Карьера - Александр Николаевич Мишарин

И неожиданно вскрикнул: — «Понял?!»

При ее имени Иван Дмитриевич стих.

— И уходи! — резким движением длинных, белых пальцев — от себя, с презрением! — отсылал его Корсаков. — Уезжай! Я не могу с тобой… Сегодня…

«Неужели он уже все знает? — подумал Логинов. — Но откуда?»

— Не надо! Александр Кириллович… — Он снова сел рядом со стариком. Обнял его за сжатые, окостеневшие плечи. — Ты пойми, Александр Кириллович… Дело-то уж… Больно непростое! Ты сам меня учил… Дорогой мой…

Иван Дмитриевич знал, что старик не сможет долго сопротивляться. И потом — «государственное» дело для старика по-прежнему было святым.

Кстати, и сына этому он научил… «На мою голову», — невольно подумал Логинов.

— Я ни о чем не хочу… Тебя просить! Не просил — и не буду! — неожиданно высоким, срывающимся голосом прокричал старик. — Но я должен знать! Он виноват? Хоть в чем-нибудь?!

— Да, вроде…

— Нет, не «вроде»?! Такое — отцу… Не говорят!

Он закашлялся, начал быстро искать платок. В сумерки, в тишине сада, Ивану Дмитриевичу показалось, что из уст старика вырвался какой-то всхлип.

— Давай спокойнее… Александр Кириллович! — Логинов брал разговор в свои руки. — Ты пойми… Если мы подпишем соглашение… То получат гарантию с нашей стороны, что в случае войны «они — не под колпаком»! То есть на их территорию… мы не направляем ракеты первого удара… Мы даем эту гарантию! А они — дают гарантию, что на их территории… Нет атомного оружия! «Они не производили… И не производят!» Это — главное!

— А гарантии? Что они не производили? И не производят? — тихо, но уже внимая Логинову, спросил Александр Кириллович.

— А вот… Гарантии? — вздохнул Логинов. — Конечно, есть и МАГАТЭ. Есть много возможностей… Но они не пустят к себе наших наблюдателей! Да и мы тоже… Лишний раз распахивать двери перед ними не стремимся.

Иван Дмитриевич снова посмотрел на старика. Тот сидел, насупившись… Отчужденный, задумчивый.

— Вопрос доверия? — вздохнул Александр Кириллович. — Все тот же! На весь век. Двадцатый век… Вопрос! Хотя… Какой же это вопрос? — продолжил, усмехнувшись, Корсаков. — Это уже не вопрос! Это аксиома! Нет доверия… Не будет доверять человек человеку! Государство — государству! Мы — им! Они — нам! Ты — мне! Я — сыну…

Логинов заерзал на стуле и, нехотя, сдерживаясь, но ответил.

— Ну? Какая же им? Нашим, так сказать… Классовым врагам? Может быть вера? Ты же знаешь, такая установка нашего… Генерального; И его личного штаба.

— А ты ему и перечить не можешь?

Логинов только отвел глаза…

— А ты никогда не думал? Что я ведь тоже — твой классовый враг? — неожиданно, после паузы, спросил Александр Кириллович. — А как же! Я же потомственный дворянин? Сын и внук… И правнук крепостников! А ты — крестьянин! И твои предки были крепостные?.. Не так, что ли?

Корсакова буквально трясло, хотя говорил он тихо, с каким-то бешеным весельем. Но голос его казался по-прежнему спокойным.

— И Ленин! Кстати… Тоже был дворянин! И Тухачевский! И Красин! Еще называть?..

— Я Февронью Савватеевну… Позову…

— А Машенька, кстати… Тоже… была! Тоже…

У старика перехватило дыхание, и Логинов почувствовал, как у него на руках обмякает тяжелое корсаковское тело.

— Слу… шай! — все равно пытался досказать старик. — Значит, кроме классовой… Этой твоей… есть что-то другое? Более важное?! Совесть… Сострадание? Честь… Ты… ты… вспомни Машеньку! Ты вспомни! Где бы ты был, если бы не она… А ты… Ты не веришь ее сыну? Да он… В сто раз честнее… Чище! Преданнее делу, чем все твои… И его… Генерального! Приспешники! Наемники…

Он, вырвавшись из рук испуганного Логинова, сам поднялся на еще нетвердых ногах. И закричал во всю, еще бившуюся в кем силу:

— Вон! Вон отсюда! — И неожиданно… он глубоко вздохнул… Не найдя другого слова, выпалил: — Ты… Ты… Неудачник! Болван!

«Это было почти смешно! Его, Логинова… Назвать «неудачником»… «Болваном»?

На помощь уже спешила Февронья Савватеевна в белеющем в темноте оренбургском платке.

Надо было еще кого-нибудь позвать. Логинов оглянулся, но в это же время почувствовал, как старик тянет его за руку. Осторожно и настойчиво тянет… Так делают дети, когда хотят попросить прощения.

— Помоги… Ваня! Не клони головы! — еле слышно произнес Александр Кириллович. — Мне холодно…

И он посмотрел на Логинова беспомощными, далекими глазами.

12

В углу высокой комнаты, на тахте, среди сбившегося белья, спал человек. Казалось, он весь был составлен из углов. Острые коленки… локти… Длинный, худой нос.

Кирилл с порога смотрел на его немолодое, помятое, злое лицо. Это к нему, сюда, в эту огромную пустынную квартиру на улице Горького, привезла его дочь?

«Кто он ей?»

Кирилл оглянулся — за спиной стояла Галя. Она выдержала его взгляд. Осторожно, бережно, как с маленького, начала снимать с него пальто. Отнесла одежду — свою и его — в коридор, на просторную, пустую вешалку.

Кирилл по-прежнему стоял на пороге. Она осторожно подтолкнула его, мол, входи.

— Ты… Здесь живешь? — осторожно, боясь разбудить спящего, спросил Кирилл. Он еще не верил…

Она кивнула головой и села за круглый, массивный стол на толстых ножках в виде львиных лап.

— А кто… Еще здесь? — начал было Кирилл, но дочь остановила его движением руки, мол, тише.

Кирилл Александрович по-прежнему старался не смотреть в сторону спящего.

Огляделся. Комната была пустынна.

— Мы здесь… Временно! — поймала его взгляд Галя. У нее был голос взрослой женщины.

— А чья это квартира? — тихо спросил Корсаков. — Снимаете?

— Его тетки! — кивнула Галя в сторону спящего.

Кирилл снова постарался не посмотреть на него.

— И что же… Ты собираешься?..

Дочь опередила его вопрос.

— Рожать… Собираюсь!

Он опустил голову. У него были грязные, помятые туфли.

— А мать? Знает? — еще тише спросил отец.

— Знает! — ответила Галя. — Она… Все знает!

Кирилл выразительно кивнул в сторону спящего. Галя опустила голову.

— Как они тебя нашли? —