Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 3 - Александр Дмитриевич Григорьев

серых-де волка да два как выжлога*.

Уш как тут же Олёша приужакнулсэ:

70. Повёрнул-де коня да фсё <в> обратной путь

Да поехал Олёшенька г белу шатру.

Подъежжаёт Олёшенька близёшенько,

Да соскакивал с коня да он скорешенько,

Да идёт-де Олёша да ф тонкой бел шатёр.

75. Говорил-де Олёша таково слово:

«Уш вы ой еси, братья фсё крестовыя!

Уш едёт молодець — да не моя чета,

Не моя где чета да не моя верста!

Наежжал я удала да доброго молоцца;

80. Уш как едёт молодец да розговарыват:

“А юш-ле еду молодец да ф крашен Киев-град;

Юш я Божьи-ти церкви да фсе под дым спушшу,

А святы Божьи иконы да копьём выколю;

Уш я князя Владимера жыфком зглону,

85. А Опраксею-кнегину да за себя взамуш;

У богатырей головушки повырублю,

А головушки на копьица повысажу!”»

Сомутились у старого оци ясныя,

Росходилисьу старого ручьки белыя,

90. Загорела во старом да тут горяча крофь,

Зашипело во старом да ретиво серцо.

Как скорешенько старой да тут срежаицсэ:

И надевал-ле он латы фсе кольцюжныя,

Уш брал-ле доспехи молодецкия,

95. Удевал-ле он шляпу фсё-ле греческу;

Выходил-де старой из бела шатра,

Он свистел-де коня да ис чиста поля.

Уш как конь его бежыт, — да мать земля дрожыт,

Уш как лесы-ти тёмны пригибаюцсэ,

100. Как в озёрах вода да колыбаицсэ.

Он уздал-ле, седлал да коня доброго.

Он накладывал седёлышко черкальскоё,

Он застегивал двенаццать потпруг шолковых

А того же нынь шолку полубелого,

105. А тринаццату потпругу — черес хребётну кос<т>ь.

Уш как сам седёлышку приговарывал:

«Уш не для-ради басы, а ради крепости,

Уш как ради опору молодецкого, —

Не оставил бы конь да во чистом поли,

110. Не пришлось бы молоццу да мне пешком брести!»

Столько видели, старой как ф стремяна ступил,

А не видели, старой как на коня скочил;

А не видели поески молодечькое,

Только видели: во поли курева стоит,

115. Курева где стоит, да дым столбом валит.

Да поехал старой да по чисту полю,

Наежжал-ле удала доброго молоца;

Закричал-де старой да по-звериному,

Зарычал-де старой да по-туриному,

120. Засвистел-де старой да по-соловьиному.

Уш как тут же молодец да приужакнулсэ,

Повернул-де коня да фсё обратной путь.

Говорил-де молодечь да таково слово:

«Ты лети-тко от меня, да млад есён сокол;

125. Вы лети-тко[46] от меня, да фсё белой кречат;

Вы бежите от меня, да два серых волка,

Два серых вас волка да два как выжлога!»

А уш как съехались они да на чистом поли,

На чистом где поли да добры молоццы.

130. Уш как первой рас<з> съехались саблеми вострыма, —

А от рук их руковятки загорелисе,

По насадоцькам сабельки свёрнулисе.

Во фторой они рас съехались копьеми вострыма, —

И от рук руковятки да загорелисе,

135. По насадоцькам копьиця свернулисе.

Соскочили удалы да со добрых коней,

Уш как бьюцсе-деруцсэ да трои суточки,

По колен они в землю ю<у>топталисе.

По Сокольничкову нонь было по счасьицу,

140. Уш по старому было да по злочесьицу

Окользила у старого ручька правая,

Окатилась у старого ношка левая,

Уш как пал-де старой на сыру землю.

Да скочил-де Сокольник на белы груди;

145. Он ростегивал латы фсе кольцюжныя,

Вынимал он цинжалишшо, булатной нош:

Уш как хочот пороть да груди белыя,

Уш он хочот смотреть да ретиво серцо.

А уш как тут же старой да фсё возмолилсэ:

150. «Уш ты Спас, ты Спас да Многомилос(ти)в,

Присвятая Мати Божья, Богородица!

А-й как сказали-ле: старому смертъ не писана,

Как не писана смерть на чистом поли!»

Уш как тут у старого да силы прибыло;

155. Да скоцил-де старой да на резвы ноги,

Он кинал-ле Сокольничка на сыру землю,

Он ростегивал латы фсё кольцюжныя;

Он и хочот пороть да груди белыя,

Он и хочот смотреть да ретиво серцо.

160. Уш увидял-де на груди ноне чуден крест,

Ой как чюден-ле крест да его собственной,

Уш как стал-ле молоцца да фсё выспрашивать:

«Ты откуда, молодець, да куда едёш?

А-й ты коей же земли да коего царя?

165. Да которого оцца, которой матери?»

Уш как тут же молодець да отвечат ему:

«Уш я был же у тя да на белых грудях, —

Я не спрашивал не имени, не вотчины,

Я не спрашивал отечества-молодечества:

170. Я порол бы у тя да фсё белы груди,

Я смотрел бы у тя да ретиво серцо!»

Уш как спрашивал старой да во фторой након.

Уш как спрашивал старой да во третей након.

А-й говорил-де удалой да таково слово:

175. «От т(о)го же я моря да моря синёго,

От того же от камешка от Ла́т(ы)ря,

А я от той же от дефки от Златыгорки;

А-й м<н>е по имени зовут да фсё Сокольницёк;

Уш мне же Сокольницьку двенаццать лет!..»

180. Поднимал-де старой да за белы руки,

Целовал-де его в уста сахарныя

А-й называл-ле его да фсё — «любимой сын»:

«Уш ты ой еси, Сокольницёк-наезницёк!

Поежжай-ко, Сокольницёк, в обратной путь;

185. Уш-ле ты же, Сокольник, малой юныша;

Пожыви-тко, Сокольницёк, у маменьки,

Ты поеш-ко кашы фсё пшенисьние!»

Уш-ле тут-ле удалы прирозъехались.

Да поехал Сокольницёк в обратной путь,

190. Уш ехал Сокольник во свою землю

Уш как к той же нонь маменьки родимое.

Подъежжат-ле Сокольницёк пот<д> свой город,

Подъежжат-де Сокольник ко свою крыльцу.

Увидала-ле маменька родимая,

195. Выходила стречать да тут Сокольничка.

Подават он копьё да не тупым коньцём —

Подават-ле копьё да фсё веть матери,

Подават он коньцём да фсё вострым концом.

Уш-ле тут же нонь матери славы поют...

200. А-й повернул-де коня