Город из воды и песка (ЛП) - Дивайн Мелина

______________

* «Я знаю, что ты меня не любишь». Питер, Бьйорн и Джон.

Глава 19. Водки много не бывает! А лучше ― дайте-ка, батенька, морфия...

«Доехал. Спокойной ночи, Никита», — Сашино сообщение было первым, что Войнов проверил утром, когда проснулся.

Он тяжело поднялся. Голова раскалывалась, нехорошо ломило затылок и болели глаза. Он сразу сунулся за таблеткой, но, как назло, пачка была на месте, вот только блистер пустой. Блядь же!

Он наскоро принял душ и оделся. Когда выходил, оглянулся на смятую неубранную постель. В груди потянуло, как будто кто-то хорошенько дёрнул изнутри: вытянул пучок мышц, толкнул в спину и только тогда оставил в покое — так уж и быть, хватит.

Утро было солнечным, свежим, но Войнову казалось, будто его прижало сверху — всем этим утром, солнцем, тяжким московским воздухом. Он не пошёл к машине — сначала нашёл аптеку (прямо в соседнем с гостиницей доме), купил упаковку нурофена-экспресс и бутылку воды. Там же, у аптеки, закинул в рот пару таблеток и запил.

Рядом с аптекой была кафешка, и Войнов, недолго думая, переместился в неё. Есть совсем не хотелось, вернее, как: может, он был бы и не против, но из-за головной боли и общего состояния — сильно ниже среднего, если честно — подумал, что наверняка сблеванёт, если засунет в себя что-то посущественнее кофе. Поэтому были только кофе и всё та же бутылка воды.

Войнов занял у окна столик. Хорошая кафешка — маленькая, без наворотов. Народу почти никого. Вот бы быть здесь с Саней — какой кофе он любит? Отчего Войнов так и не узнал? Он бы сидел напротив, утренний, родной, помятый. У Войнова в распоряжении имелась только одна картинка, и теперь мозг вызывал её каждый раз, когда приходилось думать о Саше: коричневые штаны с карманами, футболка с Губкой Бобом, зелёная худи. Но худи бы он снял, повесил на спинку соседнего стула. Интересно, у него на руках есть какие-нибудь фенечки или браслеты? Нет, на запястьях же ничего не было, Войнов помнил. Зачем теперь-то ему сдались эти фенечки? Голову он с утра не причешет — расчёски нет или «и так сойдёт». Он прижимает ладони к чашке, хотя совсем и не холодно, и смешно щурит глаза. Улыбается, рассказывает что-то… Так, стоп! Хватит! Хватит же! Хватит! Не нужен он Саше. Со своей этой тухлой любовью. И если не нужен, значит, и Саша ему, получается, тоже не должен… быть нужен? Переболеть надо, вот как с головой, как с простудой, как с нервами. Перемочь, перемучиться. Ничего. Забудется. Если постараться — забудется. А Войнов постарается постараться. Что ему ещё остаётся? Вытащить Сашу из своей памяти: маленького, любимого, ненаглядного… Разве это так сложно? Почему это так сложно? Вот вопрос правильный. Жестокий и верный. Почему? Почему?

Наверняка те смеющиеся девчонки, которых Войнов видит в окно на переходе, у светофора, тоже были когда-то в кого-то влюблены или даже влюблены сейчас. Им ведь тоже было из-за чего-нибудь больно? А сейчас они смеются и, похоже, чувствуют себя отлично. Наверное, и он через какое-то время сможет… опять радоваться. Надо подождать. Подождать, слышишь? Потерпеть немного… Ну, не совсем немного. Пока будет больно. Но это нормально. Всем бывает больно. Ты же, Никит, не особенный. В самом деле… Не надо думать, что вот с тобой, да-да, случилось что-то редкое, прям эксклюзивное. Да хуй там! Просто влюбился. Бывает. Разгребай теперь. Как разгребёшь — станет полегче. Инфа сотка… В Гамбург бы скорей уже! Никогда так не мечтал отправиться в командировку… Чёрт!

* * *

На работу приехал просто в бешенстве. Чуть не убил Фёдорова, который после вчерашних правок принёс проект всё равно с кучей косяков и недоделок. Когда к нему с поручением от Тёмыча заскочила Галка, пожурила:

— Фёдорова зачем довёл? Он аж трясётся весь.

— Того и гляди обоссытся, — закончил за ней Войнов, потому что предложение показалось явно неполным. — Мозги надо включать иногда потому что.

— Что, свадьба твоя уже отменилась?

— Даже если и так — то что?

— Да ничего. Я тебя всяким, конечно, видела, но бешеным таким только пару раз, наверное… Быстро у вас, у иначе ориентированных, всё происходит. Вчера женимся, сегодня разбегаемся.

— У нас, у заднеприводных, всегда всё через жопу, Гал. И очень стремительно. Приспичило — пошёл и просрался.

— Фу, Войнов, ну я же знаю, что ты не такой.

— Какой «не такой»?

— Не мерзкий.

— Я мерзкий, Галка. Вот прямо последний мудак.

— Самокритичный какой сегодня. Ужас.

— Какой есть. Звиняйте.

Ближе к обеду в войновском кабинете внезапно материализовался Ренат. Собственной персоной.

— Здоро́во, — приветствовал он, вломившись без стука.

— А ты как здесь? — удивился Войнов.

— Да я решил что-то к Тёмычу сегодня заехать, а не в понедельник, как договаривались. Просто недалеко был. Дай, думаю, позвоню, если на месте, подъеду. Ну и подъехал.

— Ясно.

— Пошли, что ли, посидим где-нибудь.

— Ренат, мне ещё минут сорок надо. Час, может. Подождёшь?

— Подожду, чего нет? Пойду пока с Галкой побазарю. Новости последние узнаю.

— Угу.

За час Войнов с делами управился, и они с Ренатом поехали в тот самый ресторанчик, который не рядом с работой и где никто им не мог помешать. Заказали мяса и водки — решили, выжрать обязательно надо, потом уж лучше «трезвого водителя» вызвать. Но вот водка была нужна позарез — причём и Ренату тоже.

Сначала пили почти молча. Ренат спросил про Вольфа, немного перетёрли про Тёмыча, и только после третьей Ренат смог говорить о чём-то другом. О личном.

— А всё ты, Ник, сука такая, — начал он, крайне туманно, — если бы не начал тогда доёбываться, я бы делал вид, что не помню… А ты, блядь, вечно со своей любовью! Ну кому она нахуй нужна? Никогда ничего хорошего из этого не выходило…

— Твоя правда, Ренатик, — кивнул Войнов. — На хуй любовь эту. Живут же без неё люди. И нормально. Не кашляют.

— Я Аню нашёл, — признался Ренат.

— Твою первую? — обалдел Войнов. — Джульетта которая?

— Её самую.

Ренат замолчал. Раскурил сигарету. Видно было, что собирается с силами. Так просто делиться с Войновым, пусть и лучшим другом, тем, что он скрывал от него, да и вообще от всего мира, до хера лет, было непросто. Определённо требовало мужества. Поэтому Войнов ждал, не подталкивал. И Ренат не сразу, по шажкам, но открылся.

— Я её сначала по интернету пытался пробить, но ничего не выходило. Вообще никаких зацепок. Ни в соцсетках. Нигде. Я нашёл в Одноклассниках её бывших школьных и написал кое-кому. Под фейковым, разумеется, аккаунтом. Просто сказал, что я её друг, ищу контакты. Но никто ничего не знал. Сказали — да, училась, потом куда-то пропала. Слух ходил, что она уехала куда-то.

— Но тебя же это не остановило?

— Да хуй там… Я её подругу нашёл. Не школьную, а подругу детства. Они, в общем, очень дружили, пока вся эта… история наша с Анюткой не приключилась… Оно же, когда у нас всё закрутилось и когда отец узнал, её родителям пришлось переехать. А что? Куда? Никто не знал. А подруга её, Анюткина, там же осталась, в том же доме, где Аня сама раньше жила. И мы даже у неё в гостях с Аней были пару раз. Я помнил, что она в том же доме живёт, — а в какой квартире, на каком этаже? Вообще без понятия. В общем, ломиться стал, наудачу, ко всем подряд.

— Нашёл?

— Говорю же — нашёл… Лучше бы не находил, Ник… Блин…

— Что?

— А ничего. Нет её уже… Всё…

— Подруги? — осторожно уточнил Войнов, хотя, скорее всего, понял сразу правильно.

— Джульетты, Ник. Анютки моей…

Войнов не стал уточнять, что конкретно с «Джульеттой» случилось. Было понятно, что «нет уже», «всё» — значит, на этом свете нет. Так получается… И по лицу Рената тоже всё было понятно: застыло как-то, сжалось как будто, желваки только дёрнулись.

— Они с ней тоже не общались долгое время. Вот как Аня уехала, так и не общались. Светка, подруга её, сказала, лет шестнадцать-семнадцать и не общались. Она тоже не знала, где Анютка, что с ней. Про меня знала, что она ребёнка ждала — тоже. А потом — ничего. Не знала даже, что родила.