Лабух - Владимир Некляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И почему так: как последняя надежда — так на еврея?.. Если не на Христа, так на Ростика…
— Ну, не знаю, — говорит Ростик. — Может, тебе на святую гору Афон паломником сходить, руку Марии Магдалены поцеловать… Один лабух, ты его знаешь, сходил, поцеловал — вернулся другим человеком. Без нервов… Молится, постится, храмам жертвует… И спит только с женой.
— А почему жиды в Христа не верят, Ростик?
— Жиды в Бога верят, Ромчик.
Ростика не выписывают, тянут — нагнал на всю больницу страху Шигуцкий. Он, оказывается, навещал Ростика на пару с Красевичем. Ростик доволен:
— По блату еще здоровее сделают, чем был…
— Они о чем говорили с тобой?
— О разном… — Ростик смотрит в сторону. — И не так со мной, как с Ли — Ли… Как раз Ли — Ли у меня была…
— Когда?
— Перед последним твоим приходом… За день…
— И ты мне только сегодня…
Ростик виновато перебивает:
— Я хотел сказать в тот раз, ты не спросил… Мне показалось, ты не хочешь говорить о Ли — Ли…
Я вспоминаю, что он действительно в тот раз недосказал что–то… Но откуда я знал, что нужно было спросить?..
— Слишком много между нами тонкостей, Ростислав Яковлевич. Ты не находишь?..
— Жиды — тонкие люди, — поглаживает живот Ростик.
— Ли — Ли больше не приходила?
— Нет. Как пошла с ними, так и ушла…
— С ними?.. И ты отпустил?
— А то у меня спрашивал кто–то!.. Они когтями в нее вцепились!.. —
Разнервничавшись, Ростик поднимается, достает из тумбочки таблетки на блюдце, долго выбирает, какие выпить, и все вместе ссыпает в горсть и забрасывает в рот. Я ожидаю, пока он запьет… — Еще не съели, а уже облизывались!.. Оба! Навалились на меня, чтобы она концерты вела!..
— Какие концерты?
— Предвыборные, какие!.. Шигуцкий хоть вид делал, будто и не такие крали к нему в очереди раком стоят, а Красевич просто из порток выпал!.. Она блюдце опрокинула, таблетки раскатились, так он по всей палате ползал и собирал…
Не один я, получается, сбором лекарств в эти дни занимался…
— Но про то, что у тебя проблемы, Шигуцкий ей сказал, не Красевич, — вдруг совсем тихо сообщает Ростик.
— Подожди… — Я понимаю, о чем он, и все же спрашиваю… — А зачем?..
Ростик смотрит на меня, как на придурка, ему обидно, что я придурок, и он говорит:
— Ты придурок. Ты крючок. На тебя цепляют.
Это как раз то, что я понял.
— Ли — Ли прикинулась, будто на все ради тебя готова, — думая, что до меня не дошло, договаривает Ростик.
У него своя Ли — Ли, не моя и не чья–то, и я спрашиваю едко — с нервным смешком:
— А она готова не на все?..
Ростику не нравятся ни мой вопрос, ни мой смешок… Мне они еще больше, чем ему, не нравятся.
— Не будь смешным, — замечает на это Ростик. — Она просто сыграла, что нужно было: аванс Шигуцкому выписала… Видел бы ты, как выписывала! Это удача, Ромчик, что она с нами…
Ростик в восторге от игры Ли — Ли, он не знает ее игр, а я знаю — и у меня в висках холодеет: я начинаю всех, кто к Ли — Ли прикоснуться может, ненавидеть, даже Ростика, хоть у него голова пробита.
— И что за аванс?..
— Пригласила в Театр моды прийти. Шоу ее посмотреть. Шигуцкий пообещал, что придет — и, возможно, не один…
Ростику хочется, чтобы я спросил: с кем?.. Я спрашиваю, и он по слогам проговаривает, ожидая, что я со стула упаду.
— С пре–зи–ден–том.
Со стула я не падаю. Я вспоминаю лысину, усы, брызги слюны, когда он кричит, — и меня сжимает всего.
— Чтобы трахнуть, я такого наобещаю…
— Ты помощник государственного секретаря?.. — спрашивает Ростик, который во всем за Ли — Ли. — И даже не в должности дело, он в друзьях президентских…
Ну, Ли — Ли… Я всю ночь по городу, на кладбище… Привидение звал, у покойницы спрашивал… С ума сходил, будил детей, жен… Поля едва не отметелил, Максима Аркадьевича… Ну, Ли — Ли…
— Не к лицу тебе… бледность… — глядя на меня и не зная, что сказать, пробует иронизировать и говорит с паузами, вроде как в зубах ковыряется, Ростик. — Не твой… стиль…
У Ростика дыра на затылке зарастает, он рад, что на этот раз коньки не откинул, — и даже пытается будто бы шутить. Но что–то во мне все же тревожит его, и он лезет в тумбочку:
— Валидола дать?..
Меня отпускает, виски теплеют, только в затылке пустота, будто там дыра, как у Ростика.
— Оставь наследникам…
— Клизмы им хватит… Если уж тонкости между нами, так я удивлен, Ромчик… Умеешь ты удивлять. Я разучился.
— Сам удивляюсь…
— Верю… И ни слова про Ли — Ли, пока цвета не наберешь… Побелел, как подснежник, нормально себя чувствуешь?
— Нормально… Я к тебе в больницу пришел, а не ты ко мне…
— Хорошо, что не на кладбище… Шигуцкий все еще хочет посадить Крабича. Зачем ему это, не скажешь?..
И я рассказал Ростику про все, что в последнее время произошло, только разговор с Панком утаил. Не весь разговор — суть его. Собирался сказать и не сказал, почему–то такое не выговаривается.
— У них два бомжа с пистолетом, а им не на кого, кроме как на тебя, алкаша убитого повесить?.. Что–то здесь не так… Или что–то ты не договариваешь…
— Что мне делать, Ростик?..
— Не преувеличивай своей роли в истории. Ты в ней не номер раз. Спасибо скажи, что микроскоп навели, заметили…
— Я не преувеличиваю… Не я к ним, они ко мне полезли…
— И кто полез? Тараканы?.. Власть к тебе полезла. А ко многим власть лезет?
— Смотря с чем…
— Скажут, с чем, если не сказали… С предложением каким–то тебя щемят. Поэтому и обставляют так, чтобы по дурости своей от предложения ты не отказался.
Как–то слишком быстро угадал Ростик то, что я не договорил… Должно быть, несложно угадать…
— Ты с чего это взял?
— Из восторгов Красевича. Такой уж ты умный — куда там!..
«Как Дартаньян, — подумал я. — Что ни скажут — понимаю…»
— Можно ведь и в дурака сыграть… Можно?..
— Все можно… Только власть — баба обидчивая. И мстительная, — сказал Ростик так, будто от самой власти передавал, что она обидчивая и мстительная.
— Да какая власть!.. Колхоз, бригада…
— Ну и что? — неожиданно спросил Ростик. — А тебе какая нужна, если ты лабух?..
Я решил, что он подначивает, и отмахнулся:
— Брось… Будто сам ты не так же думаешь…
— Я думаю, что я передумал.
— Давно?
— После того, как Крабич мне затылок проломал… Представляешь его во власти?..
Крабича во власти я не представлял… Зачем она ему?.. Хотя кто его знает: власть такая игрушка, что только дай…
— Ты и вправду передумал?..
— Какая про власть может правда быть, Ромчик?.. Правда про власть — это революция.
— Тогда о чем мы говорим?
— Про выгоду. Говорить стоит только про выгоду… Но есть тонкости: приличия, еще там что–то… Поэтому нам выгодно считать, что эта власть ничем не хуже другой.
— Тебе выгодно?..
Ростик не возразил.
— Мне, если так хочешь… Во всяком случае, не хуже той, которая была. Знаешь, чем она борцов наших раздражает?..
На этот раз Ростику захотелось, чтобы я спросил: чем?.. Я спросил:
— Чем?
— Тем, что есть такая, какая есть. Вроде как и не должно ее быть — колхоз же, как ты говоришь, бригада — а она есть. И президент тот, который есть, и министры, а борцам все кажется, что здесь несправедливость, обманка какая–то. Если бы они в президентах, они в министрах были, тогда все было бы справедливо, а так — нет. Их грызет ощущение продутой игры, которую, как им теперь кажется, они легко могли бы выиграть. Они пораженцы, прежде всего пораженцы, а потом уже за что–то там борцы…
Я слушал Ростика и думал: что–то он не договаривает… Оба мы не договариваем, поэтому и пустой разговор…
— Ростик, — спросил я, — зачем к тебе Шигуцкий с Красевичем приходили?
— Проведать.
— А еще зачем?..
Ростик также, видимо, почувствовал, что дальше не договаривать — разговор без толку. Без выгоды.
— А еще договорить то, что в бане Крабич договорить не дал… Что депутатские выборы — прикидка к президентским, под которые уже весь шоу–бизнес нам отдадут… И оставят его за нами, пока при власти будут, а при власти они, как Шигуцкий говорит, навсегда. — Ростик, который когда–то и лабухом был, и директором, и конферансье, крутанул кулак на кулаке и сказал голосом Шигуцкого: «И никто не пискнет!..»
Приблизительно этого я и ожидал…
— Все?..
— Почти… Мелочи еще… Уходя, обняли и сказали: «Не нужно Роману Константиновичу в оглобли бить».
Ростик понимал, что это не мелочи, поэтому и оставил под самый конец: «Уходя, обняли и сказали…»
— Кто сказал?..
— Шигуцкий. Красевич уверен, что в оглоблях брыкаться ты и не собираешься…