Город из воды и песка (ЛП) - Дивайн Мелина

Книга является художественным произведением и вымыслом автора, в ней содержится упоминание нетрадиционных отношений, но это не является пропагандой нетрадиционных установок и образа жизни

Город из воды и песка

Мелина Дивайн

Глава 1. Андрей Юрьич и Андрей Юрьевич

— Андрей Юрьевич? Добрый день! Никита Войнов. По поводу бондов. Меня попросили с вами связаться. Смотрите, ситуация следующая…

Едва Войнов услышал короткое сухое «слушаю» после гудков — пустил коней вскачь. Липатов был им нужен, а вернее, были нужны его деньги, в последний месяц особенно — когда ситуация на рынке по-прежнему оставалась далека от стабильной, а издержки только росли. Да ещё и с этим назначением! Чёрт бы его… Да не чёрт, конечно.

Войнов грезил о повышении — с одной стороны, с другой — не хотел его. Ведь это новая ответственность: все его косяки теперь, если таковые случатся (а они случатся как пить дать! Войнов же «не первый год замужем»), будут рассматривать под микроскопом, что в итоге приведет к вынесению приговора на «общем» и публичной порке. Поспешили! Не заслужил! Кишка тонка такими бабками ворочать!

От подобного рода перспектив Войнова бросало в пот. Натурально. Рубашки после назначения больше пары недель у него не жили. Разводы под мышками хрен отстираешь — легче выбросить. Шут с ними, с этими рубашками… Липатова бы взять тёпленьким. Очень быстро. Очень аккуратно. Не дать времени на раздумья. Промедление тут смерти подобно. Чуть задумался — и всё, прощай, рыбка! Фьють!

Войнов вещал, вещал, вещал. Втолковывал, вдалбливал, убеждал, приводил примеры. Сладко, сладко, сладко и быстро, быстро, быстро. Плыви, рыбка. Будет не больно. Разве что слегка. Но не сейчас.

На том конце отвечали по-прежнему коротко и сухо. «Это ясно». «Да. Я понял». «Конечно». «Естественно». И ответов Войнов, к слову, почти не слышал. Главное было не останавливаться. Гнать, гнать, гнать. Пока Липатов согласен. Пока не начал обдумывать и сомневаться.

— Ну так как, Андрей Юрьевич? На чём вы решили остановиться?

— Простите, я не хотел вас так… хм-м… обескураживать. Но придётся. Я не Андрей Юрьевич, — заявили на том конце. — Извините… Послушайте, мне очень жаль. Никита? Правильно? Я просто не хотел вас прерывать. Вы так говорили… Убедительно… На самом деле убедительно. Простите.

— Не Андрей Юрьевич? В смысле? — очень медленно, почти по слогам повторил Войнов. — А кто?.. А где… собственно? А вы?..

— Наверное, вы ошиблись номером.

По голосу казалось, что человек на том конце провода пожимает плечами и искренне сожалеет. Чёрт его знает, почему так показалось. Голос, что ли, был… Да каким он был? Ровным? Спокойным? С интонациями сочувствия? С интонациями, блин! Да Войнову теперь заново собираться с духом! Звонить этому сраному Липатову! Гнать пургу! Заново! Чё-ерт!

Войнов всё же выматерился вслух. На том конце всё равно был не Липатов. И что уж теперь? Всё просрано. Заводи шарманку заново. О боги, только не это!

— Никит, — осторожно начал голос. — Материться — это неплохо. В смысле — нормально. Знаешь, лучше материться, чем нет. Когда человек не употребляет, так сказать, с ним надо аккуратно. Хроник, шизофреник, высокоморальный идиот — вот кто это будет, с вероятностью сто сорок шесть. Так что с тобой всё в порядке, Никит. Можешь ещё… Если хочется.

— А хрена ли… — Войнов вдруг осёкся; отчего-то не захотелось больше нецензурной эквилибристики. Голос ли тому был причиной? Низковатый, приятный, очень какой-то… успокаивающий, что ли.

Фигли он тут про голос рассуждает?! Трубка в последний месяц к уху приросла! Голосов ему, что ли, мало?! В гробу он видал повышение это! Работу! Уродов этих жирномордых — мешков с бабосами на ножках! Липатова этого!

— А раньше ты не мог сказать? — всё же закончил Войнов. — Чтобы я всю эту канитель не разводил? Время не тратил. Твоё и своё.

— Ты вещал так вдохновенно. Я не мог, честное слово. Я не так воспитан. Думаешь, надо было заорать: «Какой ещё Андрей Юрьевич?! Да вы там ёбнулись все на отличненько! Какие бонды?! Что ещё за херня?! Да у меня мозг сейчас взорвётся!» Я так не умею, — подытожили в трубке и как будто опять пожали плечами.

А это типа с ним юморят, что ли? Стёб-постёб и ещё немножко? Случайному «Андрею Юрьевичу» по приколу? Повеселить некому?

— Я тоже когда-то не умел, веришь? — сказал Войнов с издёвкой.

— Верю, конечно.

А это, кажется, серьёзно. Или опять стебёт? Или что? Фиг разберёшь. Но голос такой интересный.

— А потом жизнь научила…

— И ты стал всем Кузькину мать показывать?

— Ага. Чудеса на виражах.

— По тому, как человек матерится, можно сказать о нём очень многое, кстати, — серьёзно, а ещё вроде немного задорно выдал незнакомец, — по меньшей мере, что он в данный момент чувствует. Черты характера кое-какие можно понять.

— Да ну! — Войнов поглубже уселся в кресло, гримасничая и округляя глаза своему отражению в погасшем экране монитора.

— Инфа сотка, Никит! — негромкий смех.

— Ну-ну… Давай про меня тогда. Прям щас. Без подготовки. Слабо?

— Да без базара. Уверен, что хочешь это услышать?

— Да блин! Давай жги!

— Жгу. Ладно. Окей, начнём с твоего первого «Бля-а-а!».

— Я весь внимание, о светоч истины!

— Это было так, м-м-м, вымученно и сокрушённо. Ну типа как, знаешь, ты заходишь в шайтан-магазин у дома. Ну такой, вшивенький, маленький, грязный. Там алкаши тусят по ночам. Он же круглосуточный. Ну и бухло им там отпускают. В обход закона. Представил, да?

— Ага. В красках. Прям Поленов. Ночной Поленов. Московский, мать его, дворик.

— Петров-Водкин, — засмеялись на том конце. — Но нет. Шагал ближе. Или нет, даже, э-э-э… Пиросмани! Во! Ну так вот. Забегаешь ты туда после работы. На улице душно. Ты пахал весь день. Босс тебя держал до последнего. Солнце село, а ты всё в позе зю стоишь — ему на ботинки дышишь. Боишься, но дышишь, куда деваться? И вот, наконец, после почётного пятого круга, объездив все близлежащие дворы в поисках, куда бы приткнуть свою тачку, ты находишь местечко через два двора от своего. И выползаешь в удушающий московский вечер. Уже, скажем, ночь. Ночевечер.

— Вечероночь.

— Без разницы. Потный, как скотина. Рубашка прилипла к спине.

— А чё кондишн, нэ?

— Нещитово. Когда ты был нищим задротом сразу после института, бабло тебе карманы не рвало. С первой нормальной зарплаты — с нескольких зарплат, окей — ты берёшь тачку: паршивенькую, в кредит. Понятно, что голую. В базовой. Какой кондишн, Ни-ки-та?! — произнёс голос так, что Войнов и правда невольно засмеялся. Позволил себе, потому что это «Ни-ки-та» звучит вроде: «Сынок, одумайся! Какой же ты у меня долбоёб, а?». — Тебе за неё выплачивать десять лет! Кондишн ему, бля! Харя треснет! А ты ещё с одним хреном накануне потёрся бамперами. А КАСКО ты не взял ваще, ай-яй! Нахрена тебе КАСКО, долбоёб? До-орого!

— Складно поёшь, — снисходительно одобрил Войнов.

— А то! Долго ли умеючи? Ну и вот, не мешай мне идти светлой дорогой — к самой, ткскзть, сути. Ты захлопываешь свою колымагу и тащишься мокрый, злой и уставший домой. В свой засратый, воняющий мусоропроводом подъезд, где каждая вторая квартира сдаётся хрен знает кому, а в соседней с тобой квартире с утра до ночи — ширк-ширк! бамц-бамц! — толпы всё время разных то ли таджиков, то ли узбеков, хер поймешь, мотаются туда-сюда. И жрать у тебя дома нечего. И смотреть нечего. И игрушки задолбали. Да всё задолбало! Жизнь мимо проходит! Это что, жизнь? А птица-молодость? И вообще это всё — где?.. Ты тащишься мимо шайтан-магазина и думаешь: за пивком, что ли, забежать? За холодненьким каким-нить пивком. Ледяным прям. Из холодильничка. Чтобы все печали, как в песенке, развело-развеяло, как рукой сняло. Пивка, в общем, хочется капец как. Заходишь, покупаешь. Берешь из морозилки. А оно — оп-па! Тёплое! Не холодное нихрена! Только поставили. И ты такой: «Бля-а-а!» Сокрушённо. Сечёшь? Твой мир рухнул. Прочувствуй этот момент, Ни-ки-та. Ну!