Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 3 - Александр Дмитриевич Григорьев

да стольнекиевьской:

«Да не пустым ле ты, Сухмантьюшко, фсё хвастаёш?

70. Да не пустым ли, Сухмантьюшко, похвалеиссе?»

Посадил-то Сухмантья да ф тёмны подгребы;

Сам посылал-то Добрынюшку Мекитица,

Посылал-то Добрыню да ко Непры-реки

Да ко Непры-то реки да попроведати.

75. Поежжал-то тут Добрынюшка Никитичь же.

Приежжал-то Добрыня да ко Непры-реки, —

Он увидял дубинушку цежолую...

Лёжат-то тотаровья поганыя,

Их не мало, не много — да сорок тысицэй.

80. Он приехал ко князю да ко Владимеру:

«Уш ты батюшко Владимер да стольнекиевской!

Не пустым-то Сухмантьюшко веть хвастаёт,

Не пустым-то Сухмантей да похвалеицсэ;

Как у матушки да у Непры-реки

85. Да лёжит-то дубинушка цежолая,

Да лёжат-то тотаровья поганыя,

Да не мало, не много, да сорок тысицэй!»

Выпускал-то он Сухмантя да Одихмантьевичя,

Он дарыл-то ёму много да злата-серебра.

90. Да говорыл ёму Сухмантей да Одихмантьевичь:

«Мне не надобно твоё злато-серебро, —

Уш на приезди-то гостя не уцёстовали,

На поезди-то гостя да не уцёстовать!»

Он фтыкнул копьё да в мать сыру-землю,

95. Он порол у сибя да груди белыя,

Ишше сам проговорыл да таковы слова:

97. «Протеки от моей крови горюцэй да фсё Сухмант-река!»

333. Потык

(См. напев № 21)

Поежжал-то Потык Михайлушко да сын Ивановиц

Да во Орду, в землю да он неверную.

Да садилса Михайлушко дак на добра коня.

Да не видели поески да богатырьское;

5. Только видели: в цистом поли курева стоит,

Курева-то стоит, да дым столбом валит.

Не путём-то он ехал да не дорогою, —

Да церес те же он стены да городовыя,

Да церес те же он веть башонки наюгольния;

10. Да приехал в Орду-землю неверную.

Да он бил-топтал Орду-землю неверную;

Он красно-то золото катил телегами,

Он красных-то девушок табунами;

Он выбрал сибе в замужесьво Марью-королевисьню.

15. Он привёс-то ко князю да ко Владимеру,

Да весёлым они пирком да они свадёпкой.

Да и матушка кнегина да была сватьей же.

Они клали-то заповедь великую:

«Да которой умрёт, другому жыфком лекци!»

20. Уш тут выслушала Опраксия-королевисьня.

Поежжат-то Потык Михайлушко да сын Ивановиц

Он на вёшны на тихи да он на заводи

Он стрелет-то гусей-лебедей да перелетных серых утоцёк.

Да уехал тут Потык Михайлушко сын Ивановиц

25. Он на вёшны на тихи да он на заводи.

Тут егова Марья-королевисьня приставилась.

Настрелял он гусей-лебедей да перелетных серых утицэй,

Да приежжал он с вёшной со тихой да он со заводи.

Да стрецят ёго Опраксея-королевисьня:

30. «Уш ты ой Потык Михайлушко да сын Ивановиц!

Да приставилась Марья твоя да королевисьня;

Уш я цюла же у вас, да клали вы заповедь великую:

“Да который помрёт, другому жыфком лекцы”».

Ходил-то Михайлушко во кузницю;

35. Он ковал-то веть прутьё железно же:

Да и три-то он прута да ишше железных же,

Да и три-то ишше прута да оловянных же,

Да и три-то ишше прута да он веть медных же.

Да выкапывали Михайлушку тёмной подгрёп

40. Да и сорок-то сажон да в шырыну же веть,

Ише сорок-то сажон да в долину же веть.

Звали попа-та, оцця духовного;

Зарывали тут Потыка Михайлушка сына Ивановица

Со своей же со Марьей да королевисьней

45. Да песком-то хрящом ёго засыпали,

Завалили каменьём да ишше серым же

Да заклали-то плитьём ёго железным же.

Да и тут-то Михайлушку славы поют:

«Не бывать-то Михайлушку да на белом свету,

50. Не видать-то Михайлушку да свету белого!»

Потухла зоря-та да как вецерьня же, —

Да соскакивали з гробници обруци железны же,

Выставала тут Марья-королевисьня.

Да на ту пору Михайлушко ухватциф был;

55. Он светил-то свещи да воскуяровы,

О(н) брал шемьци-ти[39] да фсё калёны же,

Ей захватывал в шемьци-ти да фсё калёны же,

Он сек-то ей прутьём-то железным же,

Он сек-то, обломал фсё до рук прутьё.

60. Уш стала зоря-та веть как утрянна, —

Ишше пала тут Марья да во гробницу же,

Тут наскакивали обруци железны же.

Ишше стала потухать да зоря вецерьня же, —

Да соскакивали ёбруци железны же,

65. Выставала тут Марья да из гробницы же.

Да на ту пору Михайлушко ухватциф был;

Да светил-то он свещи да воскуяровы,

Да и брал-то шемьци-ти да он калёны же,

Он захватывал Марью да королевисьню,

70. Да и сек-то он прутьём да оловянным же,

Он до рук-то фсё прутьё да обломал же веть.

Ише стала зоря-та да уш как утрянна, —

Уш тут пала Марья да во гробницу тут,

Да наскакивали обруци железны же.

75. Потухала зоря-та да как вецерьня же, —

Выставала тут Марья да из гробницы-то,

Да соскакивали обруци железны же.

Да на ту пору Михайлушко ухватциф был;

Да светил он тут свешши да воскуяровы,

80. Да и брал-то шемьци-ти да он калёны же,

Да захватывал свою Марью да королевисьню

Да и сек-то ей веть прутьём медным же,

Да обломал-то он да до рук же фсё.

Да и тут-то да ёму Марья да змолиласе:

85. «Некогда больше не буду да так веть делать же!»

Заревел-то тут Михайлушко да по-звериному,

Зашипел-то Михайлушко да по-змеиному,

Засвисте(л)-то Михайлушко по-соловьиному.

Да уцюли тут малы-ти ребята же,

90. Що ревёт-то тут Потык Михайлушко да сын Ивановиц.

Побежали они ко князю да ко Владимеру:

«Там ревёт-то ф тёмном подгребы Потык Михайлушко да сын Ивановиц!..»

Пошол же княсь Владимер к попу, оццю духовному.

Выпускали Михайлушка ис тёмна подгреба;

95. Ише прозвали «Марья Безсмёртна же!»

Тут задумал Михайлушко ехать на тихи на вёшны да он на заводи

Он стрелеть-то гусей-лебедей да перелетных серых утоцёк.

Он уехал на вёшны на тихи