Дневники архимага. Книга 2 (СИ) - Белинцкая Марина

Перешагнув через бьющегося в предсмертной агонии брата, Раймон поднимает на руки ребёнка, берёт жрицу под локоть и ведёт прочь.

Ветер подул сильнее, и метель закрыла собой пожар. Через несколько мгновений Август и Габриэль видели всё те же развалины бывшей столицы, только метель осталась прежней, словно была здесь на протяжении всех тринадцати лет.

Первым молчание нарушил Август:

— Место Плача иногда показывает картинки из прошлого.

Он нисколько не был удивлён увиденным.

— Тот мальчик, — сказал Габриэль, — которого спас мой отец… это бы я. Если все дети, рождённые в Кобре, умерли, почему проклятье не коснулось меня?

***

Под вечер после прогулки Август заболел.

— Тщедушные астматики, — беззлобно ворчал Габриэль, готовя глинтвейн, пока все остальные развлекались на улице. — Ветер подует, и вы лежите в постели, несчастные и больные.

Сам при этом шмыгал простуженным носом.

Их мокрая одежда сушилась на полу у камина.

Пока остывал глинтвейн, Габриэль и Август говорили о Фениксе и предстоящей дуэли.

— Я не знаю, что задумал Змееокий и как эта дуэль может заставить меня захотеть проходить ритуал, но если я не выдержу испытание — дневник исчезнет.

— Может быть, они хотели проверить, насколько дневник тебе важен?

— Не думаю, — Габриэль помолчал, особо задумчиво глядя на играющих в снегу кобровцев. — Безволосый маг подстраховался, лишив меня возможности отказаться, когда я дал ему понять, что дневник мне не интересен, — он снова помолчал. — Мне нужно тебя кое о чём спросить.

Вновь прижав дневник к сердцу, Габриэль обернулся.

— Как тебя зовут?

Август поперхнулся глинтвейном.

Глава 14. Десять минут

В течение следующих нескольких часов состояние Августа ухудшалось. Он не смог допить глинтвейн, и Габриэль вдруг заметил, что у него трясётся рука. Габриэль сперва предположил, что это от гнева, что мог быть вызван вопросом об имени, а потом понял, что дело не в нём. У Августа выступил пот на лбу и взгляд его изменился, сделавшись похожим на затухающий фитиль запотевшей керосиновой лампы. Август смог дойти до кровати, но потом уже не вставал. У него начался сильный жар, к которому присоединился кашель.

Габриэль уступил ему своё место на нижнем ярусе.

Ночь Смены Года прошла без них. На нижнем этаже было шумно, но под этот шум Габриэль даже умудрился немного поспать. Когда празднование закончилось, он проснулся от тишины. Ему показалось, что он оглох, а потом он прислушался к свистящему дыханию соседа и успокоился.

Наутро коттедж напоминал мёртвое поле битвы. Габриэль брезгливо перешагивал через разбросанные по полу бутылки и спящих кобровцев. В воздухе витали призраки ночного веселья и алкогольный дурман.

Дуэль должна была состояться завтра, и впервые за всё это время Габриэль ощутил тревогу. Тревога стала неясной и раздражающей. Габриэль не выпускал дневник из рук, как если бы он мог испариться. Дневник был тоньше остальных и выглядел менее потрёпанным. Ему не хватало целого блока листов, и по срезу страниц было видно, что он не доведён до конца. Почему? Умер ли архимаг раньше, вернулся ли в своё время или ему попросту надоело вести дневники? И кто вырвал оттуда страницы? Что если именно на них было то, в чём Габриэль нуждался?

Габриэль сомневался, что маги разрешили Шалари заколдовать дневник на самоуничтожение, всё-таки дневник являлся исторической ценностью. Однако, в том, что болезнь Августа вызвана заклинанием, сомнений не возникало, и амулет, подаренный Габриэлем, оказался бессильным. Амулет делал Августа невидимым в глазах неприятеля, но магу не нужно видеть жертву, чтобы заколдовать её.

Жар не сбивался отварами и от попыток Габриэля применить дар целительства. Утром Август не смог воспользоваться ингалятором. Он слепо хватался за воздух и просил Габриэля не дразнить его и не качать ингалятором из стороны в сторону. Габриэль молча сидел рядом, смотрел как Август машет руками, и думал о том, что не чувствует того, что должен чувствовать, находясь рядом с ним. Смерть от заклинания мага сделала бы Августа мучеником, и после неё его существование продолжилось бы на ином плане бытия. А вот дневник архимага мог навеки исчезнуть. Если, конечно, Шалари действительно его заколдовал. Август ловил в воздухе ингалятор, ингалятор лежал у него на коленях.

День был снежным и пасмурным. Габриэль провёл его на верхнем ярусе кровати в обнимку с дневником, наблюдая, как за окном падают слипшиеся снежные хлопья. Тревога к ночи усилилась. Её подпитывали кобровцы, которые ожили после пьянки, и теперь только и обсуждали предстоящее состязание да делали ставки.

Ночью Габриэль не мог уснуть, хотя понимал, как сейчас для него это важно. В полумраке двухъярусные кровати были похожими на корабли. Габриэль представлял, как они, покачиваясь на тёмных водах, уплывают, а уличный фонарь служит их маяком.

Он вышел в коридор, когда понял, что сон не придёт к нему этой ночью. Он мягко ступал на носочках и остановился, когда под ногой скрипнула половица. Габриэль поморщился: ему не нравилось, когда окружающий мир вторгался в мысли и нарушал тишину. В гостиной, что одновременно служила и кухней, и прихожей, было полутемно, и о веселье прошлой ночи напоминал беспорядок. Слабо горел камин. Габриэль снял с вешалки свою верхнюю одежду, намереваясь прогуляться вокруг коттеджа, но вдруг ему показалось, что в зеркале что-то мелькнуло. Словно искра, сбежавшая из пасти камина. Кто-то негромко постучал по стеклу. Габриэль замер, увидев вместо своего отражения незнакомого юношу.

Лицо его было приветливым и открытым, его обрамляли мягкие каштановые локоны. Глаза были карие. Спокойные. На нём была странная накидка с бахромой на рукавах похожей на перья или лепестки пламени. Ткань тускло переливалась красными, оранжевыми и жёлтыми оттенками и как будто впитывала бархатный свет гостиной. Встретившись с Габриэлем взглядом, юноша тепло ему улыбнулся и снова постучал по стеклу, как будто хотел убедить Габриэля в реальности своего присутствия.

Габриэль отчётливо услышал этот звук: тук-тук.

Несмотря на странность происходящего, Габриэль не чувствовал страха, скорее, недоумение: кто этот юноша и зачем он забрался в зеркало?

— Кто ты?

— Друг.

Его спокойный голос излучал ту же теплоту, что и его глаза. Габриэль подумал, что пока этот юноша здесь, ничего плохого не может случиться.

— Знаешь, что общего у Птицы и путешественника во времени?

Габриэль помотал головой. Юноша вновь поднял руку и начертил на стекле неровный замкнутый круг.

— Кольцо, — тем же спокойным голосом ответил он.

Его карие глаза отразили искры камина.

***

Габриэлю давно не снились такие приятные, спокойные сны. Он проснулся с ощущением теплоты, будто отзвуки голоса гостя из зеркала расплескались светом в груди, и этот свет удерживал от изнуряющего ожидания состязания, которое должно было состояться сегодня.

Габриэль остался в спальне, когда все ушли трапезничать, лежал и смотрел на дневник, подняв его на вытянутых руках над лицом. Узор на обложке представлялся то птицей, то лицом старика.

Сегодняшний сон, единственный приятный сон за всё время пребывания Габриэля в Кобре, изгнал из него тревогу.

— Что общего у Птицы и путешественника во времени? Кольцо.

Габриэль прокручивал в голове эти слова снова и снова, словно в них был скрыт смысл, ядро которого предпочитало оставаться в тайне. Ближе к назначенному часу,

Габриэль принялся собираться.

— Подожди, — окликнул его у дверей слабый голос.

Август сидел в постели, тяжело опираясь одной рукой о подушку. Его сорочка была мокрой от пота, волосы слиплись на лбу, а веснушки, вперемежку с нездоровым румянцем больше походили на грязь. Габриэль сравнил его щёки с побитыми яблоками.

В свободной от опоры руке Август держал странный тканевый свёрток, он протягивал его Габриэлю и терпеливо ждал, когда тот приблизится и возьмёт.