может сделать этот момент еще лучше.

– Что? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.

– Десерт.

– Надо попробовать, – говорю я, еле сдерживая восторженный вопль.

Накидываю на Фишера плед, заворачиваюсь в свой, и мы выходим под дождь.

Глава 25

Фишер

– Не дергайся, – предостерегаю я.

– Это сложнее, чем ты думаешь, – отвечает Сейдж.

Полностью согласен. Я убедил ее позволить мне сделать ей педикюр – само по себе занятие не из легких. Видимо, я все-таки мазохист, поскольку решил проводить художественный сеанс на обнаженной натуре: поставил стул рядом с кроватью, положил ноги Сейдж к себе на колени, а она распростерлась передо мной, едва прикрытая простыней. При малейшем ее движении мне открываются виды, от которых вот-вот сорвет крышу.

После десерта – я приготовил клубнично-ревенное печенье «Мадлен» с ванильным кремю и лимонными хлопьями – мы трусцой помчались к ней домой. На сей раз нам удалось добраться до кровати, а потом мы провалились в сон. Не помню, чтобы я когда-нибудь так хорошо спал! Проснулся от того, что Сейдж бродит по комнате и перебирает бесчисленные флакончики. Почистив