Заложница, или Нижне-Волчанский синдром - Анна Мезенцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Придерживаясь за стену рукой, я осторожно двинулась вдоль здания в поисках подходящей дыры. В детстве мы проникали в бассейн через окно. Когда-то давно, еще до нас, толстое рифленое стекло выбили кирпичом. Окно прикрыли простым куском фанеры, но его можно было снять, отогнув расшатанные гвозди. Главное, после ухода не забыть вернуть маскировку на место, чтобы секретный лаз не заколотили повторно, на этот раз более основательно. А что, если дыру давным-давно обнаружили и закрыли, куда в этом случае Вика могла пойти? В какую-нибудь беседку? На озере была одна, со столиком и круговой скамейкой вдоль стен.
— Саша! Саша, подожди!
Я чуть не подпрыгнула от неожиданности. Оглянулась — ко мне приближался разрезанный надвое силуэт, сверху белый, снизу черный, почти невидимый. Когда фигура подошла вплотную, я разглядела Настю в одном вечернем платье. Голые руки девушки блестели от дождя, распущенные волосы усеивали капли воды. Она старалась согреться, покрепче обхватив себя за плечи и растирая покрытую мурашками кожу. Еще одна блаженная на мою голову… Хорошо хоть догадалась надеть под платье плотные черные колготки, сливавшиеся с темнотой.
— С ума сошла? — я даже схватилась за голову от возмущения. — Ты зачем пришла, да еще почти голая? Ты же сейчас околеешь в таком наряде! Быстро иди назад!
— Я Г-г-глебу слово дала, — зубы девушки стучали, как кастаньеты, мешая говорить. — Я з-з-знала, что Андрей тебя одну кинет!
— Я его сама отпустила, там у Иннокентьевича неприятности… Иди обратно! Я справлюсь!
— Я с-с-с-с тобой!
Ну и что с ней было делать?
— А, как знаешь! — я сердито вжикнула молнией олимпийки. — На, это твое! Надевай!
В чем-то появление Насти пришлось кстати — с ее запястья свешивался на ремешке дешевый китайский фонарик, чей чахлый луч не справлялся с кромешной тьмой. Это напомнило мне про фонарик в телефоне — на таком расстоянии от лагеря его уже никто не засечет. Дело пошло чуть быстрей. Метров через пять нашлась и долгожданная дыра в стене, в двух шагах от нее на земле валялась намокшая от дождя фанера. Значит, я разгадала шараду правильно, и Вика уже забралась внутрь. Вряд ли кому-то другому взбрело в голову прогуляться до бассейна, в такую-то собачью погоду.
Я перешагнула через низкий подоконник. Много лет назад выбитое стекло являлось частью большого витражного окна, изображавшего морской простор с солнцем, чайками и улыбчивыми пловцами на переднем плане. Теперь их неправдоподобно счастливые лица в потеках грязи выглядели зловеще. Следом за мной в дом забралась Настя, ничуть не согретая плюшевой олимпийкой. Луч фонаря, отразившись от кафельных стен, высветил бледное лицо с синюшными от холода губами и черными кругами расплывшейся туши. Но нарисованные брови упрямо сходились на переносице, давая понять, что Настя от своего не отступит и будет хвостом плестись вслед за мной. Выходит, прав был Глеб Николаевич в оценке бывшей подружки…
Мы оказались в просторном холле. Одну его стену занимал покрытый многолетней пылью витраж, давным-давно не пропускавший в помещение свет. Вдоль другой стояли кресла для посетителей с откидными сидушками, чуть дальше ржавели остовы старых сушилок, еще тех, где приходилось опускать на голову дувшее горячим воздухом ведро. Дальний конец холла упирался в коридор, свет фонаря туда не доставал. Но я помнила, что из этого коридора было три выхода: напрямую в зал с бассейном, в раздевалки для мальчиков и девочек или в небольшую комнатку, где отдыхали вожатые и учителя. Везде, куда ни глянь, царила разруха: плитка на стенах местами обвалилась и грудой осколков валялась на полу. Грязь, земля и кафельная крошка перемешались с мусором, как давно выцветшим, так и совсем свежим. Смятые жестяные банки из-под пива, пустые пачки сигарет, шоколадные обертки, блестящие пакетики «Русской картошки» — все это красноречиво свидетельствовало о том, для каких целей сюда бегала по ночам молодежь. В одном месте даже нашлись следы кострища, обложенного битым кирпичом. Возле него лежала оторванная спинка дивана со следами затушенных о ткань бычков. Да уж, Вика выбрала очень странное место в качестве последнего воспоминания…
— Вика! Ты тут? — мой голос заметался эхом между голых стен.
Вспыхнула молния, едва преодолев скопившуюся на стеклах грязь. Сразу за ней ударил гром — гроза добралась до лагеря. Дождь теперь хлестал сплошным потоком, яростно стуча по подоконнику выбитого окна. На полу начала скапливаться лужа, между мусорных куч и завалов из битой плитки побежали мутные ручейки.
— Вика! Отзовись!
Откуда-то спереди донесся слабый звук, какое-то еле заметное шевеление. Крыса? Да нет, чего ей тут делать, на одних сигаретных бычках и крошках от чипсов долго не проживешь. Может, показалось? Или Вика не успела принять таблетки и теперь затаилась в надежде, что мы поорем и уйдем, а на смену нам наконец-то явится прекрасный принц? Тихий шум повторился. Будто осыпалась штукатурка или кто-то неловко задел ногой мусор на полу. Эти странные звуки, стук дождевых капель и гнетущая атмосфера заброшенного дома давили на психику. Я даже немного порадовалась, что Настя все-таки не ушла, а то в одиночку было бы еще страшней. Девушка, словно прочитав мысли, нащупала в темноте мою ладонь. Пальцы у нее оказались совсем холодными, ледышки, да и только.
— Прятаться глупо, я все равно тебя найду! — предупредила я темноту и шагнула вперед.
Мы осторожно двинулись по коридору, ведущему к бассейну. Через несколько метров луч фонаря наткнулся на стремянку, заляпанную засохшими лужами краски, какое-то гнутое ведро без ручки, заскорузлое от времени тряпье. Перескочил на информационный стенд с крупными облезлыми буквами: «При посещении бассейна необходимо иметь». Ниже чья-то шаловливая рука нарисовала известный половой орган. Я хмыкнула и перевела фонарик вниз, опасаясь запнуться обо что-нибудь на полу. Яркий луч неожиданно выхватил из темноты комки слипшейся от влаги пыли, будто здесь недавно стряхивали мокрую одежду. Я поспешно поводила фонариком из стороны в сторону и обнаружила неподалеку отпечатки обуви. Слишком большие для восемнадцатилетней девушки, с разным рисунком на подошвах. По коридору прошло несколько человек. Все следы вели в одну сторону — никто не вернулся.
Я беззвучно развернулась на месте, шепнула
