Рожденные ползать - Александр Анянов

— Слышь, ты, пушнина недоделанная?

— Да пошел ты…, — лениво огрызнулся его приятель.

— Ладно, Толян, не обижайся. Шучу! Давай, сегодня тоску развеем.

— А как?

Помидоров шепотом поведал о полулитровой бутылке технического спирта, который был слит им с самолета неделю назад и теперь терпеливо ждал своего часа, захороненный в лесу в зоне второй эскадрильи. Видя, сомнения друга, он принялся за уговоры:

— Дурак, когда такой шанс еще представится. Линяем!

— А что Березе скажем? Он ведь вроде остался за старшего, — все еще сомневался Полупушистый, имея в виду ефрейтора Березкина.

— Тоже мне командир нашелся. Лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора! Мы с тобой кто? Деды или салажата зеленые? А вякнет что-нибудь, пообещаем ночью темную устроить.

Толян, однако, все мялся в нерешительности:

— Я без закуся не могу.

— Конечно, — согласился Помидоров. — Что мы с тобой, бухарики какие-то? Сейчас хлебом на кухне разживемся.

Раздобыв полбуханки хлеба у земляка хлебореза, друзья прихватили фляжку с водой и исчезли в темноте леса.

Спирт, сильно разбавленный керосином, пах просто тошнотворно. Еще противнее он был на вкус. Но они являлись солдатами героической Красной Армии и принимали присягу, в которой их ясно предупреждали о трудностях и тяготах армейской службы. Зажав пальцами нос, друзья по разу приложились к горлышку. Дальше было уже проще. С каждым глотком напиток шел все лучше и легче, и, наконец, за разговорами, они с удивление обнаружили, что бутылка пуста.

— Что-то маловато, — икнул Полупушистый. — Вот бы добавить.

— Сейчас раздобудем где-нибудь, — заверил друга Помидоров, тоже плохо осведомленный, как коварно медленно действует спиртное на сильном морозе.

— А где взять?

— Ты что, маленький? Счас, по хуторам прошвырнемся. Они все самогонку варят, гады. Неужели, не поднесут по стаканчику защитникам Родины.

— Пошли, — решительно встал Полупушистый.

Единственный хутор, который они знали, располагался за пределами гарнизона, неподалеку от КПП, где они сегодня, так ударно трудились. Через некоторое время, друзья, пробравшись, как партизаны темным зимним лесом, подлезли под колючую проволоку никем не охраняемого периметра аэродрома и оказались за пределами части.

Старик-эстонец сильно удивился, увидев на своем пороге двух солдат. Несмотря на то, что они едва стояли на ногах, тут же прозвучало категоричное требование поделиться самогоном. Хуторянин поначалу пытался все решить миром. Даже когда друзья, оттолкнув его, ввалились в дом, он продолжал уговаривать их уйти и клялся, что у него нет ни капли спиртного. Бойцы, однако, продолжали настаивать на своем в ультимативно-матерной форме.

Терпение эстонца окончательно лопнуло, когда Помидоров плохо ворочая языком, заявил, что они лили кровь, освобождая Эстонию, а он, курва фашистская, теперь жалеет глотка спиртного для своих защитников. Старик сделал вид, что соглашается и идет в погреб за самогонкой, а сам накинул пальтишко и побежал прямо на проходную гарнизона. Минут через двадцать на хуторе появился патруль, который застал нарушителей дисциплины в полной отключке. Теплое помещение после мороза подействовало на выпивших друзей не хуже пулеметной очереди в упор.

Гусько начал уже потихоньку собираться, чтобы попасть в казарму к отбою, как в гостиницу ворвался начштаба-2. Когда сквозь матюги, обыкновенно сдержанного Чернова, до Юры, наконец, дошел смысл происшедшего, он даже слегка удивился. Ну, большое дело, выпили ребята. А он то здесь причем? Да, ему было приказано довести бойцов прямо до казармы. Но это же явная глупость! Они же не дети, чтобы их и на горшок со старшим водить. И потом, те солдаты, если захотели, то могли бы и позже из казармы улизнуть и напиться. Свинья, она везде грязь найдет!

Шагая вслед за майором, Юра собирался с мыслями, как лучше построить линию своей защиты. Шли они в штаб полка, куда их вызвал комэск. Дверь в класс второй эскадрильи была открыта. За столом сидел Паханов, что-то громко выговаривая стоящему перед ним навытяжку командиру нашего с Юрой звена — капитану Климову. В руках подполковник нервно мял какую-то газету.

Когда Гусько и Чернов вошли в класс, комэск поднялся во весь свой огромный рост. Едва взглянув на него, Юра тут же забыл не только свои оправдания, но и вообще любые русские слова. Стало ясно, что летчик находится в крайней степени бешенства.

Примерно с минуту они смотрели друг на друга. Паханов сопел, как паровоз. Юра часто мигал глазами, нервно дергал шеей и не знал, куда девать свои руки. Чернов и Климов, не дыша, затаились в разных концах класса.

— Ко мне! Бегом! — раздался, наконец, львиный рык комэска. Начиналось большое сафари.

Юра сделал два робких шага вперед и остановился.

— Ближе!

Гусько сделал еще один шаг. Теперь между ними был только хлипкий канцелярский стол. Паханов бросил газету, которую он к тому моменту успел свернуть в трубочку, и уперся в стол руками, нависая огромной глыбой над лейтенантом.

— Ты что?! Ты приказ получил?

— Я…, я…

— Молчать! Я тебя спрашиваю! Получил?

— Так точно.

— Почему приказ не был выполнен?

Юра переминался с ноги на ногу.

— Повторяю вопрос дважды: почему?

Тут какой-то маленький бесенок дернул Гусько за язык, и он не удержался:

— Мне кажется, этот приказ был немножко глупым…

Договорить техник не успел.

— Чего?!!! — взревел комэск, и его огромный кулак-кувалда взметнулся в воздух.

Юра инстинктивно сорвал с лица очки и закрыл глаза. Однако, в последнюю секунду, Паханов сообразил, что может запросто с одного удара убить своего подчиненного. Тогда, увидев, свернутую в трубочку газету, валяющуюся на столе, он схватил ее и изо всех сил принялся хлестать ею Юру по щекам, приговаривая после каждого удара:

— Трое суток ареста! Трое суток ареста! А теперь, пошел на х**!

Гусько постучал и толкнул тяжелую дверь с надписью «Комендант». Его взору предстало помещение средних размеров. Убранство включало в себя стол, несколько стульев, старый канцелярский шкаф и примитивный сейф. На окне была решетка из сваренных арматурных прутьев, выкрашенных зеленой краской.

Юра несмело дошел до середины комнаты и остановился. За столом, качаясь на стуле, сидел майор с петлицами красного цвета и эмблемами мотострелка. По всей видимости, он и был комендантом. Возле окна стоял, скрестив руки на груди, капитан, того же рода войск. Увидев вошедшего, они прервали разговор и вопросительно уставились на Юру. Тот немного помялся, потом вежливо поздоровался и положил «направление на отсидку» на стол.

Едва взглянув на бумажку, комендант выпрямился и рявкнул:

— Вы что из колхоза? Доложитесь, как положено по форме, лейтенант!

От неожиданности Гусько сильно мотнул головой и с него слетели очки. Он нагнулся за ними, потом передумал и приложил ладонь к фуражке. Потом опять нагнулся и снова, передумав, оставил их лежать на полу и выпалил:

— Лейтенант Гусько, явился для дальнейшего прохождения службы на гауптвахте!

Майор с капитаном едва сдерживали улыбки.

— Являются только духи. Да и то наше заведение они предпочитают обходить стороной. Ты, двухгодичник, что ли? — поинтересовался майор.

— Да. То есть, так точно!

Комендант забарабанил пальцами по столу, как будто что-то обдумывая и, переглянулся с капитаном.

— Сидеть хочешь? — спросил он у Гусько.

Юра неопределенно пожал плечами. Майор после некоторой паузы продолжал:

— Ты вот что. Очечки то подними, а то ненароком наступишь. У нас тут нет собаки-поводыря, чтобы тебя в камеру отвести.

Капитан прыснул в кулак. Подождав пока лейтенант водрузит окуляры на место, комендант неторопливо протянул:

— Отпустить, конечно, возможно, но есть одна закавыка. Кто-то же должен сесть вместо тебя. Сам понимаешь, если завтра вдруг проверка, какая, то все арестанты должны быть в наличии.

— А, правда, можно? — Юра с надеждой вытянул шею.

— А у тебя есть подходящие кандидатуры? — в тон ему ответил майор.

Гусько печально развел руками.

— Ну, раз нет, так попроси кого-нибудь. Вон, хотя бы товарища капитана. Ему один хрен, целыми днями заняться нечем.

Юра окинул взглядом мощную, словно отлитую из чугуна фигуру, стоящую возле окна и решил на всякий случай промолчать. Не дай бог, тот поймет его неправильно и обидится. После явно затянувшейся паузы, капитан сам разлепил узкие губы:

— А что, я не против. Если человек хороший, то, что же и не пострадать за него. Святое дело! Вот только сидеть насухую — никакого интереса.

— Так говорите, что надо? — Юра, наконец, сообразил, к чему клонят его собеседники.

— Бутылку коньяка.

— Каждому! — голосом Моргунова из «Операции «Ы»" перебил своего подчиненного майор.