Джинсы, стихи и волосы - Евгения Борисовна Снежкина

Черт, интересно, поговорили они друг с другом или нет? Ведь не спросишь, и лезть не надо, даже виду подать нельзя. Но как мне теперь с ними общаться? Что говорить, что не говорить?

Молчат.

– Сашенька, ты меня слушаешь?

– Слушаю, слушаю, Дмитрий Станиславович…

– Вот обрати внимание, у Лены хорошо получается с ритмом. У тебя там есть в нескольких местах…

– Дмитрий Станиславович, извините, что за критика перед выступлением?

– Да, прости, прости, Сашенька, это я просто сам тоже немножечко…

– Волнуетесь. И даже больше, чем я.

Володарский виновато улыбнулся. Мы пришли. Ребята пошли в зал, а мы с Володарским – регистрироваться в комиссию. Тетка в оперном платье хмуро спросила имя и фамилию, велела ждать за сценой. Вокруг меня сидели другие участники, но никого из них специально рассматривать не хотелось. Одеты были как-то невыразительно, а кое-кто и просто в школьную форму, так что самой яркой в этой компании была я. Вообще не волновалась, даже странно. За кулисы пришла тетка в оперном платье, позвала нас и мы гуськом пошли на сцену. Тетка взяла дыхание: «Поприветствуем участников конкурса!»

Заиграла музыка, софиты развернули на нас. Я к сценическому свету попривыкла за время наших погребений, а многие стушевались и застеснялись.

На сцену вышел дядька в костюме, начал представлять членов комиссии. Ни одного знакомого лица и даже отдаленно знакомой фамилии. Тети и дяди вставали с первого ряда, всплескивали руками, кланялись, садились обратно. Дядька оказался председателем комиссии. Представление он закончил речью – дорогие москвичи, очень рад бла-бла-бла поэзия юность бла-бла-бла новое время бла-бла-бла-бла смена курса бла-бла-бла передаем вымпел бла-бла-бла-бла. Наконец он заткнулся, и на сцену опять вышла тетка в оперном: «Сейчас, дорогие друзья, начнется жеребьевка. По правилам, все наши пятнадцать участников должны вытащить записку и это будет их порядковый номер для выступлений». Тетка метнулась за сцену и вышла с круглым аквариумом, внутри которого лежали бумажки. Мы также, гуськом, пошли вытаскивать. Подошла моя очередь.

«Номер восемь – Александра Сметлева!» – объявила тетка.

Каждый конкурсант мог прочитать только пять стихотворений, читать должны были по три группы с перерывами на речи организаторов. На время речей нас отпускали со сцены. А думать хотелось только об Антоне. Антон. Антошенька. Антоша. Тоша. Как мне не хватает тебя. Ты сейчас там, на своем заводе, а хочется, чтобы был здесь. Смотрел на меня. Чтоб тебе понравилось. Думаешь ты обо мне сейчас или нет? Мой любимый. Волшебный. У тебя ладони такие широкие. Каждую линию четко видно…

Надо же, какой голос-то писклявый! Впрочем, стихи ничего…

Встречу, поцелую каждый ноготь, каждую косточку на пальцах…

Вагоны-погоны… Это рифма такая? Бр-р-р…

Мне только нужно, чтобы ты руку на голову положил, просто чувствовать ее затылком. Или плечом. Больше ничего не надо. Нет. Конечно, мне надо все. Чтобы ты говорил со мной, обнимал меня, чтобы я могла в твои глаза смотреть. Ты самый, самый лучший…

А это вообще какой-то детский сад. Сколько ему лет, что он такое пишет?

Почему тебя нет здесь? Какого черта ты делаешь на этом своем заводе? Ты ведь не думаешь обо мне ни секунды! Хотя нет, конечно же, не думай, думай о стихах…

Ого. Так, вот это уже серьезно. Выглянула за кулисы. Парень красивый.

– Саша, приготовься, ты следующая. Саша, слышишь?

– Да-да, слышу.

– Александра Сметлева!

Вышла на сцену. Подняла руку с открытой ладонью – и сразу пришло все внимание публики. И начала. Я держала их за реснички. Они слушали меня, как бандерлоги удава. Каждое слово, каждый звук, каждый поворот интонации. Работала с залом так, как сто раз до этого на Арбате, на вдох и выдох. Даже один раз засмеялись, а это сделать труднее всего. Весь огромный зал Дома культуры Горбунова превратился в одно большое ухо и слушал только меня! Закончила.

Овация.

Жалко, что ты этого не видел, может быть, ты бы меньше ухмылялся…

– Ох, Саша, как я за тебя беспокоился!

– Ну как прочитала-то, Дмитрий Станиславович?

– Хорошо, молодец. Очень хорошо было.

– Давайте в буфет? Очень пить хочется.

– Тебе водички дать?

– Не, давайте сока или кофе. Я бы еще в курилку сходила…

– Нельзя до конца конкурса, а в буфет действительно пошли.

В буфете Володарский купил мне чашку кофе и сок.

– Подожди, я сейчас за ребятами сбегаю. – И выскочил звать наших.

Они влетели всей толпой, начали меня тормошить.

– Слушай, ты правда лучше всех читала! – щебетала Ленка.

– Ты там была на своем месте! Прямо тютелька в тютельку! И отличалась от них от всех, – сказал Коля.

– Старалась.

После перерыва на заседание конкурсной комиссии нас пригласили в зал. Еще одна речь. В конце концов, началось объявления результатов. Третье место получила та самая, писклявая с неплохими стихами. Она выскочила на сцену, начала прыгать, вертеть хвостиками, махать ручкой и благодарить маму. Ладно, проехали. Второе место у тихого троечника в огромных очках. Стихи про математику, и там действительно математики больше, чем стихов. В общем, надо признать, что конкурсная комиссия, из кого бы она там ни состояла, дело свое знала. Это можно было слушать. На первом месте оказался тот самый красавец из Киева.

На секунду я испугалась – ну неужели, неужели пролетела?

«Гран-при конкурса получает участница литературной студии „Вдохновение“ Александра Сметлева!»

Нет. Да. Есть! И я пошла на сцену нарочно медленно, под аплодисменты, ни на секунду не опуская головы. Я победила. Я смогла. Поклон. Гвоздики. Диплом. Они все хлопают! Слава пришла! У меня будут стихи! Книжка! Почему будут? Есть! Я уже собиралась развернуться и пойти обратно, как тетка в оперном платье сказала мне на ухо: «Саша, не уходите». Потом она развернулась в зал: «И я счастлива вам сообщить, что приз зрительских симпатий по итогам голосования также получила Александра!»

Володарский вскочил со своего кресла и закружился на месте. Я пригласила всех своих на сцену и представила. Мы вышли в нашем поклоне из финала спектакля. Из двух букетов каждому удалось раздать по гвоздике. Вся формальная часть будет завтра, послезавтра, неважно. А сейчас можно просто наслаждаться.

И позвонить Антону.

2

К нему. Он ждет. Прямо здесь взять за руку, поцеловать, черт с ними, пусть глядят. Смотрю в его карие глаза – мелкая крапинка по радужке, волна черных волос надо лбом, четко очерченные губы, чуть припухшие, что делает его похожим на пупса. Я их хочу сейчас целовать.

– Привет, лауреат.

– Ну что ты дразнишься?

– Ничего. Поехали.

Он берет меня за руку и тащит на троллейбусную остановку.

– Мы куда?

– Увидишь. Я там половину детства провел.

– А почему