Семиозис - Бёрк Сью

«Я не животное».

Я решила не спрашивать, что он имеет в виду.

– Тебе кто-нибудь показывал нашу конституцию? Нет? Я распоряжусь, чтобы это было сделано.

Я воспользовалась возможностью уйти и отправилась в мастерскую Бартоломью, чтобы попросить его, учившего юриспруденцию, просветить Стивленда. Я объяснила, что бамбук способен слышать и понимать английский язык, особенно если Бартоломью будет говорить медленно. Он чуть не уронил дверцу шкафа, которую как раз прилаживал. Я ушла, ответив только на малую часть его вопросов. Теперь это его проблема.

В клинике мне сказали, что у Джерси перелом нескольких позвонков и что поврежденные и отекшие нервные ткани вызвали паралич и не поддающуюся контролю боль. Ей дали какие-то болеутоляющие, из-за которых она практически ни на что не реагирует. Я попросила, чтобы ей постарались помочь.

Я проведала ее семью, тихо постучав в дверь. Ее муж впустил меня в безупречно чистый домик.

– С ней все будет хорошо? – спросил Брэм.

– Вряд ли.

Он закрыл глаза и содрогнулся. Мальчишки гневно посмотрели на меня, принесшую дурные вести.

– Но мы с ней поговорили, пока были в лесу, – добавила я, – и она просила вам передать, что любит вас, всех вас, больше всего на свете, вы для нее важнее всего. Я не представляю себе, как убедить вас, что это именно так, – но это истинная правда. Что бы ни случилось, я надеюсь, что вы всегда будете так думать.

Мальчики заплакали. Я ушла.

Я устала. Я не ела плодов, и отсутствие стимуляторов стало очень заметным. В оранжерее Бартоломью почти закончил говорить со Стивлендом.

– Солидарность с духом означает… ну… статья вторая, принципы и цели, – медленно говорил Бартоломью, когда я вошла. – Я могу еще раз перечитать.

«Как демонстрируется солидарность? – написал Стивленд на своем широком светлом стволе. – Приветствую, Татьяна».

Бартоломью повернулся ко мне с улыбкой.

– Привет, Тат. На самом деле у нас нет прецедентов демонстрации солидарности. Взаимное доверие и поддержка понятны: ты, бесспорно, нас поддерживал, а в вопросе взаимного доверия – почему ты скрывал свою способность слушать и понимать английский? Нет, не отвечай – просто задумайся об этом. Но слушай внимательно. В конституции говорится: «Все разумные существа, выразившие свою солидарность с духом нашего Содружества и готовность разделять его цели, могут объявить себя гражданами». Я бы сказал (хотя это только мое взвешенное мнение), что тебе надо просто объяснить, почему ты солидарен с нашими целями и готов их разделить, – написать эссе, наверное, где последней строкой будет «и, следовательно, я объявляю себя гражданином Мирного Содружества». Гм-м… Наверное, нам нужна более строгая процедура – не в твоем случае, Стивленд, потому что я не предвижу возражений, но в некой будущей ситуации это может создать трудности. Конституция была написана идеалистами и имеет свои недостатки, например предоставление права голоса детям. Как ты думаешь, Тат? Что еще надо сделать нашему другу?

– Думаю, это правильно, – сказала я, на самом деле отнюдь не уверенная в этом, и добавила подчеркнуто: – Стивленд будет равноправным гражданином.

«Равноправным, – написал Стивленд. – Не как фиппокот».

– Конечно, равноправным. – Бартоломью погладил свою зеленую бороду, заплетенную в косы. – Оговорена разумность существа. Фиппы не то чтобы совсем неразумны, конечно, но самосознания у них не наблюдается. По крайней мере, лично у меня никогда не получалось разговора с фиппокотом. Наверное, рабочее определение разумности в том, что ты сам заявляешь о ее наличии.

«Я стану полноправным и равноправным гражданином?»

– Конечно. Как и все остальные. Думаю, тебе стоит подумать о дополнительном средстве общения, возможно, в Доме Собраний – для исполнения гражданских обязанностей.

«С большим усилием я смогу вырастить еще один такой ствол к завтрашнему дню. Вы должны открыть участок пола».

Они обсудили подробности, и Бартоломью ушел взламывать мозаичный пол. Я села.

«Джерси больна, – сообщил Стивленд. – Медики дали мне на анализ образец ее крови. У нее остались активные антитела против паразита, который вызвал этой весной скарлатину. Ее организм с чем-то борется. Полагаю, паразиты присутствуют внутри ее мозговой оболочки».

– Она сказала мне, что не способна управлять своими мыслями.

«Как инфекция корней. Мне приходилось уничтожать корни. Это страшно».

Интересно: он все еще хочет, чтобы ее казнили? Я не успела спросить.

«Я хочу, чтобы ты сложила с себя обязанности модератора. Когда я стану гражданином, то сам приму эту должность».

От гражданина сразу же в вожди. Равенство его не устраивает. Он хочет власти – возможно, чтобы мы не смогли бросить его, как это сделали стекловары? Или чтобы мы не смогли установить с ними контакт? Он начал рассказывать мне, что заинтересован в нашем мире и процветании даже больше, чем мы сами, и, кроме того, он более разумен. При этом он цитировал фразы из Конституции (уже успел выучить!) и объяснял, что наши цели – такие как справедливость – будут даже более качественно преследоваться, поскольку он выше межличностных отношений и лицемерия, которые…»

Я ушла. Я отправилась к мужу в мастерскую и в итоге задремала, несмотря на шумную работу с металлом. Он разбудил меня вечером, и мы пошли на собрание – и я остро ощущала, что через каждые несколько шагов прохожу мимо ствола бамбука. Стивленд был повсюду. В Доме Собраний участок пола в передней части был убран и временно огорожен, чтобы по нему не ходили, хотя даже дети не склонны были резвиться. Я увидела бугор и трещину в почве. Новый ствол уже рос.

Меня спрашивали о том, что конкретно происходило и когда: возникла масса уточняющих вопросов и предположений. Я рассказала о плодах разума и правды. Хатор пожелала узнать, кого именно я подозревала, и вроде бы оскорбилась, когда я ответила, что поначалу – всех. Видимо, сейчас задним умом многое будет понятно.

Бартоломью объявил о желании Стивленда стать гражданином.

– Так и должно быть. Он столько для нас сделал, – тут же заявила Мари, член комитета.

Обычно она тщательно анализирует все новые идеи, однако она – стоматолог, а он тесно сотрудничает с медиками, так что для нее он уже давно был надежным коллегой.

Какой-то фермер подхватил:

– Без него у нас было бы гораздо меньше еды.

– Новый гражданин! – сказала Хатор, пихая локтем Форреста.

У них появится новый объект для сплетен и насмешек.

– Но разве он нас понимает? – спросила Невада. – Он никогда не присутствовал на собраниях. Ему понятны демократия и голосование?

Бартоломью выгнул бровь.

– Именно этот вопрос я с ним и выясняю. Он планирует вырастить здесь ствол для коммуникации.

Он указал на вскрытый участок пола.

Медики сказали, что состояние Джерси стабильное, но тяжелое. Они решили, что обнаруженные Стивлендом антитела могут быть связаны с аутоиммунным заболеванием или инфекцией. Они стараются обеспечить ей комфорт. Дети ее навестили.

Я ожидала критики моего решения не преследовать стекловаров, поскольку ощущается явное стремление узнать про них. Вместо этого меня засыпали вопросами о том, что именно я слышала и видела. Как они разговаривали? Как пахли? Каждую мельчайшую деталь пришлось повторять дважды. Кое-кто из охотников предложил начать процесс наблюдения и, возможно, поднесения подарков. Неваде захотелось выставить копии работ Гарри в таких местах, где их смогут найти в качестве жеста миролюбия, – и чтобы они начали нас понимать. Многие согласились с тем, что преследование могло быть неправильно истолковано, но почему стекловары не инициировали контакт? Нам так хочется с ними встретиться! Но действовать следует правильно.

Люди должны были бы выражать недовольство моими действиями. Хотя бы Хатор и Форрест. Однако прямо во время собрания кто-то начал перекусывать куском плода. Вот в чем дело! Стивленд сделал всех послушными, кроткими. Они под действием наркотика!