Рожденные ползать - Александр Анянов

Он сделал шаг к столу, отпустив, наконец, наши плечи. Воспользовавшись этим, мы с Аликом начали медленно отступать к двери.

— Нет! — твердо сказал я. — Извини Адам, я тебя очень уважаю, но не хочу…, — мне хотелось сказать, что не испытываю ни малейшего желания сесть за изнасилование, но осознав, что он вряд ли сильно озабочен моей судьбой, переформулировал: — …не хочу, чтобы у тебя были проблемы. Ведь она завтра проспится и сразу к командованию побежит жаловаться.

Глаза Гулянюка начали наливаться кровью, как у матерого кабана-секача, у которого на пути возникла неожиданная помеха.

— Никуда она не побежит! Или может тебе меня жалко? Да я всю жизнь жил, как хотел. Брал, что хотел. Пил, когда хотел. Ты себя лучше пожалей, вахмурка!

В это время внезапно подал голос Алик:

— Мы очень любим своих жен и не хотим им изменять!

Совершенно неуместное в данной обстановке заявление, неожиданно произвело впечатление на Адама. Он на секунду оторопел, потом переспросил недоуменно:

— Жен? Чьих жен? Так вы что, оба женаты?

Мы энергично закивали головами в подтверждение его догадки.

— Ясно. Значит, на ней вы жениться уже не сможете, — сообразил, наконец, Адам. — А какой же хрен марамошкин сказал мне, что вы холостяки? — и, не дожидаясь нашего ответа, рявкнул: — Чего уставились? Что вам здесь, цирк бесплатный что ли? А ну, давай, валите отсюда!

Нам не нужно было повторять дважды, последние слова Адама застали нас уже в коридоре.

Адам взвалил на плечо огромный ящик с неуправляемыми авиационными ракетами. Физическая работа, особенно тяжелая, всегда доставляла ему удовольствие. Чувствуя, как перекатываются под одеждой тугие бугры бицепсов, видя, что один поднимает тяжести, которые другим и двоим не под силу, он ощущал себя здесь в родной стихии. Работая вместе со своими коллегами-вооружейниками (начальник группы, наконец, решил навести в хранилище порядок), Гулянюк все время думал о Вике. После того случая в гостинице, она пропала на целый месяц, Говорили — взяла отпуск, за свой счет. Сегодня, офицер снова увидел ее в столовой. Он пытался заговорить, но девушка, зло, швырнув ему тарелку на стол, торопливо отошла.

Чем больше Гулянюк думал о ней, тем больше ему становилось не по себе. Его лоб от чего-то покрылся испариной. Словно от слабости, задрожали ноги, поплыли перед глазами радужные круги. Нет, Адам, конечно, чувствовал себя немного виноватым, но все же не на столько, чтобы какие-то идиотские сантименты могли сказаться на его железном здоровье.

— Что же мне так хреново? — недоумевал он, пытаясь понять, что происходит. — Старею что ли? Становлюсь излишне чувствительным?

Гулянюк пытался хотя бы на время забыть о Вике, отвлечься, однако мысли, как в заколдованном кругу, все время возвращались к ней. Вот, она кричит что-то обидное и вываливает содержимое тарелки ему на китель. Потом хватается за ящик с боеприпасами, отчего тот становится тяжелым, как бетонная плита, вырывается из рук Адама и с грохотом падает на пол. Круги плывут и плывут перед глазами. Откуда-то издалека, доносятся непонятные звуки. Вот, кто-то подходит и трясет его за плечо:

— Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант, вы в порядке?

Как со стороны, в ответ звучит его собственный голос:

— Все, хлопцы, перекур. Что-то мне…. Пойду, выйду на свежий воздух.

Словно слепой, он пытается найти выход из хранилища боеприпасов. Однако через пару шагов, его ноги подкашиваются и, Гулянюк начинает медленно оседать на землю. Кто-то подхватывает Адама под мышки, предохраняя от падения на бетонный пол.

Больного, в бессознательном состоянии, немедленно госпитализировали с диагнозом: «пищевое отравление». Дело было житейским и, возможно, никто не придал этому большого значения, если бы не одно обстоятельство. Старенький доктор, завотделением, уверенно идентифицировал причину отравления, как «крысиный яд» или схожие с ним по действию вещества.

Тогда, за дело взялась военная прокуратура. Естественно, первым учреждением, куда они нанесли визит, стала техническая столовая. К удивлению военного дознавателя, отравитель нашелся сразу. Это была Вика, которая тут же во всем призналась, захлебываясь в непрерывных рыданиях. Работник прокуратуры, уже осведомленный о возможных причинах ее поступка, настойчиво предлагал девушке внести в протокол, почему она это сделала. Его намеки, что раскрытие причин данного происшествия могло бы стать весомым смягчающим обстоятельством, повисли в воздухе. Вика продолжала плакать, категорически отказываясь говорить о своих взаимоотношениях с Адамом.

Так или иначе, уголовное дело быстро оформили и, в связи с тем, что официантка являлась гражданским лицом, передали в милицию. Покидать гарнизон ей теперь запрещалось.

Тем временем, больной окончательно оправился и выписался из госпиталя. Друзья рассказали ему последние новости. В конце рассказа, он внезапно встал и, не говоря ни слова, вышел, оставив всех в полном недоумении. Зная, что Гулянюк никому никогда и ничего не прощает, офицеры заспорили. Половина из них была твердо уверена, что теперь он просто прибьет Вику, пока ее еще не посадили. Другие утверждали, что тот ничего не станет предпринимать, вполне удовлетворившись ее тюремным заключением.

Между тем, Адам заперся в своей комнате и пару дней не высовывал из нее носа. Когда же он, наконец, покинул место своего добровольного заточения, то первым делом занялся продажей своего почти новенького мотоцикла «Ява», которым очень дорожил. Сразу после продажи, Гулянюк надел форму и отправился в районный отдел милиции, где был принят следователем, ведущим дело о его отравлении.

Следователем оказался его ровесник, тоже старший лейтенант, только одетый в серую форменную рубашку. На лбу милиционера было крупными буквами написано высшее юридическое образование. Лоб Адама отражал более простые, зато любому понятные ценности.

Посетитель сел на предложенный ему стул, и некоторое время молчал, как будто собираясь с мыслями и внимательно разглядывая, сидящего напротив него следака. Наконец, Гулянюк начал излагать цель своего визита:

— Хочу поговорить с тобой, как старлей со старлеем, — произнес он, делая ударение на «ты». — Я хотел бы прояснить кое-какие моменты в этом деле, которые позволят взглянуть на него совсем по-другому.

— Спасибо вам за помощь следствию, — милиционер, в свою очередь старательно напирал на «вы». — К сожалению, поговорить, как офицер с офицером, не получится. Я — следователь, вы — потерпевший. Но мы всегда рады любым показаниям, которые помогут установить истину и позволят закону торжествовать. Однако, в этом случае, все совершенно ясно — раз виновата, значит, будет отвечать. Дело уже практически закрыто. Мы готовы вас выслушать, только вряд ли это что-нибудь изменит. Два плюс два, как ни складывай, в результате все равно — четыре.

— Я всегда плохо успевал по математике, — поморщился Адам: — Только мой жизненный опыт говорит мне, что гораздо чаще это равняется пяти или трем. В крайнем случае, трем с половиной.

Он достал из внутреннего кармана кителя объемистый белый конверт и положил его на стол перед собой. Следователь боязливо обернулся по сторонам, а Гулянюк, между тем продолжал:

— Раз родная милиция рада моим показаниям, так я тем более. Считаю своим долгом советского офицера и гражданина. Это…. Ну в общем, чтобы, как ты сейчас правильно выразился — закон восторжествовал.

Далее, Адам, примерно в течение получаса, неторопливо рассказывал, как надумал травить крыс в своей комнате в гостинице. Как ради хохмы засыпал отраву в перечницу и, как Вика случайно насыпала ему яд в еду. В общем, по всем параметрам выходило, что она была совершенно ни при делах. Уж если кого-нибудь судить, так это его самого, старшего лейтенанта ВВС, отличника боевой и политической подготовки. Судить по всей строгости за халатное отношение к собственному здоровью, которое, как и сама его жизнь, всецело принадлежали Министерству Обороны и Социалистической Родине.

Во время рассказа, техник, как бы случайно, пододвигал конверт все ближе и ближе к сидящему напротив него милиционеру. У следователя заболела голова от явной чепухи, которую нес потерпевший. У него так и чесался язык спросить, каким образом Вика, которая была последний раз в гостинице за месяц до происшествия, могла все это проделать, но хозяина кабинета гипнотизировал толстый белый прямоугольник на столе. Тот продолжал потихонечку двигаться по лакированной поверхности столешницы, пока не пересек воображаемую срединную линию. Увидев, что конверт оказался на его половине, милиционер сделал глотательное движение и, резко выдохнув воздух, ловко смахнул деньги в, заранее открытый, верхний ящик стола.

Аудиенция была закончена, стороны расставались вполне довольные друг другом. Пряча глаза, следователь благодарил за новые показания и заверял, что не видит больше никакого состава преступления в этом деле. Они уже дошли до самой двери кабинета, а служитель закона все еще продолжал трясти руку Адама, как будто не решаясь что-то сказать. Наконец, он отпустил огромную ладонь техника и неожиданно тихо спросил: