Кровавая королева - Сьюзен Кинг

Вечером я остановилась на вершине холма, чтобы полюбоваться заходящим солнцем, которое золотисто-красным пламенем полыхало между холмами, уходящими в бесконечность, и весь этот вид отражался в длинном темном озере.

— О Боже, как прекрасно! — выдохнула я, когда ко мне подошел Макбет.

— Несравненная красота, — кивнул он. — Это озеро называется Несс, и мы поедем вдоль него на запад. Вот, это тебе, — добавил он, доставая из набедренной сумки длинные кожаные ножны.

Я с удивлением вынула из них тонкий кинжал, называемый по-гэльски биодагом или сгианом. Он был выкован из блестящей стали и заканчивался тонким, как игла, острием; костяная рукоять выкрашена в черный цвет — незамысловатое и опасное оружие. Я повертела его в руках, оценивая вес и сбалансированность, как меня учил Фергюс, и посмотрела на Макбета.

— Эти земли действительно прекрасны, но они таят угрозу, — ответил он. — Держи это при себе.

Я сунула кинжал за пояс. А Макбет поскакал вперед, оставив мне и моим женщинам часть своей свиты. Мы ехали под небом лавандового цвета, ибо летом в горах редко сгущается тьма.

— Говорят, в этом озере обитает морское чудовище, — сообщил нам Гирик, и мы, выгнув шеи, попытались заглянуть в темные колеблющиеся воды. — Говорят, сам святой Колумба встретил эту тварь, когда пересекал озеро на лодке. Она поднялась из воды, чтобы сожрать его вместе со спутником, молодым монахом. — Гирик перекрестился, а Элла вскрикнула и прижала руку к губам.

Втайне я мечтала увидеть этого морского дракона, но по поверхности воды скользили лишь утки. На ночь мы остановились в скромном жилище тана и поужинали рыбок с овсяными лепешками, ибо это была пятница, и, согласно нашему вероучению, мяса в этот день есть нельзя. На следующий день мы двинулись вдоль вереницы рек и озер в сторону Аргила, где жила родня моей матери. И хотя мы не пересекали границы Морея, слухи о нашем караване быстро распространились, и навстречу нам выехали мои родственники, включая мормаера Аргилла.

Я с детства не видела родственников своей матери, и все же их лица были знакомыми, похожими на лицо матери и мое собственное. К тому же у всех у нас волосы одинакового цвета — медь с бронзой. Я почувствовала, как у меня снова сжалось сердце от тоски по Эльсе и Боде. Моя родня отправилась совещаться с Макбетом, и их беседа настолько затянулась, что я вместе с Лулахом и женщинами отправилась спать. Все мы, измученные длительным путешествием, улеглись в одну кровать и заснули.

Моя аргильская родня пообещала Макбету три тысячи человек в случае необходимости, и мы простились с ними. Прохладным утром мы собрались на мессу в скромную церковку с крытой соломой крышей, где могло уместиться не более дюжины прихожан. Все остальные наши спутники и местные жители столпились у дверей, чтобы прослушать литургию, которую священник произнес сначала по-гэльски, а затем на латыни. Как и в большинстве северных приходов, паства придерживалась здесь кельтского вероучения. Была суббота, гэльский шабат, и после службы многие вернулись к своим ежедневным занятиям — сюда не дотягивался указующий перст Римской церкви, и люди могли жить, как им нравится.

Макбет оставил приходу серебряную чашу и несколько монет, и священник пообещал целый год молиться за спасение его души. Но мой муж пожелал, чтобы тот молился за Морей и всю Шотландию.

Наконец, мы повернули на восток и двинулись домой в Элгин.

Глава 21

Через несколько дней, когда мы ехали через холмы к дому, со стороны нашего авангарда донеслись крики. Глинистая дорога была настолько узкой, что мы разделились на две группы с большим количеством охраны для каждой. При первых звуках тревоги Макбет на своем кауром коне ринулся вперед, распорядившись, чтобы его воины последовали за ним. Когда мимо меня пронеслась вся эта кавалькада, я принялась в ужасе оглядываться по сторонам. Мой маленький сын, спавший в корзинке, ехал вместе с Эллой в двухколесной повозке в окружении пеших и конных слуг. И я, развернув свою белую Солюс, поскакала к ним.

— Назад! Назад! — закричал Гирик, пытаясь преградить мне путь. Он уже вытащил из ножен меч, ибо из-за деревьев высыпали люди, пытающиеся окружить наш обоз.

Вид их был ужасен. Они походили на грабителей или разбойников. Они были вооружены пиками, топорами, мечами и круглыми щитами и облачены в рубахи и клетчатые плащи вроде тех, что носят урожденные гэлы в отдаленных областях. С криками и воплями они неслись по склону навстречу нам, когда воины Макбета вступили с ними в схватку. Зазвенела сталь, лошади начали оседать на задние ноги, всадники соскакивали на землю. До меня донесся плач Лулаха, и сердце у меня сжалось. Мне не терпелось добраться до его повозки, я вновь развернула Солюс, и в этот момент на меня набросились двое. Гирик с разворота ранил одного из нападавших в плечо, а другой схватил меня за юбки и, стащив с лошади, поволок к лесу. Солюс отошла в сторону, а я принялась брыкаться и изгибаться, но высвободиться мне не удавалось. Мы уже почти достигли полосы деревьев, расположенной вдоль дороги, когда я выхватила кинжал и нанесла ему удар в бедро. Он взвыл, изогнулся и бросился на меня, но я успела выставить кинжал острием вверх.

Кровь хлынула фонтаном, а потом его хватка ослабла, и я высвободилась. Он свалился на землю, рот у него раскрылся, а карие глаза померкли. «О Боже!» — Только в этот момент я поняла, что убила человека. На четвереньках я поползла обратно сквозь месиво схватки к повозке, где находился мой сын. А когда какой-то всадник схватил меня за руку, я закричала и начала отбиваться.

— Это я, — прорычал Гирик, — вставай! — Он подхватил меня, усадил сзади на свою лошадь и поскакал к повозке. Я вложила кинжал в ножны и запрыгнула в маленькую повозку рядом с Эллой, которая своим телом прикрывала корзинку с Лулахом. Стража Макбета окружила нас со всех сторон, так как вокруг по-прежнему кипел бой. Только тут я поняла, что разбойники пытаются прорваться к нашей повозке, которую охраняли телохранители. Мой сын жалобно плакал, и я взяла его на руки и обняла Эллу.

Наконец, крики и звон оружия начали затихать, и я подняла голову. Первый, кого я увидела, был Макбет — он медленно приближался к нам, ведя коня на поводу, в руке он все еще сжимал кинжал. Я всхлипнула от счастья, что он жив. Я передала сына Элле, вылезла из повозки и бросилась ему навстречу. Один из наших людей держал за уздечку Солюс — она тоже была невредима. Я подобрала юбки и побежала к мужу.

— Ру, — промолвил Макбет, когда я приблизилась. Он передал поводья человеку, державшему Солюс, и схватил меня за руку. — Хвала небесам. А ребенок?

— В безопасности. Кто-нибудь пострадал? Ангус и Биток ехали впереди…

— Все в порядке. Она сейчас занимается ранеными. А как ты?

— Твои люди ожесточенно сражались вокруг нас. Меня чуть не утащили, но у меня был подаренный тобой сгиан, и я освободилась. — Тем временем воины уносили трупы в лес и связывали руки раненым налетчикам.

— Мы захватили пятерых, — сказал Макбет. — Остальные скрылись в холмах.

— Кто это?

Он оглянулся — наши воины сноровисто наводили порядок в обозе, и я мысленно благословила их.

— Мы узнаем это, когда допросим их. Учитывая, что мы находимся на границе с Атоллом, вполне возможно, что разбойники пришли оттуда.

— Их послал Крайнен? Но зачем?

— Род Боде все еще не истреблен, — мрачно объяснил Макбет, глядя на меня сверху вниз.

У меня перехватило дыхание:

— Может, их послал Малькольм?

— Какая разница — король, Крайнен или Дункан? Все они хотят прервать род Боде. Но с тобой все в порядке, и я не дам вас с Лулахом в обиду, — добавил он.

Я молча осматривала ущерб, нанесенный нашему каравану. Мужчины чинили опрокинутую повозку и складывали в нее разбросанные пожитки, в другой сидела Элла с Лулахом, который уже успокоился и теперь тоже оглядывался по сторонам.

— Он еще мал, чтобы видеть это, — сказала я.

— Ты не сможешь спрятать своего сына от мира, в котором он будет жить.

Я кивнула:

— Я убила человека.

— Да? — Он вздохнул. — Я тоже. Двоих. Нет, троих.

— Это ужасно, — сказала я, вспоминая удар, скрежет лезвия по кости и последовавший за этим фонтан крови.

— Да, — устало согласился он.

— Мне необходимо исповедаться, чтобы на меня наложили епитимью. Нам надо найти священника, чтобы он очистил наши души после того, что мы сегодня совершили. — Я внезапно осознала, что было мною совершено, и губы у меня задрожали. Я отчаянно нуждалась в отпущении греха и не потому, что он пугал меня, а из-за того, что меня мучило раскаяние.

— Тебе не нужны ни священник, ни епитимья. Прости себя сама и забудь. Во время битвы, когда тебя хотят убить, нет места для покаяния. Убийство во время сражения совершается ради самозащиты, и это признает даже церковь. Иначе среди воинов и военачальников вообще не было бы верующих.