Заложница, или Нижне-Волчанский синдром - Анна Мезенцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Погоня не отставала. Я слышала голоса, видела круги света на деревьях и кустах. Нас потеряли из виду, но хвойный лес — не лиственный. Как потеряли, так и найдут, стоит нам только выбиться из сил.
— Я больше не могу!
Настя упала на колени и оперлась о землю руками, пытаясь отдышаться. Короткое платье задралось, к колготкам прилипли сосновые иголки. Растекшаяся косметика превратила красивое лицо в дикую маску.
— Еще немного, мы почти оторвались! — соврала я, поднимая девушку с земли и утягивая за собой.
И снова сумасшедший бег. Ледяные капли дождя, крики загонщиков, мелькание луны в разрывах туч. Вдруг ожил фонарик, так и болтавшийся у Насти на руке. Наверное, от тряски.
— Выключи!
Странный раскат грома, короткий и резкий. Настя сделала два шага и вдруг упала лицом вниз. Я кинулась к ней, схватила за плечо, перевернула. Из разорванного горла хлестала кровь, казавшаяся почти черной. Девушка смотрела прямо на меня, разинув в беззвучном крике испачканный помадой рот. Белки ее глаз казались до странного яркими и словно светились в темноте. А потом она вдруг разом обмякла и потяжелела.
Я поднялась на ноги, сделала шаг, еще шаг, набирая скорость. Перед глазами стояло ее лицо. Маска ужаса и боли. Дальше мое тело перемещалось без участия сознания, как заведенный автомат. Слезы текли по щекам, мешаясь с дождем. Мне хотелось повалиться на землю, колотить руками и орать. Но верх взяла какая-то программа, заставлявшая ноги двигаться, а глаза — выбирать дорогу. Шаг, шаг, прыжок, шаг. Вдох-выдох, выдох-вдох. Я не знала, куда бегу. Даже не понимала, с какой стороны за спиной остался лагерь. Начали болеть ноги, от голени и выше, это в мышцах скопилась молочная кислота. Дыхание сбилось, все труднее становилось удерживать темп. Погоня тоже начала выбиваться из сил — фонари мелькали далеко и разрозненно, голосов и вовсе не было слышно. Я отвлеклась и чуть не налетела на ветку. В последний момент затормозила, но тут же запнулась о вылезший из земли корень и упала лицом вниз. Перевернулась на спину, стерла залепившую глаза грязь. Вставать не хотелось. Хотелось лежать и смотреть на серые кроны на фоне черного неба. Настя… Как же так…
Выглянула луна, осветив цепочку перекладин на ближайшей сосне. Я не сразу сообразила, что это значит. Поднялась, тупо глядя на самодельную лестницу, даже пощупала нижний брусок. Получается, я сделала круг и выбежала к веревочному парку, только с другого, дальнего от лагеря конца. Отсюда до моего корпуса оставалось около часа пешего пути. Но мне его не пройти — тело почти не слушалось, последние метры я уже не бежала, а переставляла ноги, запинаясь на каждом шагу. Меня одолевал соблазн свернуться калачиком на голой земле и закрыть глаза. Но, повинуясь все той же программе, я принялась карабкаться вверх, от бруска к бруску.
Лестница заканчивалась небольшой деревянной площадкой. С нее можно было перебраться на подвешенное на цепях бревно, но силы мои иссякли. Я легла, подтянула колени к груди и разрыдалась. На задворках сознания возникла и исчезла мысль — надо же, сколько во мне скопилось слез… Без движения стало холодно, мокрая одежда больше не грела. Меня била крупная, почти до судорог, дрожь. Я лежала и слушала клацанье своих зубов, шелест леса, отголоски затухающего грома.
Не знаю, сколько времени прошло. Между сосен появилась бледно-зеленая полоса, предвестник рассвета. Я впала в странное полудремотное оцепенение. Наверное, даже какое-то время провела без сознания. Мне больше не было страшно. Не было больно. В голове царила пустота. Я не отреагировала, даже когда снизу раздалось:
— Вон она, вижу!
Я лежала и слушала, как по стволу карабкается человек. Над краем площадки показалась белобрысая голова — Дамир…
— Ты ранена?
Я ничего не ответила, только перевела взгляд на свои руки — они были перепачканы землей и кровью. Знать бы еще, чьей: моей, Настиной или кровью того бандита, что получил кусок плитки под ребро. Я почти не чувствовала своего тела. Дамир взвалил меня на плечо, как тюк, а мне было все равно. В такт его шагов покачивались деревья. Рядом шли какие-то люди с неясными пятнами вместо лиц. Лес расступился, мы вышли на прогалину, заставленную одинаковыми машинами. Дамир направился к самой ближней, распахнул заднюю дверцу, усадил меня на сиденье и пристегнул ремнем. Машина тронулась с места, из-под колес полетели брызги грязи. Через какое-то время я то ли уснула, то ли потеряла сознание.
***
Очнулась я на кровати в своей комнате. Первое отчетливое ощущение — как же здесь жарко. Тело покрывал липкий пот, подушка под щекой была мокрая, хоть выжимай. Я выдернула из-под толстого одеяла руку — ладонь оказалась перебинтована в том месте, где кожу распорол острый плиточный край. Крутило мышцы, но терпимо. Больше мучений приносили мысли о Насте. Она погибла из-за меня. Это я потащилась на чертов праздник в «Березку», потому что хотела поразвлечься. Это я поверила лживой насквозь Вике, угодила в ловушку и затащила туда Настю. Девушку, которая хотела во что бы то ни стало выполнить клятву, данную человеку, давно тяготившемуся их связью. Настя… Большеглазый олененок, инстаграмная пустышка, преданная возлюбленная, забавная бухгалтерша… Я так и не смогла ее понять. Теперь уже никогда не пойму. Она осталась лежать в сосновом лесу, и по ее нарядному платью в блестках ползают муравьи.
Это было слишком для меня. Я ощутила мучительную потребность разделить с кем-то эту боль. С Глебом — он ведь тоже когда-то ее любил. Увидеть его, сказать, как мне жаль, господи, как же мне жаль… Попросить, чтобы ее обязательно нашли, она не должна оставаться там, на холодной земле. Я готова прямо сейчас вернуться в лагерь и показать, где все произошло. Голова работала плохо, перед глазами плыло. Я села на кровати, опустив босые ноги на ледяной пол. С боку донесся какой-то шорох. Я вздрогнула, но сразу успокоилась — в кресле спала незнакомая женщина в медицинском халате. Наверное, сиделка. Надо постараться ее не разбудить,
