Ворон Хольмгарда - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Асбранд в то время был тяжело болен. Видя, к чему идет дело, он велел Снефрид продать его хозяйство, а самой уезжать. У них не имелось больше никакой родни, и ей не у кого оказалось искать поддержки, кроме как у внезапно вернувшегося из Хель мужа. Когда Асбранд умер, Снефрид продала его хутор и осталась с четырьмя сотнями серебра, с одной рабыней, за которую все равно много не дали бы, и таким количеством вещей, чтобы унести вдвоем. Вскоре Снефрид пустилась в путь: в Бьёрко нашлись надежные люди, идущие в Альдейгью и Хольмгард, и они взяли ее с собой. Но в Хольмгарде пришлось задержаться: раньше зимы никто оттуда в Мерямаа не собирался. Однако ее жизнь и путешествие всем показались настолько необычными, что Олав и Сванхейд были рады дать ей пристанище.
Это Арнэйд ничуть не удивляло.
– Но что же ты думаешь делать теперь? – спросила она. – Наверное, ты захочешь вернуться в Хольмгард? Там, конечно, жизнь повеселее, чем у нас. Свенельд пробудет здесь дней пять, потом обойдет через Арки-Вареж до Сурдалара, а потом опять повернет по Мерянской реке обратно на запад. Это долгий путь, тебе не обязательно с ним ездить, ты пока можешь побыть у нас. А когда они повернут назад, Арни мог бы отвезти тебя к Птичьему камню…
– Я пока не знаю, – с колебанием ответила Снефрид, и Арнэйд подумала, что колебание ее относится не к самому решению, а к тому, как много можно об этом сказать. – Совершив столь долгое путешествие, как-то глупо поворачивать назад, тебе не кажется? Не может такого быть, чтобы боги и дисы направили меня в такой долгий, дальний путь, хранили меня и благополучно довели до места – чтобы я побыла здесь всего пять дней и вернулась в Хольмгард? У меня еще осталось кое-что из того серебра. Конечно, без мужа мне будет трудно вести свое хозяйство… но раз уж здесь погиб один мой муж, может быть, боги пошлют мне другого?
Арнэйд хотела сказать, что в Хольмгарде больше людей и больше надежды найти хорошего мужа, но осеклась и промолчала. Хотела спросить, нравится ли ей Арнор, но не решилась. Пусть Арнор сам спросит, если хочет. Так будет лучше.
– Вот только жаль, – снова заговорила Арнэйд, – здесь тебя едва ли найдет тот человек по прозвищу Тюленьи Яйца, не привезет ключ от ларца, и мы не узнаем, что в нем хранится.
– Сдается мне, это сокровище из тех, которое приносит счастье тому месту, где находится, пусть даже его не видно. В те пять лет, что оно пробыло у нас в Оленьих Полянах, урожаи были отличные и улов очень хороший.
– Но Ульвару-то не слишком повезло.
– Откуда нам знать? Если бы не удача, его могли бы и правда ограбить викинги, а самого убить. Он же ушел живым и даже завел здесь хозяйство с пятью козами, тремя овцами и рабыней.
– И Кеденеем.
– Да, вот вы говорите о Кеденее… Если я все же соберусь за него замуж, тогда и придет время вскрыть ларец. Хотя бы и топором. Должна же я буду узнать, что принесу в приданое!
– О, конечно!
Конечно, ни одна из них не думала, что это будет Кеденей.
Глава 5
За всеми этими делами Арнэйд совсем забыла о событиях середины зимы, но уже на пиру о них пришлось вспомнить. Гостевой дом был битком набит: с двух сторон от очага поставили столы, с одной стороны сидели люди из Хольмгарда, с другой – самые видные жители Бьюрланда, русы и меряне. Приехал и Гудбранд с другими хозяевами из Ульвхейма; нос у него остался немного кривым, вид был довольно натянутый, однако не мог же он нанести оскорбление Олаву, не явившись на пир с его посланцами. Арнэйд тайком порадовалась этому случаю: в таком собрании Гудбранд и не заикнется о сватовстве и поединке, а потом уже легче будет встречаться, делая вид, будто ничего не случилось.
Даг и Свенельд возглавляли столы, Арнэйд, Ошалче, Снефрид и Гисла в лучших нарядах разносили пиво и пуре знатным гостям и управляли челядью, чтобы все угощения подавались в нужном порядке. Здешние жители таращили глаза на Снефрид в зеленом чепчике в цвет хангероку на розовом платье, иные не могли сдержать изумления, не понимая, откуда в Силверволле вдруг взялась такая яркая женщина-русинка, никому не знакомая. Снефрид же сохраняла полную непринужденность, на белом лице ее отражалось уместное на пиру сдержанное оживление, на ярких губах держалась легкая приятная улыбка. Чему Арнэйд, успев немного ее узнать, совсем не удивлялась.
Даг, одетый в нарядный шелковый кафтан – добычу сыновей, – был в этот вечер оживлен и полон воодушевления. Человек общительный, он любил большие собрания за накрытым столом, наслаждался разноголосым говором и стуком чаш. Рослый, с волнистыми полуседыми волосами, с красивой расчесанной бородой, он был словно создан возглавлять пиры и с большим посеребренным рогом в руках сам напоминал кого-то из жителей Асгарда.
Как глава округи, он первым поднял рог за богов, благодаря за урожай, удачу на лову и в прочих промыслах, что обеспечивает людям благополучие. Потом рог перешел к Свенельду, и тот от лица Олава конунга призвал милость богов на Бьюрланд и всех его жителей. На нем был очень красивый синий кафтан с отделкой зеленым шелком и позументом из серебряной проволоки; Арнэйд никогда такого не видела, но Снефрид шепнула ей, что в Уппсале самые знатные люди Свеаланда именно так сейчас и носят. Когда Свенельд говорил, стояла тишина, и Арнэйд понимала: вызвано это почтительностью не только к Олаву. Свенельд здесь был известен как вождь, сумевший привести войско домой от Итиля, не зная дороги, полагаясь лишь на удачу. Это сделало его очень знаменитым и выдвинуло в ряд первейших мужей Олава и Гардов. И снова, слушая его уверенную речь, Арнэйд ощутила, как велико расстояние между ними – совсем не как в то далекое утро, когда он сказал ей «Здесь мытный сбор за проход с товаром»… Он был старше Арнора всего на пару лет, но казалось – лет на десять.
После, как водится, заговорили о новостях. Даг спросил, что слышно в Хольмгарде, и Свенельд стал рассказывать, как он и его старший брат Годред прошлой зимой отправились на восток, чтобы отомстить хазарам за гибель Грима конунга. Булгарские гости сказали правду, хоть и знали ее понаслышке. Годред и Свенельд с дружиной, состоявшей в основном из наемников-варягов, прошли через землю смолян к племени вятичей, на верхнюю Оку и Упу. И оказалось, что в ту же самую зиму вятичи с Упы и Оки, под водительством хазарского тархана с конной дружиной, выдвинулись им навстречу. Не зная о замыслах друг друга, сыновья Альмунда и днепровские русы столкнулись в лесах на реке Угре с войском хазар и подвластных им вятичей. Состоялось несколько сражений, а потом сыновья Альмунда, вслед за отступающим врагом, настигли его в собственном гнезде, на Упе. Но при осаде Тархан-городца погиб Годред, убитый стрелой с вала. Свенельд вернулся домой, исполнив обещанное братом, но получить свою награду на земле Годред уже не мог.
Разговор вышел долгим.
– Значит, верны наши сведения, что волоки между Славянской рекой и Хазарской больше не будут доступны? – спросил толстяк Вигфус. Синяя рубаха на его объемном теле с широким животом казалась огромной, как море, а красный распахнутый кафтан способен был накрыть весь дом.
– Нет. – Свенельд мотнул головой. – Там больше нет ни городов, ни людей, и суда перевозить некому. От области между верхней Окой и Доном хазарам больше нет никакой пользы: там им никто не заплатит дань, и товары через те места никто не повезет.
– Но ведь и мы больше не сможем возить там товары! – напомнил Вигфус, сомневаясь, что этим разорением люди Олава причинили вред только хазарам.
– Мы и так не смогли бы. Ни Хельги Хитрый, ни Олав, ни хакан-бек не станут ронять свою честь попытками к примирению. Пока смерть Грима конунга оставалась неотомщенной, такие попытки унизили бы нас и все равно ни к чему бы не привели. Ну а теперь и хакан-бек достаточно зол на нас, чтобы не допустить таких попыток. Он, сдается мне, попытается забыть, что какие-то русы есть на свете. Если мы ему это позволим.
– И выходит, мы отрезаны от сарацинского серебра, шелка, оружия и прочего? – под гул собравшихся спросил Снэколь.
– Пока – да, – без огорчения ответил Свенельд. – Но мы знаем, и вы знаете – есть другой путь. Путь, который начинается прямо отсюда, – он показал на восток,
