Рожденные ползать - Александр Анянов

Юрины размышления практически зашли в тупик, когда случайно, из разговора двух техников он услышал слово — «газовка». Это было, как удар молнии, как божественное озарение. Хотя он сам еще ни разу не участвовал в этой процедуре, но уже многое знал о ней. «Газовка» самолетов производилась в эскадрильях после регламентных работ в ТЭЧ или длительном перерыве в полетах. Она включала в себя буксировку МиГа на специальную «газовочную» площадку, запуск двигателя и проверку его работы на различных режимах.

У Гусько от радости перехватило дыхание. Ведь он проведет в отпуске почти месяц, и все это время его 21-ый не будет летать. Значит, после возвращения в полк, ему первым делом придется «газовать» самолет. Вот он, его зверь, который бежит прямо на ловца!

В отпуске, будущий угонщик и диссидент, даром времени не терял. Он часами просиживал в библиотеке, штудируя доступные книги по теории и практике самолетовождения, наставления по производству полетов. На учебном аэродроме своего бывшего института, где стояли несколько списанных, с выработанным ресурсом и прикованных к земле стареньких самолетов, он нашел их смотрителя — дядю Петю.

Дядя Петя, как его называли все, от студента до ректора, бывший летчик Аэрофлота, быстро проникся к Юре симпатией. Бутылка водки, которую Юра каждый раз «случайно» имел при себе, эту симпатию значительно усиливала. Бывший ас и нынешний пенсионер, опрокидывая рюмку за рюмкой, с удовольствием отвечал на все вопросы «студента». Да и как было не помочь парню, который бредил небом и мечтал перевестись со скучной инженерной специальности в летное училище.

Частенько они забирались в кабину стоящего на приколе пассажирского ЯК-40 без левого крыла. Пенсионер терпеливо рассказывал о предназначении различных приборов, тумблеров и ручек управления. Иногда, они ненадолго запускали двигатель, осуществляли подготовку к вылету, имитировали взлет и летали, словно на тренажере. В конце своего отпуска, Гусько, предусмотрительно сделавший фотографии приборной доски МиГ-27, имел достаточно ясное представление обо всем, что его интересовало.

После возвращения из отпуска, Юра, как будто случайно, старался лишний раз пройти мимо газовочной площадки. Она располагалась совсем неподалеку от ВПП. Серые бетонные плиты, покрытый ржавыми подтеками газоотбойник, какие-то, валяющиеся на земле металлические тросы, прикрепленные одним концом к залитым в бетон стальным кольцам. Вот оно — место, где исполняются мечты, только мечта должна быть соответственной. Теперь такая мечта у Гусько была.

— Приехали, — голос Панина вывел Юру из задумчивости.

Тягач, скрипнув тормозами, остановился. Техники выбрались из кабины.

Пока устанавливали самолет на площадке, выяснилась одна очень неприятная вещь. Как, оказалось, производить процедуру «газовки» должен был не он, а старший техник. Теперь тщательно выверенный план начал рушиться. Гусько не имел ни малейшего понятия, как уговорить Панина поменяться местами.

Неожиданно, тот не стал долго упираться:

— Хочешь попробовать сам? Ну, черт с тобой, пробуй! — разрешил Панин.

Не помня себя от радости, Юра бросился отсоединять буксировочное водило, и снимать заглушки с двигателя. При установке колодок под широкие колеса основных стоек шасси, он, воровато оглянулся по сторонам, не смотрит ли начальник в его сторону. Старший техник что-то строчил в журнале. Тогда Гусько выдвинул колодки чуть вперед и влево. Теперь если посмотреть со стороны, то казалось, что они надежно блокируют колеса. Однако если резко вывернуть вправо и при этом газануть сильнее, то вполне можно было их объехать.

Увидев, что его манипуляции остались незамеченными, Юра быстро полез по стремянке в кабину и запрыгнул в кресло. Руки его мелко дрожали. Следом неторопливо поднялся Панин и начал объяснять:

— Значит, так. Включай сначала все здесь, потом…. Слушай, ты чего такой бледный? Боишься что ли? Да не бойся, не взорвется. А то давай, я сяду.

Юра отрицательно замотал головой, вскинув руки. Его глаза были полны мольбы.

— Ну ладно, давай сам. Странный ты какой-то.

После тщательного инструктажа, старший техник, вспомнив, что ему нужно еще кое-что подготовить, спустился вниз. Тихо шипя стравливаемым воздухом, опустился фонарь, негромко щелкнули закрываемые замки. Гусько остался один, отделенный прозрачным стеклом от внешнего мира.

— Готов? — короткий щелчок и в наушниках шлемофона ожил голос Панина.

Юра молча кивнул головой.

— Не слышу! Говори громче.

— Да, — поспешно откликнулся Гусько. Голос его предательски дрожал. — Запускаю.

— Давай там полегоньку. Как положено, сначала погоняем на малом газу, потом плавно выводи на повышенные обороты. Ясно? Тогда поехали.

Юра нажал кнопку запуска. Самолет слегка завибрировал, кабина стала наполняться негромким нарастающим гулом. Гусько представил себе, как где-то там, в камере сгорания двигателя ярко вспыхнул огонь форсунок, поджигающих топливную смесь. Все быстрее раскручивается турбина. Жадно всасывает, сжимая морозный воздух, компрессор. Горячая реактивная струя вырывается из сопла двигателя, ударяет в аэродромный газоотбойник и уходит вертикально в небо.

Старший техник молчал. Ограниченный обзор из кабины не позволял Гусько определить его местонахождение. Наверное, осматривает самолет, все ли в порядке, подумал Юра. Надо решаться!

В этот момент в наушниках что-то забулькало и, связь ожила:

— Все нормально. Давай, добавляй кокса. Только потихоньку.

— Понял. Добавляю, — Юра положил левую руку на рычаг управления двигателем.

По его лицу и спине ручьем катился пот. «Сейчас или никогда! Сейчас или никогда!» — билась в голове единственная мысль. Он сдвинул рычаг на себя, увеличивая обороты. «Была, не была!» — Гусько отпустил тормоз и одновременно резко вывернул колеса передней стойки вправо. Самолет дернулся в сторону, но остался на месте. «Наверное, все-таки уперся в колодки!» — подумал Юра.

— Что ты там творишь? Пся крев! Не трогай ничего, если не знаешь! — взвыли наушники.

— Сейчас или никогда! А-а-а-а! — в голос заорал угонщик и снова дернул ручку, добавляя газ.

— Стопори, придурок! Убью!!! — резанул перепонки крик старшего техника.

Самолет приподнял переднюю стойку, на мгновенье встал на дыбы и потом тяжело рухнул вниз. Кажется, объехал колодки! Все внутри у Юры ликовало.

Впереди лежали серые плиты рулежки, ведущей прямо к свободе. Гусько представил, как с хрустом выдергивается из гнезда шнур внутренней связи. Эта последняя ниточка, соединяющая его с Паниным, армией и, вообще, со всей этой ненавистной страной. Вот бежит за самолетом, все больше отставая, его матерящийся начальник. Еще две-три минуты и, вот она, взлетная полоса, вся в черных полосах от многочисленных торможений. Теперь, встать по центру. Выровнять передние колеса. Зажать тормоз. Вывести обороты двигателя на форсажный режим. Отпустить тормоз. Сноп яркого пламени вырывается из сопла, и самолет начинает мощный разбег, вдавливая техника в спинку сиденья. Скорость стремительно нарастает. Быстрее! Еще быстрее! Несколько машин рванулись с ЦЗ наперерез, пытаясь заблокировать взлетную полосу. Поздно! Гусько кричит во весь голос от переполняющей его радости и плавно тянет ручку управления самолетом на себя. МиГ легко задирает нос и отрывается от бетонки. Резко набирая высоту, он оставляет внизу под собой двадцать пять лет серой жизни, несостоявшуюся инвалидность, докторскую колбасу из крахмала и оберточной бумаги и дураков-патриотов, своих друзей-двухгодичников.

Из наушников, тем не менее, продолжают нестись какие-то крики, мешая сосредоточиться. Странно. Кто это пытается с ним связаться, если радиостанция даже не включена? Юрино внимание постепенно фокусируется на голосе, который, кажется до боли знакомым.

— … Козел! Ну что за беда на мою голову. Сбрось обороты! Глуши движок! Сейчас я тебе мозги прочищу!

Угонщик внезапно понял, что совершенно ничего не видит. Все вокруг плыло в каком-то тумане. Сообразив, наконец, что это запотели очки, он протер их пальцами. Через неровные размытые водяные следы на стеклах, прямо по курсу возникла фигура шведа, энергично машущая руками у себя над головой. Лицо скандинава было типично славянским и почему-то сильно похожим на Панина. Гусько стало дурно — знакомая бетонка, грязный снег по краям, газовочная площадка. Значит, не Стокгольм!

Как ни странно, но Юру даже не били (чего он не смог оценить, все еще находясь в состоянии прострации). Едва открылся фонарь, Панин рванул его за ворот куртки, но, увидев мертвецки бледное лицо техника, безумно вращающиеся во все стороны зрачки глаз и оскал желтых зубов, со страхом отдернул руку. Гусько, тяжело, словно куль с добром, упал назад в кресло.

Только через пару минут незадачливый угонщик пришел в себя и смог скорее сползти, чем спуститься вниз по стремянке. Старший техник, не переставая, бубнил, что он офицер, а не врач в дурдоме и не нянька в детсаду. Держась одной рукой за антенну РЭБ, чтобы не упасть, Юра уныло слушал, как продолжает материться Панин: