Заложница, или Нижне-Волчанский синдром - Анна Мезенцева

этого использовалась инфракрасная подсветка, но во время дождя она работала плохо: лучи подсветки отражались от водяной пыли и попадали на матрицу камеры, создавая помехи. Если я хочу пройти по базе незамеченной, то лучшего времени для этого не найти. Сбежать за пределы не сбегу, не стоит и пытаться — еще подстрелят в потемках, приняв за диверсанта. Но можно спрятаться в каком-нибудь подсобном помещении, в гараже или ангаре. Территория большая, укромных уголков хватает. Главные усилия охраны направлены на то, чтобы не дать чужакам попасть внутрь, а также на защиту важных объектов, вроде коттеджа босса или склада с оружием. Но никто не будет обносить тройным оцеплением все постройки без исключения — вряд ли враги соберутся штурмовать спортзал или столовку для персонала.

Я тоскливо хмыкнула: ах, какая ты, Саша, блин, умная! Где только твои мозги были раньше?

Вскарабкавшись по раскисшей от дождя тропе, я мысленно восстановила план базы, прикидывая, где лучше схорониться. Может, на пирсе? Выше по течению был один, там стоял дощатый сарай для катеров и всякого лодочного барахла. Но тут в голову пришла идея получше: зал для бокса, куда меня привел Андрей! Место популярностью не пользовалось: маленькое, на отшибе, оборудование давно не менялось. Зато для меня теплое помещение со старыми матами и работающей душевой — идеальный вариант. Все лучше, чем вонючий сарай, по которому гуляет ветер и бегают крысы. И уж точно лучше, чем шикарные апартаменты, где за стенкой развлекается человек, которого я… Не надо об этом.

Двигалась медленно. Не только из-за того, что приходилось обходить камеры и основные маршруты патруля. Но еще и потому, что меня уже активно искали. Несмотря на ночь и грозу, половина базы стояла на ушах: шлепала берцами по лужам охрана, проехала машина с мощным прожектором на крыше, кто-то докладывал по рации, что «в секторе восемь чисто». Я спряталась за углом мусорного контейнера, выгадывая подходящий момент для следующего рывка, когда мимо прошли двое, свернув на площадку позади столовой.

— Погода дерьмо… Не видно ни хрена. Может, собак пустить? — предложил неизвестный с грубым, прокуренным голосом и, судя по звуку, сплюнул на землю.

Вот черт! Мне действительно как-то попадался на глаза патрульный с немецкой овчаркой. Как у собак работает нюх во время дождя? Смыло мои следы, или это ерунда для хорошо натасканного пса?

— Не стоит, — второй голос, спокойный и слегка тянущий гласные, принадлежал Дамиру. — Девушка нездорова, переживает сильный стресс. Собаки ее напугают, реакцию будет сложно предугадать.

За это замечание я была готова его расцеловать. Дамир не раз спасал мою жизнь, хоть и не по своей воле, но именно это его решение вызвало во мне искреннюю благодарность.

— Усильте патрулирование лесной зоны, она попробует выбраться с базы, — продолжил между тем первый помощник. — Передайте на КПП, чтобы ни в коем случае не стреляли, если заметят кого-то с нашей стороны.

А вот тут он меня переоценил, у меня на такой марш-бросок смелости не хватило. Или, скорее, выдал желаемое за действительное. Глебов заместитель так давно хотел от меня избавиться, что охотно поверил в возможность осуществления своей мечты. Подслушивать дальше было опасно, у Дамира имелось какое-то сверхъестественное чутье на чужой взгляд. Задами и закоулками, от укрытия к укрытию, я принялась пробираться к нужному месту.

Пока пряталась и закладывала кругаля по самым пустынным тропам, успела промокнуть до нитки. Зато никто меня не обнаружил. К спортзалу вышла с запада, со стороны реки. Какое-то время наблюдала за зданием, затаившись в тени припаркованного неподалеку грузовика. Высокое, почти до самого потолка окно было приоткрыто — мы же с Андреем и оставили его в таком положении, решив после тренировки проветрить спортзал. Воровать тут было нечего, да и на базе все свои, можно не запирать. Я осторожно высунулась из укрытия, готовая чуть что рвануть обратно. В зоне видимости никого. Бегом преодолела открытое пространство, юркнула внутрь и захлопнула створку, стерев перед этим с подоконника грязные следы. В теплом помещении злость, долгое время служившая топливом, начала иссякать. Я почувствовала, как у меня снова начала подниматься температура. Навалилась сонливая слабость, голова наполнилась свинцом. Второй по счету ночной забег определенно не пошел здоровью на пользу. Не став задерживаться в главном зале, слишком хорошо просматриваемом через окно, я добрела до крохотной кладовой, где хранилось старое снаряжение: груши, лапы, гантели. Надо было снять мокрую одежду, но оставшихся сил не хватило даже на это. Я просто рухнула на пыльный гимнастический мат и провалилась в тяжелый полусон-полубред.

***

Отдых не помог, стало только хуже. Я просыпалась и засыпала, не ощущая течения времени. В короткие периоды бодрствования меня лихорадило, кожа горела, а мышцы и суставы выкручивала тупая боль. Один раз я сумела доползти до туалета, где меня долго выворачивало пустой желчью. Когда я ела в последний раз? День, два дня назад? Может попозже, когда спадет жар, пошарить по шкафчикам — вдруг кто забыл батончик или шоколадку. Пока же я вволю напилась воды из-под крана, смыла с лица кислый пот и уковыляла обратно в кладовую. Я понимала, что серьезно простудилась и надо бы с этим что-то делать, но как-то заторможено и отстраненно. Не хотелось ничего делать. Вообще ничего не хотелось.

Я снова вырубилась. И снова очнулась: может через час, а может и через полдня. Было особенно хреново и очень холодно. Рот будто засыпало песком. Я почти что решилась покинуть убежище и попросить о помощи, но в последний момент передумала. Да, меня уложат на чистую сухую кровать, позовут врача, снова приставят сиделку… Но я больше не желаю быть хоть чем-то обязанной Глебу. Я стиснула зубы, не давая им противно стучать друг о друга, и осталась лежать в провонявшей болезнью комнатенке. Ничего, перетерплю.

— Господи, Саша!

В кладовке зажегся свет. Ко лбу прижалась прохладная сухая ладонь, нащупывая температуру.

— Твою же мать, ты что, была здесь все это время?!

Я с трудом разлепила тяжелые веки. Надо мной склонялось мутное белое пятно, постепенно превратившееся во взволнованное лицо Андрея.

— У тебя жар. Сейчас кого-нибудь позову, отнесем тебя к врачу.

— Не надо… Не зови никого, пожалуйста… — обметанные простудой и растрескавшиеся от жара губы слушались плохо. — Пожалуйста! Я туда не вернусь!

Андрей замысловато выматерился и помассировал лоб, взлохматив темно-русые волосы. Но все же опустился на поваленный кожаный манекен с протяжным вздохом.

— Они меня ищут? — я попробовала приподняться, друг поспешно подхватил меня подмышки, помогая опереться спиной о стеллаж. В его глазах читалось настоящее,