Соперница королевы - Элизабет Фримантл

class="p1">Тот принимается рассказывать об испанской угрозе, о том, как хорошо укреплены их прибрежные города, сколько пушек на их кораблях и как английские католики могут предпринять очередное покушение на жизнь королевы. Вероятно, эти сведения получены от шпионов Энтони Бэкона. Фрэнсис согласно кивает, делает пометки в конторской книге. Разговор заходит об Ирландии; Эссекс выражает опасение, что испанцы попытаются высадиться именно там. Рэли нетерпеливо притопывает ногой.

– Считаешь, нам стоит ждать от ирландцев неприятностей? – спрашивает королева у Сесила. Она берет микстуру из рук доктора Лопеса, нюхает, делает глоток и морщится: – Что ты туда положил, Лопес? Какая гадость! – Она с улыбкой берет его за руку: – Знаю-знаю, ты печешься о моем здоровье.

– Это совершенная истина, ваше величество, – отзывается тот.

Сесила внезапно посещает озарение. Говорят, у Лопеса имеются важные связи при испанском дворе, которыми пытался воспользоваться Уолсингем. Несомненно, этот добродушный старик сам никогда не был шпионом, однако мысль о его связях весьма любопытна. Сесил делает мысленную пометку присмотреться к Лопесу повнимательнее, пока Эссекс не запустил в него когти.

– Ирландия слишком близка, чтобы мы могли чувствовать себя спокойно, однако у нас нет доказательств, что испанцы пытаются вступить в сговор с Тироном[21], – отвечает он на вопрос королевы.

– Эссекс?

– Если нападем на испанский флот в гавани Кадиса, то устраним возможный риск.

– Полагаю, это преждевременно. – Елизавета отмахивается от графа, как от надоедливого ребенка. – А что думает твой отец, Пигмей? – Уверенность Сесила возрастает.

– Он считает, мы должны внимательно следить за развитием событий.

– Берли никогда не ошибается в подобных вещах.

– Да, мой отец обладает мудростью, которая приходит только с возрастом.

– Жди и наблюдай, – повторяет королева излюбленное выражение Берли.

Наступает тишина, которую нарушает Сесил:

– Милорд, ее величество желала бы узнать о рыцарях, которых вы посвятили во Франции.

– Эти люди храбро сражались, – отвечает Эссекс, словно защищаясь. – Они, несомненно, заслужили признание.

Фрейлина по-прежнему не сводит глаз с графа; Сесил с радостью бы вколотил в ее голову немного ума.

– И ты решил посвятить их в рыцари, невзирая на мой прямой приказ не разбрасываться почестями. – Королева мрачно смотрит на своего фаворита. Самоуверенность Эссекса меркнет. В груди у Сесила разливается приятное тепло.

– Прошу прощения за дерзость, ваше величество. – Взгляд дьявольски прекрасных глаз графа устремлен на Елизавету. Сесил рассчитывал, что Эссекс примется оправдываться, усиливая ее гнев, но тот лишь покорно опускает взор.

Вместо гневной отповеди королева театрально вздыхает:

– Ну и что мне с тобой делать?

– Если желаете наказать, ваше великолепие, прошу, не отсылайте меня прочь, я этого не вынесу. Без вас, как без солнца, я зачахну и умру.

Сесил перехватывает взгляд Рэли; похоже, тот тоже ждет, что королева парой резких слов охладит графа. Однако она лишь улыбается.

– Нет, Эссекс, я не стану тебя прогонять. Ты мой самый прекрасный цветок. Не могу допустить, чтобы ты зачах.

Сесил чувствует себя обокраденным. Когда аудиенция заканчивается, он кланяется и направляется к выходу, однако королева приказывает ему остаться.

– Пигмей, твоя зависть всем заметна. Так не годится.

– Ваше величество, я…

– Нет, – Елизавета поднимает руку. – Я вижу, ты не любишь Эссекса и тебя задевает, когда я его награждаю. Но подумай вот о чем: ты вырос под крылом своего могущественного отца. Я доверяю ему как никому другому и вижу в тебе его продолжение. – Сесил начинает раздуваться от гордости, однако если бы он смотрел королеве в лицо, а не на руки, то увидел бы легкую усмешку, словно ей приходится терпеть его ради пользы, как микстуру доктора Лопеса. – Твоя мать, Господь храни ее душу, была мудрой и достопочтенной женщиной, она до двадцати пяти лет тебя поддерживала. Эссекс едва помнит своего отца, а его мать… – Она выплевывает последнее слово, будто не желает марать им губы. – Эта женщина даже поросятам в матери не годится. Она украла мое самое драгоценное сокровище. – По-видимому, речь о Лестере. – Эссекс даже отчима потерял в юном возрасте. – Двадцать два года – не столь юный возраст. – Видишь ли, Пигмей, возможно, тебе недостает красоты Эссекса, но я вижу твою верность. Ты просто лучишься ею. – Сесилу радостно слышать эти слова. – Эссексу необходим наставник. Кто лучше меня может стать ему отцом и матерью? Не думай, что я ставлю его превыше тебя.

Сесил чувствует себя как человек, вспомнивший, что Господь его любит.

– Я едва могу выразить вам свою благодарность, – говорит он. – Я живу лишь ради того, чтобы служить вам. Вам и Англии. – Теперь он понимает, что пытался донести до него отец: главное – служба, остальное – пустяки.

– Преодолей зависть, это отвратительное чувство. – Елизавета протягивает руку. Пора уходить. Целуя ее кольцо, Сесил чувствует, как злоба, зависть, алчность и ревность испаряются, словно он переродился.

Март 1592,

Эссекс-хаус, Стрэнд

– Все-таки я не понимаю, почему ты здесь, а не у мужа, – говорит Летиция.

Пенелопа не хочет думать о Риче, однако ей невольно вспоминаются его слова, когда она объявила, что ждет ребенка от другого.

– Однажды вам придется ответить за ваше поведение, – сказал он. Пенелопа не стала указывать, что он и сам не без греха. Рич выглядел слишком подавленным и угнетенным, чтобы злиться. Некоторое время они сидели в гробовой тишине. Он не спросил, кто отец ребенка; возможно, ему и так это известно. Никогда не знаешь, как далеко распространяются сплетни, если они касаются тебя. Пенелопа пристально наблюдала за королевой, однако не заметила изменений в ее поведении: либо та ничего не знает о прелюбодеянии, либо делает вид, что не знает. Она попыталась коснуться руки мужа, но тот отдернул ее, словно боялся заразиться.

– Вы сдержали обещание, – произнес он. – Я это уважаю, несмотря ни на что.

– Благодарю. – Пенелопа понимала: Рич наверняка призвал все свое великодушие, чтобы сделать этот комплимент.

– Ради соблюдения приличий мне придется дать бастарду свое имя.

– Да.

– Что ж, пусть будет так. – На его лице написано унижение. – Теперь у нас обоих есть тайны.

Не казните себя сильно, все люди грешны, хотела сказать ему Пенелопа, а мнение окружающих не имеет значения. Но для Рича это мнение важно, как и собственное мнение о себе, потому он выбрал жить, терзаясь своим позором.

Летиция продолжает говорить, но Пенелопа не слушает. Она закрывает глаза, заталкивает мысли о муже в дальний угол сознания и глубоко вздыхает, пережидая очередную волну боли, – схватки теперь сильнее и чаще. Голос матери действует на нервы. Где-то внизу по комнате ходит Блаунт.

– Уже скоро, – шепчет Жанна.

– Где Рич, почему он не ожидает рождения