Соперница королевы - Элизабет Фримантл

его не трогает, лишь раздражает отсутствием порядка. Эссекс переманил у них садовника. Желая удивить королеву, он велел накрыть вишневые деревья мешковиной, дабы сдержать появление ягод. За неделю до прибытия Елизаветы мешковину сняли, и ко дню августейшего визита ветви ломились от вишен, хотя с момента сбора урожая прошел уже целый месяц. Об этом диве вовсю судачили при дворе – дескать, от сияния, распространяемого королевой, деревья Эссекса чудесным образом начали плодоносить. Будь воля Сесила, он бы вырубил проклятые вишни под корень.

С недавних пор Эссекс тоже заседает в Тайном совете. На первом же заседании он с самодовольным видом занял место рядом с королевой и принялся вещать о различных опасностях, грозящих Англии. Елизавета внимательно выслушала его рассказ о беспорядках в Ирландии; граф настаивал, что совет должен со всей серьезностью отнестись к ирландской проблеме. Далее разговор коснулся Испании и создания противником новой армады. Один из основных информаторов Сесила по испанскому вопросу был найден мертвым в Детфорде – скорее всего, преднамеренное убийство, замаскированное под уличную стычку, – поэтому ему нечего было добавить.

Эссекс же точно знал количество испанских кораблей, названия судов и имена капитанов – вероятно, сведения получены через Энтони Бэкона, однако доподлинно утверждать нельзя, поскольку мальчишка-соглядатай в доме графа умер от чумы.

Теперь ясно, почему Эссекс так рвался жениться на пресной дочке Уолсингема – вместе с ней он заполучил шпионскую сеть. Все агенты перешли на его сторону – почувствовали, что Берли теряет хватку, а граф пользуется влиянием на королеву. Елизавета, словно гордая мать, внимала своему фавориту. Наконец Берли завел разговор о престолонаследии – лишь ему удавалось выйти сухим из воды, поднимая подобную тему.

– В последнее время мне нездоровилось, но я полностью поправилась. Нет нужды готовить мне замену, – с плохо скрываемым раздражением заметила королева.

Она действительно была больна, и весь двор гудел, словно потревоженный улей, пытаясь определить, на чью сторону переметнуться, когда придет время. В шестьдесят лет серьезная болезнь легко может свести человека в могилу. Пока Елизавета находилась на попечении доктора Лопеса, по углам велись приглушенные разговоры, курсировали письма с предложениями дружбы, из ниоткуда возникали новые союзы.

Несомненно, граф получил дополнительное преимущество, пригрев в Эссекс-хаусе братьев Бэкон, а также благодаря влиянию Блаунта и леди Рич, распространяющемуся словно чума. Сесил мечтает дознаться о природе их отношений; если заполучить доказательства против леди Рич, можно переманить ее на свою сторону. Какой это будет удар! Впрочем, вероятность настроить сестру против брата ничтожно мала, а леди Рич, по-видимому, невосприимчива к скандалам. Есть подозрение, что между Эссекс-хаусом и шотландским двором ведется переписка, однако улик не имеется, лишь предчувствия и ненадежные слухи.

Сесил ощущает, что власть графа растет, а его уменьшается. Стоит ему явиться ко двору, как он оказывается в окружении родственников Деверо, всех этих Ноллисов, Кэри, Хантингдонов, не говоря уже о леди Рич, которая, несмотря на прелюбодеяние, практически не покидает королевских покоев; список бесконечен и кровно связан с Елизаветой. Собственная кровь представляется ему жидкой и кисловатой, словно молодое вино, после которого по утрам болит голова, а кровь Деверо – густая, терпкая, насыщенная историей и тьмой.

Где-то наверху назойливо стрекочет сорока. Сесил с радостью пристрелил бы проклятую птицу. Он попытался привлечь на свою сторону доктора Лопеса, но старик не отреагировал; возможно, следовало действовать решительнее. Сесил пинает кучу яблоневых лепестков – они взмывают в воздух и медленно опускаются на землю, точно снег. В надежде развеять уныние он напоминает себе о друзьях в высоких кругах; его тесть лорд Кобэм, лорд Грей, и вдобавок Рэли – его верность ненадежна, как и благоволение к нему королевы, зато он всей душой ненавидит Эссекса.

Сесил останавливается у пустого фонтана, заросшего плющом. Пока Елизавета лежала больная в Гринвиче, испанцы прочили на ее место инфанту, чья родословная по прямой линии восходит к Эдуарду Третьему. Не секрет, что английские католики с готовностью поддержат ее права на трон. Надо попробовать уговорить доктора Лопеса побольше узнать об этой инфанте. После выздоровления королевы заботы не исчезли. Ходили слухи об очередном заговоре – на сей раз орудием убийства должен был стать отравленный меч, – однако они так и остались слухами. Тем не менее вопрос о престолонаследии давно уже назрел, но Елизавета по-прежнему яростно противится разговорам на эту тему.

Выйдя из сада, Сесил в который раз поражается величественному виду дворца Теобальд – он потрясает своей красотой, искусной каменной кладкой, безупречными пропорциями.

Он возвращается в дом и находит отца в обществе лекаря.

– А, мой мальчик, рад тебя видеть, – говорит Берли. – Подагра снова отравляет мне жизнь. Доктор Хендерсон считает, что сможет облегчить боль. – Он благодарно похлопывает врача по руке. Сколько Сесил себя помнит, Хендерсон служил его отцу. Вот бы слуги были так же верны ему, однако челядь надолго у него не задерживается. Никому нельзя доверять. – А я думаю, лечить уже поздно.

– Ничего, ничего, милорд. Попытка – не пытка. – Хендерсон встряхивает флакон с настойкой и наливает немного в бокал.

Берли со вздохом откидывается на подушки.

– Через две недели я должен явиться ко двору. Если бы только ее величество позволила мне удалиться на покой. Я слишком стар для службы. – Он потирает морщинистые руки с уродливыми распухшими суставами. – Я устал.

Сесилу больно видеть отца подавленным и немощным, он невольно страшится его неминуемой кончины. Перед мысленным взором встает гнетущая картина, как власть и богатство, накопленные отцом, в его руках обратятся в прах. Не раскисай, будь мужчиной, говорит он себе. Как только Хендерсон удаляется, Сесил делится с Берли своими тревогами.

– Что вызвало у тебя подобные мысли? – осведомляется тот.

– Не знаю. Я чувствую, как власть ускользает между пальцами. Мои шпионы стали ненадежными. Эссекс нас переигрывает. Его приспешники все плотнее окружают королеву.

– Союзники приходят и уходят, сын мой. Не забывай, за Сесилами богатство, добытое верной службой. – Берли смотрит на сына затуманенным взором. – Аристократы из старинных родов вымаливают себе почести, стараются развязать войны в надежде урвать клочок земли. Их сундуки пусты, но им все равно приходится расхаживать в дорогих одеждах. У этих людей нет верности. Будущее за такими, как мы, – тихими и неприметными. Не забывай.

Слова отца действуют как бальзам на душу. Тревоги Сесила понемногу рассеиваются.

– Но помни, Эссекс тебе не враг. Вы оба на стороне Англии. Предостерегаю тебя, иначе рискуешь утратить контроль. – В голосе Берли сквозит нетерпение, будто он вынужден объяснять очевидное непонятливому ребенку. – Вопрос лишь в том, чтобы наладить новые каналы информации.

– Я рассчитываю привлечь на