Завещание - Алексей Петрович Зимин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Облокотившись на мраморную поверхность стола, я медленно почёсывал недельную небритость на лице, задумчиво всматриваясь в лопающиеся пузырьки газа в прозрачном стакане, с недопитой Фантой. В итоге стакан сменился кружкой, лимонад – чёрным кофе, а пузырьки – паром, играючи струящимся с поверхности утреннего напитка. Нет, конечно мы не просидели всё время на кухне, дожидаясь запоздалый рассвет мокрой осени. После ночных посиделок, уходили спать, правда глаз сомкнуть не удалось, обнявшись молчали не о чём, потом были якобы разбужены мамой семейства и отправлены на кухню пить кофе, где и обнаружили себя в тех же самых позах, с теми же выражениями лица, что и несколько часов назад.
– Чего такие постные? – Заметил Илья Петрович.
Крёстный вошёл не заметно, совсем без звука, а за ним вкатился Юрий Николаевич. Первый разглядывая наши несъедобные лица, плеснул себе кофейку и не дождавшись ответа, отправился на выход.
– Через пятнадцать минут, чтоб были готовы и стояли перед гаражом.
– Хорошо. – Без особого энтузиазма, равнодушно отреагировала Олеся, даже не поворачиваясь к собеседнику.
Второй крихтя, будто ему не сорок с лишним, а сто сорок с хвостиком, уселся к нам на чашечку горячего, ободряющего кофейка. И нет бы подойти, взять бокал и налить самостоятельно, стал ждать, когда на него обратят внимание служанки Аня и Света. За ночь, лицо Юрия Николаевича приняло красноватый оттенок и нездоровую припухлость. Олесин отец вызывал необъяснимое отвращение. Усугубило неприязнь, то как мужик нагло рассматривал филейную часть работницы. Он не стесняясь дочери, похотливым взглядом вожделел ближнего своего и ближний этот не являлся женой зрелого самца. Олесю это не повергло в шок, от подобной эротики её вид наливался бешеным гневом.
– Ань, ну я долго буду ждать? – Продолжал ворошить жерло вулкана Юрий Николаевич.
– Извините, я вас не заметила, – робко подошла Анна и положила руки на стол. – Что желаете?
– Я желаю…
Олесин папа потянулся к рукам Анны. Не знаю, что меня дёрнуло, но я резким движением, остановил ладонь Юрия Николаевича.
– Анна, можешь идти заниматься своими делами, я сам налью Юрию Николаевичу кофе. – Проговорил я на имени Анна более мягко и на имени Юрий Николаевич более твёрдо, расставляя акцент.
Та сразу отступила назад. Юрий Николаевич не успел отреагировать. Со своего места как фурия вскочила Олеся, стул отлетел в сторону. Она бешено смотрела на отца:
– Пусть сам себе кофе наливает, слишком много чести. – Вспылила девчонка и размахом шарахнула по кружке из которой пила, дёрнула меня за майку и рывком вывела из кухни.
Мы остановились в гардеробе. Олеся не могла успокоиться, её порядком трясло и лихорадило. Она сжимала и разжимала кулаки напрягая пальцы.
– Какая же стыдоба, какая же стыдоба, совсем оборзел. – Причитала девушка.
Я предпочёл не вмешиваться, пусть немного остынет и выбрал правильную тактику. Через пару минут Ангела отпустило:
– Я в норме, в норме, – вытерла глаза девушка. – Так, давай одеваться, а то крёстный ждёт.
– Мне бы для начала майку сменить. – Теперь подключился я.
Олеся посмотрела и немного засмеялась. С той стороны, где Ангел меня дёрнула, майка у рукава пошла по швам, а на животе остались следы от кофе.
– Боже, прости. – Застыдила себя Олеся.
– По крайней мере кофе был свежий. – Разрядил я.
Через несколько минут, мы стояли под открытым небом и ловили макушками голов, капли дождя. Если вчера погода пестрила лучами и давала надежду на хорошее продолжение до конца ноября, то теперь становилось понятно, солнечный день лишь небольшое вкрапление в качестве исключения. Сезон дождей не собирался заканчиваться, вплоть до матушки зимы. Нас собралось четверо. Анастасия Петровна, крёстный, Олеся и я. Только сев в машину нам огласили, куда двигается экипаж. Оказывается, наш путь лежал на местное кладбище, где покоится Клавдия Семёновна. Мы с Олесей смутились спонтанной поездке к последнему пристанищу бабушки, но вдаваться в подробности не стали, тем более что мне стоило посетить её могилу пусть и сейчас.
Машина вылезла со двора, выскочила на Калинина и начала ход по рабочему посёлку. Дворники периодически сгребали накопившеюся влагу на лобовом стекле, женщины с собачкой пересекали дорогу, встречка моргнула фарами и посигналила, трое мужиков тягали с места заглохшую «Девятку», а товарищ на велосипеде пытался удержать руль и не свалиться в грязь на обочине. Мимо пролетела скорая на лихом форсаже, завернув на Народный переулок.
– Здесь есть скорая? – Недоумённо спросил я, не ожидая такой прыти от посёлка.
– Конечно. И не только скорая. У нас и больница своя имеется, довольно неплохая. – Поддержала разговор Анастасия Петровна.
– Не дурно.
– Ты думал хуже будет?
– Намного.
– Романовка считается райцентром, поэтому здесь есть всё по чуть-чуть.
Автомобиль плавно набирал ход, заходя в небольшую горку.
– Надо было вам раньше сказать, что на кладбище поедем, я хоть бы цветы купил.
– Не волнуйся, мы обо всём позаботились, – не отвлекаясь от маршрута произнёс крёстный. – В багажнике лежит два букета, один ты положишь, другой Леська.
– Чего мы сегодня попёрлись? – Небрежно спросила Ангел.
Несколько секунд вопрос оставался открытым. Илья Петрович кашлянул.
– Дальше некогда будет.
– Намечается что-то фееричное?
На этот вопрос, ни крёстный ни Олесена мама отвечать не стали, дружно проигнорировали, будто ничего не слышали. Илья Петрович уходя от ответа, настроил волну «Дорожного радио», где после проигрыша, продолжился третий куплет песни «Ты не один». Хит старенькой, но проверенной временем группы «ДДТ». На моменте где поётся «…нам мерещится дым, ты уехал за счастьем, вернулся просто седым…», Илья Петрович громко вздохнул. И вздохнул, не как личность, убегающая от ответа или семьянин, хранящий тайны клана, или работяга тянущий лямку за тех, кого приручил. А как человек, который однажды сел в машину, включил радио и услышал слова любимой, но давно забытой песни. И для себя осознал простую и страшную истину – он дико устал, и устал до такой степени, что не в силах вспомнить название этой самой песни.
Проехав мимо вывески «РИТУАЛЬНОЕ АГЕНСТВО. ПАМЯТЬ», Илья Петрович припарковался, достал цветы и жестом указал на вход: «Мол пойдёмте». Одна ставня ворот немного дребезжала, издавая скрипучий, монотонный звук, к нему добавлялся не стихающий, ледяной сквозняк, сошедший с громового поднебесья. Анастасия Петровна остановилась, перекрестилась и прошла вглубь, за ней устремилась Олеся, стараясь не отставать от мамы и смотреть ей в спину не оглядываясь по сторонам. Обычная картина Российских кладбищ. Железные оградки, да деревянные лавочки, скошенные, сваренные из труб кресты, выкрашенные белой краской. Выцветшие от времени и погоды венки с надписью: «Любимому папе», «Спи спокойно, доченька Ирина. Память о тебе всегда жива», «Спасибо
