Кровавая королева - Сьюзен Кинг

— Но как ты справляешься с этим… убивая из раза в раз?

— Забудь об этом. — Он взял меня за руку. — Принимай все как есть. Я рад, что ты такая сильная. — И, окликнув своих людей, поскакал прочь.

Я вернулась к сыну, который сразу же протянул ко мне руки, и мы снова двинулись в путь. За нами люди Макбета вели захваченных пленников. В следующей же долине мы передали их местному тану, но позднее узнали, что от них ничего не удалось добиться. Двое умерли от полученных ран, а остальные отказались отвечать на вопросы, не раскаялись и были повешены.

Вскоре после схватки мы подъехали к небольшой часовне, и я исповедалась у местного священника. Когда я прошептала, что убила человека, защищая себя и своего сына, он, махнув рукой, отпустил мне грех и произнес всего несколько молитв. Похоже, моя исповедь не произвела на него никакого впечатления, и я осталась в недоумении, как вера и насилие могут сосуществовать в одном человеке.

С первыми осенними холодами мы вернулись в Элгин. Листва на деревьях уже пожелтела, вереск на склонах гор стал розовым, а в чистом небе парили дикие ястребы. Со времени жизни в Абернете я не испытывала такого облегчения и такой радости от возвращения домой.

Я поклялась больше никогда не путешествовать. И Макбет рассмеялся:

— Жене мормаера будет нелегко сдержать такую клятву, а нарушать клятвы — большой грех. Хотя маленькие грешки вполне допустимы время от времени, — добавил он.

Через несколько недель, когда Макбет переходил вброд речку, его лошадь поскользнулась, и он упал. Найелл прискакал в крепость с этим известием, и я настояла на том, чтобы вместе с ним вернуться к Макбету, который лежал в доме своего вассала в нескольких милях от нас. Биток отправилась вместе со мной, и мы в сопровождении небольшой охраны двинулись в путь, ибо для гэла даже десять лиг не является большим расстоянием.

Войдя в крытую соломой хижину, я поприветствовала хозяйку и начала вглядываться в дымное пространство, тускло освещаемое очагом. Макбет сидел у стола, положив руку на подушку. Рядом стояла Катриона.

У меня перехватило дыхание. Биток за моей спиной словно окаменела. Макбет поднял руку и молча поприветствовал нас. Голова у него была перевязана, глаз затек. Я сделала шаг вперед.

— Все в порядке, — промолвил он, прежде чем я успела открыть рот. Несмотря на усталость и боль, он по-прежнему говорил властным голосом. Катриона не шевельнулась. Я не смотрела на нее, хотя прекрасно помнила тот день, когда выпустила стрелу в дверь ее дома.

— Как это произошло? — спросила я. Макбет ответил, что лошадь поскользнулась на заледеневшем камне. Он больше тревожился о лошади, чем о себе, но с той все было в порядке.

— Госпожа Грюада, с твоим мужем все будет хорошо, — учтиво промолвила Катриона.

Я кивнула, понимая, что необходимо соблюдать приличия, хотя больше всего мне хотелось выгнать Катриону из дома.

— Я привела с собой Биток и не ожидала увидеть здесь… кого-то еще.

— Гирик привез Катриону, — пояснил Макбет. — Она была поблизости.

— Я помогала женщине, недавно родившей ребенка, — сложив на груди руки и высоко подняв голову, добавила Катриона. Я не могла догадаться, о чем она думает, ибо ей были присущи врожденное благородство и невозмутимость. Конечно, Макбет мог быть у нее в гостях, ибо она жила неподалеку. Я не знала, продолжали ли они встречаться, хотя Макбет обещал мне, что это больше не повторится.

— Что с тобой? — спросила я его.

— Сломанное ребро и несколько ссадин, — он махнул рукой. — Все заживет.

— Ну так оставь этих добрых людей и поехали в Элгин, — сказала я. — Ты можешь ехать верхом?

— Да, — ответил он. — Можешь поехать на моей лошади, если считаешь, что я нуждаюсь в няньке.

— Я пришла сюда пешком и вернусь пешком обратно. Я пока не могу ездить верхом, — кровь стучала у меня в ушах, и я, не раздумывая, выпалила: — Я жду ребенка.

Я совершенно не собиралась сообщать об этом, но мне надо было заявить о своих правах. Макбет онемел. Уже догадывающаяся обо всем Биток тоже молчала.

— Поздравляю тебя, госпожа, — улыбнулась Катриона.

Макбет схватил меня за руку, сжал пальцы и встал, отказавшись от посторонней помощи. Мы поблагодарили фермера и его жену и вышли на улицу — вначале я с Биток, а затем Катриона, которую Ангус обещал проводить до дому.

— Госпожа Грюада, — промолвила она, приближаясь ко мне, — твое известие очень меня обрадовало. И если тебе понадобится моя помощь…

— Благодарю тебя. Биток будет моей повитухой, — ответила я.

— Она слишком юна, — промолвила Катриона с таким видом, словно не видела стоявшую рядом Биток. — Сможет ли она принять сложные роды, такие как были у тебя в прошлый раз?

— Меня хорошо учили, — ответила Биток.

— Если тебе потребуются травы, настойки или совет, тут же посылай за мной, — повернулась к ней Катриона. — И я сразу приеду в любой час дня и ночи.

— Зачем тебе это надо? — подозрительно спросила я.

— Я знаю, твой муж хочет, чтобы ты родила ему сына, — ответила она.

— А-а, — откликнулась я и отвернулась, закусив губу, чтобы сдержать колкость. Через несколько мгновений появился Ангус, и она уехала. И похоже, раскол между нами стал еще сильнее, чем прежде.

В течение нескольких дней Макбет оставался дома, а я следила за тем, чтобы ему накладывали тугие повязки, хотя он жаловался на то, что не может из-за них дышать и ездить верхом.

— Я буду ухаживать за тобой, как за стариком, и веди себя, как старик, — говорила я.

Он улыбался. Я знала, что моя новость его несказанно обрадовала, но не могла избавиться от ощущения, что нас ждет беда. И это предчувствие постепенно начало передаваться всем окружающим.

Мне снилось, что я плыву на лодке и гребу веслами. Вдали показалась длинная военная ладья с раздутыми парусами. На носу ее стоял Макбет. А рядом с ним — два прекрасных юноши. Они плыли на запад в лучах заходящего солнца, и ветер отдувал назад их золотистые волосы. У всех у них были одинаковые сильные, отчетливые профили. И во сне я знала — это наши сыновья. Как ни странно, Лулаха среди них не было.

Я закричала и начала грести быстрее, но догнать их мне не удавалось. Макбет бросил мне длинную веревку, и я схватила ее, чтобы привязать к своей лодке, но узел развязался, и пенька заскользила по воде. Когда я подняла голову, ладья уже исчезала в красном свете заходящего солнца. Я открыла глаза и поняла, что меня окружает тьма.

Наступил канун Дня Всех Святых, или Самхайн, как его называют гэлы. В это время прозрачная преграда, отделяющая этот мир от следующего, истончается, как водная оболочка плода. Духи проникают из одного мира в другой и подшучивают над людьми. Самхайн особенно благоприятен для гаданий, ибо царящая в это время атмосфера усиливает значение пророчеств и снов. Может, именно поэтому мой сон о Макбете и наших сыновьях, уплывающих на ладье, показался мне таким ярким и пугающим.

Когда стемнело, Биток, Элла и еще несколько человек из Элгина собрались посмотреть на веселье — в эту ночь жгут костры, и молодые люди перебегают от дома к дому, из деревни в деревню, разыгрывая соседей, исполняя песни и заговоры, чтобы отпугнуть злых духов. Я решила пойти вместе с ними, так как Макбет опять отправился объезжать территории, а мне надо было развеяться, к тому же я хотела насладиться свободой, так как, куда бы я ни отправлялась, повсюду меня сопровождали телохранители.

Мы пешком спустились в долину. Мимо нас прошествовала компания мальчишек, которые вели мула и распевали песни под перезвон маленьких бронзовых колокольчиков. Они были облачены в черные плащи, а лица у всех раскрашены. При виде нас они сообщили, что самые вкусные сладости раздают в дальнем конце долины в доме кузнеца. Мы рассмеялись, так как знали, что испекла их Лилиас, молодая жена Фионна. А раз слухи о ее восхитительных сластях так широко распространились, скорей всего ей придется работать всю ночь, чтобы ублажать бродячих духов.

Биток и Элла потащили меня дальше, ибо им не терпелось добраться до дома ткача, где в эту ночь должны были предсказывать будущее. Элла прихватила из Элгина корзину с орехами и яблоками, так как считалось, что именно эти фрукты предпочитают духи. Дом ткача был виден издалека — так его освещали масляные лампы и яркий огонь, горевший в очаге. Мы вошли внутрь, а телохранители остались во дворе.

Узнав меня, жена ткача поднесла нам чаши с элем, а мы отдали ей нашу корзину. Дом был полон гостей. В основном это были девушки и женщины, которые также поприветствовали меня. Кое-кого из них я тоже знала по именам. Нас провели ближе к очагу, и ткачиха усадила нас за сосновый стол, на котором стояли подносы с лепешками и фруктами, а также кувшины с элем. У очага стояла высокая сгорбленная старуха в темном платке.