Завещание - Алексей Петрович Зимин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это не похоже на крёстного. – Озадаченно подытожила Олеся.
– Олесь, я не хочу обижать тебя и уж тем более твою семью. Я просто проанализировал ситуацию, исходя из последних событий. Больно уж всё скользко. Не думай, что я пытаюсь уличить кого-то во вранье. Но факт остаётся фактом, мне врут и делают это в открытую. Малость неприятно. Ты и сама заметила сегодня, что все какие-то странные. У всего есть мотивы и причинно-следственная связь, просто нужно понять откуда растут ноги. -Попытался мягко округлить, последнюю тему.
По Олесе стало видно, ей жуть как не нравится происходящее и тот не оспоримый для неё самой факт, что я прав.
ГЛАВА 12. ТОЧКА НЕВОЗВРАТА. КИРИЛЛ
Я пробудился, тяжело дыша. В тишине тёмной комнаты, беззвучно мелькали картинки с телевизора. Старый мужчина в очках, со скрипкой в руках, на английском языке давал интервью японскому каналу World Japan. Я приложил руку к груди и почувствовал, как сердце отбивает лёгкую тахикардию. Думаю, ударов девяносто или девяносто пять. Я нащупал между подушками Олесин телефон, достал и посмотрел время. Три часа ночи, кто бы сомневался. На заставке рабочего стола андроида, помимо часов, стояла моя фотография из контакта, вместо предыдущей картинки с пейзажем. Когда Олеся успела её поменять? Ладно, не важно. В довесок к участившемуся сердцебиению, никуда не пропала непреодолимая жажда. Я аккуратно встал с кровати что бы не потревожить Ангела и подошёл к окну. Глубокая ночь охватила рабочий посёлок, погрузив жителей, от мала до велика, в свои сны. И лишь нарастающий ветер, что пронизывал голые ветки деревьев, так же, как и я, беспокойно шарахался по новорождённым суткам тринадцатого ноября. Ангел заелозила на кровати, в четной попытке нащупать меня рукой, и открыла глаза.
– Прости, я тебя разбудил? – Произнёс я, стоя у подоконника.
– Ты чего не спишь? – Сонно поинтересовалась Олеся.
– Пить захотел. Да и так, после пива, тахикардия небольшая. Ну и всё наверно.
Олеся зевая и потирая лицо ладонями сказала:
– Так всё или наверно?
– Сон неприятный приснился.
Олеся услышав про неприятный сон, резко активизировалась:
– Расскажешь?
– Да. Но для начала мне бы горло смочить. Сходишь со мной за водой? Я могу конечно один, но боюсь в таком случае вернусь только на рассвете. Знаешь, будет как во Властелине Колец. Ждите меня с первым лучом солнца. Я приду на пятый день, с востока.
Олеся хихикнула.
– Хорошо, пойдём Гендальф Белый. – Поправляя тунику, вставая с кровати, сказала Олеся.
Мы вышли из комнаты. На протяжении всего пути, дом прибывал в спокойствие и умиротворении. По всюду мягко горели ночники или специальные панели. В коридорах не души, не шороха, не единого звука. Магия ночи во всём своём великолепии. На кухне тускло подсвечивался гарнитур и массивный, серебристого цвета с распашными дверями, холодильник. Олеся заняла место за шкаф-столом, в центре просторной кухни и в полголоса сказала:
– Вон холодильник, что найдёшь – всё твоё.
Это конечно хорошо, но всё мне не требовалось. Только попавшиеся под руку клубника, фанта и минералка. Лимонад я сразу налил по бокалам, а вот минералочку, оставил на дорожку. Хоть Ангела не мучили сушняки, она с большим удовольствием, осушила стакан и последовав моему примеру, принялась за свежую ягоду.
– Расскажешь сон? – Напомнила девушка.
– Конечно, – одобрил я. – Только сразу предупреждаю, сон не очень приятный.
– Ты ведь на самом деле из-за него проснулся?
– В большей степени да. Мне снилась старая квартира, где я раньше жил с родителями. Сон начался с того, что я стою в коридоре. Вокруг меня тьма, ничего не разглядеть, но при этом я прекрасно ориентируюсь. Вдруг пространство вокруг начинает покрываться светом. Но это явление ограничено небольшим диаметром, за гранью которого до сих пор темнота. Я делаю шаг вперёд и пространство справа начинает оживать, проём ведущий на кухню до какого-то момента отрисовывается. Слышно, как на кухне кто-то возится, лязгает посуда, но мне туда не надо, у меня есть конкретная цель. Я делаю второй шаг, и стена слева обретает цвет. Делаю ещё один, останавливаюсь и вижу свою комнату. Часть не заправленной кровати и гриф старой отцовской гитары. Я прекрасно помню, как самостоятельно пытался научится на ней играть, но в процессе порвал нижнюю струну и в итоге забросил это гиблое дело. И вот наконец зал. Именно сюда, мне нужно было попасть. Я остановился напротив дивана, на котором спали родители. Глянул на настенные часы, время двадцать минут второго. Из мрака, снова покрывший коридор, выходит мама. Бледная, с огромными синяками под уставшими глазами и цианотичными губами. Она запинается, задевая ногой пустую бутылку из-под шампанского, стоящую там с самого дня её рождения. Садится на скрипящий диван и приложив правую руку к сердцу, дрожит, качаясь взад-вперед. Она начинает задыхаться и хватать воздух ртом. Облокачивается на спинку дивана и медленно сползает к подушке. Тело последний раз дёргается и всё, конец. А я стоял напротив, наблюдая, как маска смерти покрывает мамино лицо. Не страха, не горечи, не жалости – лишь чувство глубокого одиночества. Затем присел на корточки и пальцами дотронулся до вытянутой руки, смотря в мёртвые зрачки её мутных глаз. После чего проснулся, – я сильно вздохнул. – Вечером, именно в такой позе я её обнаружил, – проглотив огромный ком стоящий поперёк горла, я сказал. – Почему она не позвонила, не сказала что ей плохо?
Олеся растерянно смотрела на меня, пытаясь подобрать хоть какие-то слова:
– Кирилл, позавчера в Балашове, на кухне, я не всё рассказала. Ты говорил, что поднявшись на этаж, у двери столкнулся со мной, но я вместо тебя, видела Безликого.
После этого, Олеся коротко разложила о встрече с женщиной по имени Ольга. По всему сказанному становилось ясно,