Лабух - Владимир Некляев

Обычно мы возвращались к нашим сексуальным забавам, повторяясь в них хоть однажды, чтобы посмотреть, что же мы такое придумали, но про забаву на кладбище и я, и Ли — Ли, как сговорившись, словно забыли. Ли — Ли ни разу больше и близко не подводила меня к могиле Амили…

Камень, постамент, оточенный чугунным венком, на котором мы любились в Амили и она любилась в нас, был пустым — что ж это было той ночью с нами, как такое могло быть?.. Свечей я не взял, поставил бензиновую, одолженную у таксиста, зажигалку на шею лебедки, сел на скамейку и стал ждать, пока вынырнет из–за тучи луна… Она вынырнула, серебром затопила все кладбище, мне показалось, я представил, будто мелькнуло что–то на постаменте, тень, свет, просто белое, и я позвал:

— Амиля?..

Ни от кого никакого ответа.

— Амиля, где Ли — Ли?.. Она ко мне вернется?..

Дрожал на белом камне, на кресте, на надписи Амиля свет зажигалки. Я сидел и ждал, пока не загасил зажигалку ветер.

Я еще не видел болотного кошмара… Сев в такси, я поехал в квартиру Рутнянских — ночь доночевать и кошмар увидеть.

Ты превращаешь жизнь лабуха в фантасмагорию, Ли — Ли… «Я способен быть Ли — Ли», — сказал твой отец.

Я быть тобой не способен…

XIV

Дартаньян, наверное, чувствовал себя собакой, во всех смыслах собакой, сукиным сыном, ни за что, по дурости собачьей погрызшем человека, с которым ему надо бы не грызться, а дружить — хотя бы за прокорм… Зашившись под стол на кухне, он посматривал оттуда жалостно и виновато.

— Ты ведь не бешеный? — спросил я, и Дартаньян, мне показалось, удивился. Лидия Павловна при каждом удобном случае расхваливала его: такой уж умный, все понимает, что говорят, и я сказал, чтобы примириться:

— Йод нашел бы, если виноват…

Паленый батон, уловив в голосе моем миролюбивые нотки, положил морду на лапы и перекинул со стороны в сторону хвост… То ли Лидия Павловна умственные способности его преувеличивала, то ли он не знал, где тот йод искать.

Йод нашелся на книжной полке в комнате Игоря Львовича, в коробке из–под обуви, полной лекарств. Не хотел умирать Игорь Львович… Если бы знал, что убьют, лечился бы?..

Ростик говорит: «Все, что оставлю наследникам, — использованную клизму и начатую пачку ампициллина…» Клизму, возможно, и оставит, а ампициллин вряд ли, он пилюли все, которые ему прописывают, заглатывает горстями, я больше ни одного такого пожирателя лекарств не встречал. Ростик уверен, что только поэтому он и жив…

Коробку, порывшись в ней, я неудачно отодвинул на край полки, коробка кувыркнулась — и все из нее посыпалось на пол вместе с запятнанной бумажкой, устилавшей дно. Я собирал по всей комнате баночки, бутылочки, пачки, тюбики, горчичники, бинты, презервативы, белые и красные, желтые и зеленые, синие и голубые таблетки, потом поднял бумажку…

что и было совмещено в устройстве, создающем резонанс с естественными колебаниями земной коры, «сейсмической бомбе». Прекращение финансирования этой части программы означает свертывание всей работы по созданию принципиально нового вида оружия.

7. Исходя из неблагоприятного расположения Беларуси, всех факторов, изложенных в п. 1 данной аналитической записки, считаю также совершенно необходимым финансирование исследований по воздействию на биоорганизмы магнитных полей, космических и земных изучений. С учетом влияния Чернобыля, факторы эти напрямую связаны с жизнеспособностью населения, проживающего на территории республики.

РУТНЯНСКИЙ И. Л., доктор физико–технических наук, профессор.

С размашистой подписью Игоря Львовича…

Прочитав окончание записки, два, под избитую копирку напечатанных, машинописных абзаца, я почувствовал себя собакой, во всех смыслах собакой… Морду на лапы я не кладу и хвостом не виляю, но есть сила, которая со мной, как с хвостатым, обходится… Наивысшая ли она, величайшая ли, кто ее знает, только это единственная сила, у которой можно выпросить деньги на бомбу, — больше никто денег на бомбу не даст.

— Ну, что ты мне скажешь?.. — спросил я Дартаньяна. — Твой тезка–мушкетер не преминул бы сказать: «Пойдем умирать, куда нас посылают…»

Дартаньян перебросил хвост со стороны в сторону… Не глупый пес… Он меня покусал, я искал йод, поэтому и нашел бумажку, из которой следовало, что и намеки Шигуцкого, и страшилки Панка — вовсе не сплошная ахинея… Игорь Львович, пока не заболел и не запил, занимался серьезными — не по моему уму — делами, про которые лучше не знать: закопают и свечку не поставят. В советские времена его самого расстреляли бы уже за то, что не на работе в сейфах секретчиков, а дома такие бумажки держал. Но времена изменились, теперь и бомбы дома держат, пересылают друг другу в картонках из–под обуви…

что и было совмещено в устройстве, создающем резонанс с естественными колебаниями земной коры, «сейсмической бомбе».

Сколько пролежала бумажка на дне коробки?.. Год, два, больше?.. Игорь Львович пил на моих глазах года три, так что бомбу эту, должно быть, уже слепили. На что другое — нет, а на бомбу деньги нашли.

С учетом влияния Чернобыля, факторы эти напрямую связаны с жизнеспособностью населения, проживающего на территории республики.

Как–то Игорь Львович остановил меня во дворе, мы присели на скамейку, был вечер, допечаливался очередной день серой, мерклой, бесконечной осени, Игорь Львович пил из бутылки, не закусывая, и спросил: «Хотите знать, почему я пью, Роман?.. — Он глотнул и продолжил, не уточняя, хочу ли я это знать. — Потому что в гиблом месте мы живем… Здесь мы кончаемся куда раньше, чем умираем… Над нами — дыра, под нами — яма. — Он собирался еще что–то объяснить, но опять глотнул и махнул рукой. — А, какая разница…»

Он сказал — я послушал и забыл. Дыра, яма… Кончаемся раньше, чем умираем… Чтобы научную базу под пьянку подвести, не обязательно быть профессором. Любой лабух вам такую базу подведет…

7. Исходя из неблагоприятного месторасположения Беларуси, всех факторов, изложенных в п. 1 данной аналитической записки…

И что в этом п. 1 изложено?… И в шести п. остальных?.. Не причины, по которым не стало Игоря Львовича?..

«Вы были заняты счастьем», — растолковал Атос д'Артаньяну, который долго не замечал, насколько серьезно взялись за него люди кардинала. Занятый Ли — Ли, я, должно быть, был счастлив, не обращал особого внимания на шигуцких с панками, на болотных великанчиков — и только теперь до меня все больше и больше доходило, во что они меня втравили… Если, конечно, эти два машинописных абзаца на заляпанной бумажке под презервативами — не научная база под пьянку, не песня отпитых мозгов… Если нет, то убили Игоря Львовича не фикусолюб с асимметричным, не «профессорша» и тем более не Лидия Павловна… Поэтому и из милиции уголовное дело забрали, и ведомство подполковника Панка не собирается искать убийцу… Зачем искать, если в ведомстве знают, кто убил… Слышишь, Дартаньян: в сговоре с американским шпионом я, лабух, убил твоего хозяина, доктора физико–технических наук, который занимался разработкой нового оружия и, спившись, решил продать секрет оружия за границу… Помереть и не жить, как говорит твоя хозяйка…

Лидия Павловна знала, или догадывалась, чем занимался Игорь Львович… Были ведь какие–то звонки, разговоры… Пришла домой, а здесь такое… Советская актриса, прожившая советскую жизнь, сразу уразумела, что к чему… Поэтому и пистолет — конечно же, с умыслом брошенный, намеренно оставленный — спрятала, и сбежала…

И неожиданно меня затрясло…

Великанчики–трахальщики!.. Властная ваша сила, державная?.. Ни с чем ее не сравнить?.. Ну да, что для вас скрипка в сравнении с бомбой!..

Вы скажете — ты слышишь, Дартаньян? — что смысла нет?.. что нечего здесь сравнивать?.. Ну, скажите!.. Так и я вам скажу, что смысла нет, что нечего сравнивать — и мудак Оппенгеймер в сравнении с Моцартом!

Это ж надо было так постараться, так все в мире перекрутить, чтобы то, ради чего мы живем, выглядело довеском к жизни!.. Чтобы музыка — довесок, любовь — довесок!.. А чтоб самой жизнью казалась всякая хренотень с бомбами!.. Ах вы суки!.. Вы и женщин своих научили бомбистов да тиранов любить!.. Тех, кто больше всего разрушил и больше всех убил!.. И они стоят — памятники, герои, палачи, сжимают каменные челюсти!.. А над несбыточным, щемящим, неуловимым, над каждой жизнью человеческой, блеснувшей звездой падающей, кто заплачет?.. Над вашей жизнью, жабы вы болотные!.. Кто, если не Бог через Моцарта?.. Или пусть даже через лабуха пьяного, через шута со скрипкой!..

Я вдруг услышал собственный голос — я кричал… Один, в пустой квартире… Дартаньян крутил во все стороны головой и смотрел на меня удивленно…

— Нервы… — сказал я ему. — Пошли прогуляемся, это помогает при нервах…