Звезда Давида - Константин Юрьевич Волошин

дождавшись вечернего костра на берегу, Герасим потребовал Нюрку к ответу.

Девчонка уже много раз слышала версию случившегося и со слезами на глазах поведала отцу эту историю:

– Тятя, я так испугалась, когда гонец от воеводы появился у нас на дворе! – Слёзы текли по щекам ручьями. – Он сказал: мол, воевода отберёт дом, а вас посадит в яму, где ты и сгниёшь за свои делишки. Так и сказал. Что мне было делать? Я об этом и раньше слышала слухи. А тут ты ушёл по реке, а я чуть со страха не рехнулась. Хоть Никита помог.

– С чем он мог помочь, дура?! Дом продал за копейки! А куда вертаться будем? Как жить станем?

– На земле много мест, где можно устроиться, – пробурчал Никита и тут же получил по затылку. Откачнулся и поспешил отойти подальше.

Нюрка вытащила мешочек и передала отцу.

– Вот то, что Никите удалось получить за дом и хозяйство. – Нюрка размазывала по лицу слезы с грязью.

Герасим грубо выхватил мешочек и высыпал на ладонь серебро.

Спросил зло:

– Сколько тут? Считала?

– Так много, я не смогла бы посчитать. Никита говорил, что много.

– Я ещё твоему Никите бока намну! – бросил гневный взгляд на молодого подмастерья башмачника. – Что он за тобой ходит? Он у меня спросил?! Молокосос! Не смей и приближаться к нему, дурёха!

Он занялся монетами, и девчонка поспешила отойти, боясь побоев. Герасим же долго пересчитывал монеты, сопел, кряхтел и наконец молвил уже спокойнее и вроде бы мирно:

– Так то твой Никита продал дом? А ведь не продешевил. Молодец, хоть и молоко на губах не обсохло. – И глянул на юношу уже не так сурово.

А Нюрка переглянулась с Анной. Они никому не говорили, что в мешочек пришлось добавить немного своего, так и получилась хорошая цена. Да ещё мясо конька, сёдла и мешок муки и пшена.

Зато Никитич сидел у костра удручённый и злой. В голове метались мрачные мысли. Он откровенно боялся возвращаться домой с такими бунтарями и боялся уже даже Егора, о котором прежде был самого лучшего мнения. Гребцы неожиданно стояли поодаль и никак не выступали на стороне купца. Злоба затаилась в его сердце. Егор уже казался не безобидным парнем, а коварным и хитрым разбойником, которым он был всегда.

Хлыновец!

Потом стал поглядывать на Герасима: уже и он казался ему предателем, зарящимся на его богатство, товар и ладью.

* * *

Погоня догнала ладью через день. Никто уже не ждал её, как она появилась.

– Не по наши ли то души скачут? – приставил ладонь ко лбу Никитич.

– Скорей всего, по наши, – вздохнул Егор и тут же кивнул Никите.

Тот принёс лук со стрелами.

– Начнут стрелять, ложитесь за борта – и не высовываться!

Никто ему не ответил, но страх проскальзывал в каждом взгляде. Гребцы медлили, ожидая указаний Герасима или Никитича. Но те пока ничего не могли сказать.

– Прижимайтесь к левому берегу! – кивнул Егор, наблюдая небольшую группу быстро приближающихся воинов.

– Ты мне за это ответишь, паршивец! – просипел купец, но стиснул зубы и не пытался спорить с Егором. – Я тебя выведу на чистую воду, собачий сын!

Егор не слышал последних слов, занятый мыслями, как избежать захвата судна. Воинов было всего пятеро, и справиться с ними ему казалось делом нетрудным.

Егор узнал нового сотника, тот нахлёстывал коня и махал руками, призывая, видимо, остановиться, пристать к берегу. Слов пока разобрать было нельзя. Егор вооружал ребят, готовых ему помочь. Их оказалось всего четверо. Все разобрали луки и готовили стрелы.

Никитич со страхом в голосе канючил:

– Какого дьявола, ребятки! Нас всех перестреляют! Что вы со мной делаете? Побойтесь Бога! Разве на своих можно руку поднимать?!

Пятёрка воинов подскакала к берегу, даже обогнала ладью, и сотник закричал, сложив ладони рупором:

– Приказываю пристать к этому берегу и сдаться! Кто не выполнит – закую в цепи, и пусть воевода решает вашу участь!

– Парфён, не мешайся сюда! – ответил криком Егор. – Ты меня знаешь, я уже ничего не теряю. Буду сражаться до последнего! Уводи воинов!

Сотник начал материться, отставать он не желал. Друзья Егора вопросительно глядели на своего начальника. Парень ещё колебался, но воины уже доставали луки, готовясь обстрелять ладью. Ещё Егор заметил, что остальные гребцы, боясь гнева воеводы, не прочь взяться за оружие против Егора. И тот решился. Он наложил стрелу на тетиву и прицелился. До всадников было не больше сорока шагов. Он помедлил и отпустил тетиву.

Стрела мелькнула в воздухе и вонзилась в бедро дружинника, рядом с сотником. Воины заорали, грозясь всеми карами, в том числе и Господними. И тут же натянули свои луки. Егор лишь успел крикнуть:

– Ложись, ребята!

Стрелы с глухим звуком вонзались в дерево, и лишь одна слегка задела гребца, оцарапав спину. Гребцы тут же завопили, требуя сдаться.

В животе Егора поднимался холод: со всеми ему не совладать; но руки проворно натянули лук, и стрела поразила одного из коней в шею. Конь, взбрыкивая, попятился назад, сбросив седока, и упал. Остальные всадники заторопились отъехать в кустарник у реки.

– Не робей! – обернулся Егор к гребцам. – Их мало, с нами им не справиться!

Он обернулся к всадникам и прокричал:

– Ребята, не искушайте судьбу. Вас слишком мало. Вертайтесь, а то хуже будет! Дайте немного отплыть, тогда вам нас не догнать! А воеводе передайте, что негоже чужих жён к себе в постель затаскивать, да ещё против их воли! Уходите!

Пока всадники возились с раненым и совещались, ладья медленно продолжала удаляться по течению. Кто-то уже подгребал рулевым веслом, опасаясь берега. Купец тихо подвывал, согнувшись на корме.

А Герасим неожиданно крикнул злобно:

– Чего лежите, лодыри! Берись за весла! Парус поправить на ветер! Шевелись, сучьи дети!

Купец с удивлением глянул на кормщика, спросил изумлённо:

– Ты что вздумал тут распоряжаться, голодранец?!

– Никитич, – мирно ответил Герасим, – чего ерепениться? Сила не на нашей стороне. Вишь, как всё повернулось? Воины того, отступили. А Егор может и осерчать, коль будем супротив ползти. Сила у него.

– Верно говоришь, Герасим, – обернулся к кормчему Егор. – Куда им против нас?

– Ты вот скажи нам, мил человек, – подал голос гребец. – Что с нами-то будет?

– То от вас будет зависеть, – отозвался Егор и оглядел гребцов. – Будете со мной, так можете зажить по-другому.

– Как это? – не унимался гребец.

– Дам денег, помогу устроиться на новом месте. Чего вам ещё надо? Везде надо работать, и везде можно жить припеваючи. Лишь бы ум не пропивать свой. Сам